Как мы дошли до этого?! Мы с моим другом чуть не деремся.
- Людоед! – с ненавидящей улыбкой бросает мне этот, обычно, мягкий, интеллигентный человек. На его бледных щеках пунцовые пятна, он рубит воздух рукой, стучит по столу в бешенстве – еще немного и этот самоуверенный, добродушный умница, парадоксальный деликатный шутник в очёчках, нежный семьянин - ударит меня.
- Значит, ты считаешь, что Путин может убивать всех, кого захочет?!”
Я и не думал говорить ничего такого, и Путин никого не убивает, но его застарелая ненависть к Путину прорвалась внезапно и неудержимо. Посреди застольного трепа в компании, я сказал, что не уверен в невиновности арестованных и судимых участников запрещённого митинга. Он взвился. Назвал меня «людоедом» за равнодушие к судьбе «студента Устинова». Зло. Всерьез. Почти криком прокричал, что ненавидит Путина.
Мне передалось его нервное возбуждение. Торопливо и косноязычно, тоже краснея, с слезящимися глазами, я пытался говорить об исторических аналогиях, об иерархии приоритетов, о тесноте формальный критериев. Сбиваясь, теряя нить. Напрасно я жду, что кто-то встанет на мою сторону и остановит его неприличное злое давление. Приятели уже давно оставили попытки вмешаться, кто-то ушёл, остальные молча спокойно слушают.
Он смотрит прямо на меня, напористо требует не уходить от ответа:
- Ты знаешь, за что его посадили на 3 года? По какой статье? Не знаешь, так чего лезешь судить! Он пальцем не трогал полицейского! Его арестовали просто так, это элементарное запугивание!
Мои пылающие щёки от волнения дервенеют, но пытаясь не проиграть темп, я выкрикиваю не своим от волнения голосом:
- Бывают вещи поважнее, чем закон! В 1917 - ты бы не расстрелял революционеров?!
Он кричит:
- Нахрен историю! Ты передергиваешь! Отвечай на вопрос!
Я волнуюсь, но он-то, просто, горит ненавистью – к Путину, ко мне, непонятно к чему еще. Откуда эта страсть – по поводу десятка судимых студентов? А голодающие дети в Африке – это все равно? Я такую страсть видел много раз. И читал о такой же животной ненависти к царскому режиму. Нынешние говорят, что ненавидят Путина за неэффективную экономику, за коррупцию – но разве за это можно живо и страстно ненавидеть?
Живую страсть вызывает что-то другое, то, что касается нас лично: неполнота жизни, уязвленное самолюбие, азарт борьбы, вошедшей в привычку.