Все главы первой части читайте на моем канале
https://zen.yandex.com/1ijeni1
...
Ворота цыганского дома увили гирляндами цветов — и луговых, и садовых, вперемежку. Запахи трав густо плыли по улице, смешиваясь с ароматом жареного мяса и пряностей.
Открытые настежь ворота перегородили длинной лавкой, покрашенной золотой краской, по ней скакали цыганчата, умытые, наряженные в алые рубашечки, черные жилетики и атласные шта-
ны. Правда все были босыми и деревенская вездесущая пыль въелась в маленькие смуглые ножки черными и серыми разводами. Но, несмотря на это, блестящие черные угольки- глазки и ку-
черяшки над смуглыми румяными мордочками, делали мальчишек похожими на куклят. Девочки же, в длинных разноцветных юбках и шелковых кофточках, все с распущенными волосами, украшенными цветами, с рядами монист на тонких шейках выглядели более взрослыми, стояли поодаль, перехихикиваясь, прыская в тёмные ладошки и слегка жеманясь.
Аля просто впитывала в себя эту красоту, она в первый раз видела цыганский двор таким. Обычно эта, осевшая в деревне семья, не совала в нос сельчанам свои привычки, они жили затаенно и скромно, Сашка напряженно всматривался внутрь двора, он был похож на деревянную статую, держал спину прямо, руки по швам. Бледность стала особенно заметной, на фоне побелевшей кожи синие глаза казались фиолетовыми. Аля резко дернула его за руку, ей показалось, что он сейчас упадет в обморок.
— Хватит дурить. Я тебе говорила, Райка всегда была не по зубам никому из вас, хоть вы все тут и казаки необыкновенные. Цыганкой была, цыганкой и останется, в какие одежки ее не ряди. Хоть профессором медицинских наук станет, а все равно, ночь позовет, так в ночь и уйдет. Цыганская кровь, не водица. А ты болван! Тыщу раз просила, обрати внимание на Тоньку. Самая красивая ведь девка в селе. Глаза уже об тебя все стесала.
Сашка вроде вынырнул из омута, как-то ошарашенно посмотрел на Алю, но быстро пришел в себя.
— Мне ты нравишься! Что мне Тонька! Ты — самая красивая. Замуж за меня пойдешь?
— Дурак!
Аля действительно разозлилась, выдернула руку из холодной здоровенной Сашкиной лапы и пошла к воротам.
У ворот веселая толчея односельчан закружила её в небольшом водовороте. Оказалось, что пригласили из села не только их с Сашкой. Видимо, цыганской семье, жившей в деревне уже не так просто, было соблюдать свои устои, слишком тесна была совхозная жизнь. А-ля увидела и учителя школы, и бухгалтершу, и продавщицу сельпо. И даже председательский уазик стоял в стороне, под кленом у палисадника. Кто-то схватил Алю сзади за плечо, она обернулась. Молодая сноха старшего цыгана, рус-ская, приехавшая откуда -то издалека, белокожая и светловолосая, в парчовом платке, туго стягивавшем белокурые косы, смеялась, сверкая золотым передним зубом.
— Глянь! — она раскрыла увесистую узорчатую сумку. Там, кося обалдевшим круглым глазом, сидела рябая курица.
— Галь! Дурочка! Зачем тебе она? — Аля уже почти хохотала от этой радостной атмосферы, она совсем забыла про Сашку.
— Так украла!
Новоявленная цыганка была совершенно уверена в своём поступке — на счастье, примета такая.
В этот момент прозвучало что-то вроде гонга, и пока они раззявливали рот, курица, забирая жилистыми желтыми лапами, чудом выбралась из сумки и плюхнулась всем туловищем в мураву. Секунду полежав, вскочила и со всех ног рванула вдоль улицы, кудахтая при этом дурниной.
— Держи!!! Ату ее! За спиной ошалевших девушек раздался свист и хохот.
Аля обернулась. Сзади, в переливчатой золотой рубахе стоял Лачо. Он подошел чуть ближе
— Пошли, солнечная. Что растерялась?
Он притронулся к ее волосам, прижал руку немного сильнее, чем требовалось, провел по голове и чуть тронул сережку.
— Золотая ты. Всё бы за тебя отдал! И душу не пожалел!
ЧиргенорИ…
Вдруг грянула музыка, громкая, на весь двор. Отодвинули лавку, перекрывающую ворота, все повалили внутрь. На дворе,
совершенно неузнаваемом, были накрыты красной плотной тканью три шатра. Внутри лежали ковры, стояли низкие столики, совсем узкие, полностью заставленные едой. И только в одном шатре стол был высоким, вокруг него стояли импровизированные лавки, сделанные из табуреток и досок, тоже накрытыхк оврами. Посреди двора неуклюже топталась Рада, средняя сноха, вечно беременная, некрасивая цыганка, она держала огромное ведро. Вышел хозяин, сутулый невысокий, мощный седой цыган, Аля
видела его всего пару раз, на сходе в селе. Музыку приглушили и он, поклонившись на все стороны, начал говорить неожиданно тонким, резким голосом:
— Проходите гости дорогие, угощайтесь, не стесняйтесь.
Всем рады, кушайте на здоровье! Сегодня у нас счастливый день, лучше дня нет на земле! Порадуйтесь с нами, дочь моя взрослой стала.
Он еще быстро говорил что-то по-цыгански, и плакал странно, одним глазом, не вытирая слезы, запутавшиеся в седой бо-
роде. Потом резко развернулся и тоненько крикнул: «Жена, начинай!» Шанита, совсем старая уже, скрюченная, но ловкая, быстрая подбежала и распахнула дверь дома.
На пороге, в белоснежном платье и жемчужном венке стояла Рая. Вдоль распущенных черных, как смоль волос, висели длинные золотые подвески, заканчивающиеся маленьким, переливающимся, как росинка камешком. Крошечные серебристые туфельки, кружевные перчатки, почти невидимая газовая вуаль на лице и волосах. Она была настолько хороша, что на секунду стих даже гул, и слышно стало чириканье воробьев на высокой яблоне у ворот. Навстречу Рае, от калитки шел жених. Худому,щуплому даже, малорослому цыгану, можно было дать и тридцать, и пятьдесят лет. Редковатая шевелюра, бархатный чёрный костюм, на руке золотые, похоже, часы. Аля видела, что он приехал на грузовике, кузов которого целиком был выстлан новыми, и по видимому очень дорогими, шелковыми коврами. Вместо лавок там набросали штук десять больших атласных подушек, гладью расшитых маками. Он медленно шел к Рае, горделивой походкой, практически выступал не хуже пингвина. На вытянутой руке, как то брезгливо он нес букет роз. Подошел, встал рядом, взял ее за руку, что-то сказал, скабрезно оскалясь, на ухо, неприятно как- то засмеялся. Рая покраснела и опустила глаза.
Снова заиграла музыка, правда потише, и Рада, откуда-то сбоку шарахнула прямо под ноги жениху воду из ведра. Вместе с водой выплеснулся целый ворох конфет, шоколадных, дорогих. Они еще не успели полностью размокнуть, и малыши разноцветным горохом сыпанули их собирать. Жених царственным жестом бросил Раде прямо к носкам туфель, пачку денег. Подошел Сашка, он немного успокоился, порозовел, правда было очень заметно, что все время, искоса, парень смотрит на невесту. Крепко взял Алю под руку и сказал:
— Прошу, не уходи. Просто, побудь со мной сегодня. Мнек ак-то на сердце неспокойно, нехорошо как-то, боюсь случится что.
Они сели рядом, в уголке дальнего шатра, в котором стоял нормальный, высокий стол. В этом шатре сидели односельчане, те кто был зван из деревни. Они чувствовали себя не в своей тарелке, тихо шушукались, жеманно укладывали в рты, сложенные куриными гузками, сладкие кусочки.
Начались танцы. Але было жалко, что музыка орала из проигрывателя и никто не пел по-цыгански. Она дажеслегка заскучала, молча наблюдая, как своим чередом идет свадьба. Тихонько пила шампанское, которое все подливал и под-ливал ей Сашка, что-то ела. На середину двора вытащили стол, накрыли его бархатной скатертью, из трехлитровой банки выва-лили золото, кучей — кольца, сережки, монеты, показывая гостям, сколько дали за невесту. Рая танцевала с гостями, почтин е общаясь со своим женихом, видно было что она очень устала и грустит. Сашка напивался, медленно, но, верно. Глаза у негоп остепенно стекленели, он все чаще трогал Алю то за руку, то за плечо, а то и за коленку. Аля беззлобно сбрасывала его руку, но через минуту она снова пробиралась к её телу.
— Сашка! Получишь! Отвали!
Она ловила жгучий взгляд Лачо, от него разливалось тепло и приятное щекочущее чувство где-то внизу.
***
Что-то еще происходило, но Алька, плавая в горячих волнах цыганского взгляда и каких-то своих новых, незнакомых ощущений, почти не понимала происходящего. У неё кружилась голова, она уже третий танец танцевала с Лачо, он крепко и уверенов ел её и не позволял себе ничего лишнего. Сашка спал под яблоней, свернувшись калачиком, заботливо укрытый чьей-то шалью.
Вдруг все изменилось… Вспыхнул яркий свет, оказывается везде под гирляндами цветов были спрятаны лампочки, соеди-ненные проводом. Райку куда-то увели. Следом, странно и противно вихляя толстой задницей поплелся её новоявленный муж.
Лачо отвел Альку в шатер и усадил за стол, шепнув прямо в ухо, слегка прижавшись горячими губами.
— Не уходи одна. Я провожу. И не пей больше, прошу. Нехорошо.
Наконец, из дверей дома вывели Раю, она была вялая, еле держалась на ногах и ее поддерживали с двух сторон Рада и Галя. Рая была в красном блестящем платье, черные волосы забраны под алую косынку, украшенную по краю пурпурнымик амушками. Еще одна цыганка несла сзади поднос, до краёв наполненный цветами всех оттенков красного — розы, темно-розовые флоксы, пурпурные бархотки… Сестра жениха, чёрная до синевы, маленькая и худая, как жук, подняла над головойи спачканную белую рубаху.
Всеобщее веселье под уже настоящую цыганскую музыку закружило, затянуло в бешеном ритме и Алю. Она танцевала свой странный танец, путаясь в ритмах и времени, мешая твист и тот, сконный свой танец, и что - то ещё, неосознанное, что горячило её роман рат, звало из глубин веков. Танцевала самозабвенно и состояние её граничило с истерикой…
Она пришла в себя от того, что кто-то крепко приобнял её за талию и успокаивающе погладил по руке. Совсем близко, так что губы почти касались ее волос, стоял Лачо.
— Тсссс, тихо, солнышко золотое. Сейчас ежа принесут, будешь кушать, Рада отлично его жарит очень вкусно.
Аля молча помотала головой. Потом прошептала: «Пойдём на улицу».
— Пошли.
Они тихонько, прячась за спинами цыган выскользнули со двора.
Огромная луна светила над селом. Плыл теплый вечер, вернее уже наступила ночь, над рекой пахло кувшинками и тиной, свежей прохладной водой. В шатре, образовавшимся из низкосклоненных над берегом ветвей старой ивы было даже душно...