Петербургский Мариинский театр после короткого перерыва в августе вновь распахнул двери всех своих трех сцен для публики.
По-летнему теплый сентябрьский город на Неве еще полон туристов со всех концов мира, и культурный досуг исключительно необходим охотникам за вечными ценностями Северной Пальмиры.
Впрочем, жизненно необходим он и самим жителям второго мегаполиса России – спрос на спектакли Мариинки традиционно стабильно высок, причем по сентябрьским показам было очевидно, что в залах много новой публики – например, молодежи, которая попала в оперу явно впервые, толком не знает не только сюжетов бессмертных классических опусов (и радостно их познает, эмоционально читая программки в антракте вслух друг дружке), но даже элементарных правил поведения в оперном театре.
Громкие разговоры на звуках увертюры, постоянное мерцание гаджетов в темноте, аплодисменты сценическим трюкам и отсутствие таковых после музыкальных номеров – все говорило о том, что в театр пришел новый зритель. Это ли не счастье?
Сентябрьская афиша наряду со знаковыми концертами – отголосками только что отгремевшего в российских столицах Конкурса имени Чайковского – и новинками прошлого сезона («Девушка с Запада», «Тангейзер») предлагает традиционный набор названий, но окрестить ее неразнообразной было бы не справедливо.
Впрочем, обилие мариинских сцен и внушительные творческие силы, сосредоточенные в этом крупнейшем мировом музыкальном центре, делают афишу любого месяца весьма представительной. Особняком в ней выделяется спектакль «Аида» в постановке итало-швейцарского режиссера и театрально-циркового деятеля Даниэле Финци Паски, данный подряд два раза.
Его премьера состоялась восемь лет назад: спектакль был специально сделан для Концертного зала Мариинского театра – в результате чего в репертуаре Мариинки появилась вторая «Аида» (наряду с традиционной от Алексея Степанюка, идущей на исторической сцене), пополнив список популярных опер-двойников, бытующих на мариинских площадках в разных, иногда диаметрально противоположных обличьях.
Сентябрьский дуплет был интересен возможностью сравнения двух составов, в одном из которых значились целых два дебюта на важнейшие партии оперы.
Модерновая «Аида» Финци Паски – спектакль необычный во всех отношениях. Он удивительным образом сочетает в себе неожиданные контрасты, делающие его и интересным, и парадоксальным одновременно.
С одной стороны – подчеркнутая даже не театральность, а откровенное стремление к шоу: цирковые номера (самый ударный – трюки на обруче под музыку Триумфального марша), эффектные «блескучие» костюмы (от Джованны Буцци), неожиданные по дизайну и неожиданные по отношению к сюжету египетской оперы Верди, светодиодные «декорации» (от Жана Рабасса), переливающиеся всеми цветами радуги.
С другой – статика и ритуальная замороженность мизансцен, явная ориентация на «концертность» исполнения, постоянное присутствие хора по периметру приподнятой сцены-подиума – его артисты словно являются зрителями на этом спектакле, лишь иногда как бы комментируя происходящее, в чем угадывается отсылка к античной драме.
Особенность этого решения еще и в том, что контакт между публикой и артистами здесь максимален: окруженная со всех сторон зрительскими местами сцена оказывается словно «на ладони» у пришедших на спектакль. Дистанция, столь характерная для оперного театра вообще, сокращена здесь до минимума, и зритель без труда разглядывает самую мелкую деталь одежды артиста, каждый, едва заметный кивок или движение глаз или мускулов.
Все это налагает дополнительную ответственность на артистов и беспощадно высвечивает малейшие недостатки как в оформлении, так и в актерском мастерстве солистов. Любое неловкое движение, любая ошибка или неточность в таких условиях кажутся гипертрофированными и «оскорбляют чувства» придирчивого театрала.
Например, ампирное платье Амнерис: если у солистки немолодое тело и слишком полные, дряблые руки в таком костюме а ля Наташа Ростова на первом балу это видно очень сильно. Она же в Сцене Нила одета в белое свадебное платье, а к шиньону приколота фата (царевна готовится к бракосочетанию – тем самым говорят нам постановщики): возрастная солистка в таком наряде смотрится поистине комично.
Или: костюм Радамеса – длинная белая рубаха наподобие одежд арабских бедуинов или индусов. Если тенор не строен или, тем паче, не дай бог, у него «трудовой мозоль» слишком внушительных размеров, такой «беременный полководец» вызывает в зале недоумение, если не насмешку (особенно у нового зрителя).
Седые пышные усы у Рамфиса, больше бы подошедшие Кочубею в «Мазепе», неловко, буднично сдернутая высокая «боярская» шапка жреца, когда он проходит в кулису и т.п. – все эти многочисленные мелкие детали, сами по себе может быть и не столь существенные, разрушают магию этого спектакля, оставляя впечатление нетщательности, небрежности, неаккуратности.
Но когда визуальное впечатление гармоничное – оно «утяжеляет» воздействие образа на публику, подкрепляя вокальные достижения артистическими. Молодая, стройная Аида, гибкая как лань и грациозная как пантера – что может быть лучше для хрестоматийного африканского образа, в какие бы одежды не рядили солистку? Кстати, Джованна Буцци выбрала для главной героини выразительный терракот и не прогадала – несмотря на в целом неафриканский антураж сценографии, такая Аида словно излучала тепло горячих камней легендарной Эфиопии.
Музыкальные впечатления от сентябрьских «Аид» столь же разные, как и впечатления чисто театральные. Маэстро Кристиану Кнаппу не всегда удается совладать со сложнейшей партитурой Верди, свести воедино все ниточки этой запутанной мелодрамы. Особенно трудно договориться с духовиками, которых дирижер еще к тому же и не видит (а они не видят его), ибо они расположены далеко и высоко на балконах в зрительской части: расхождения этой группы со всеми остальными были многочисленны и серьезны, при чем на обоих показах.
Впрочем, и с некоторыми солистами, которые как раз находятся в непосредственной близости от дирижера, достичь синхронности и сбалансированности не всегда выходит.
Столь обязывающая в вокальном отношении опера как «Аида», конечно, нуждается в певческих ресурсах самого высокого качества. Мариинка выставляет крепкие составы, но то ли спектакль уже сильно запет, то ли лишен премьерного тонуса, то ли харизматичного окрика всемогущего шефа, но музицированию в нем в целом далеко до эталонных стандартов.
Ожидаемо, что в столь значимом российском театре Верди будут исполнять крупные, сильные и богатые голоса – хотелось бы при этом еще и точности (ритмической и интонационной), внимания к деталям, выразительности не формальной, а вдохновенной, увлекающей.
А пока имеем то, что имеем.
Ахмед Агади блистательно отоваривает верхние ноты – красивые, яркие, звонкие, летящие: всему прочему нотному тексту его Радамес придает куда меньше значения, считая, видимо, чем-то второстепенным.
Виктория Ястребова поет свою Аиду стабильно, но как-то отстраненно: словно давно и надежно выученный урок, где солистка точно знает все подводные камни партии и как их обойти, но при этом сам образ остается ею так и не разгаданным.
Николай Путилин – еще в недавнем прошлом артист с блистательной международной карьерой и полным набором регалий: сегодня его Амонасро скорее мелодекламирует, нежели поет. Возможно, что-то подобное допустимо в операх типа «Воццека», но едва ли – в топовом вердиевском репертуаре.
Александр Морозов (Рамфис), при всем богатстве голоса, очевидно отрабатывает давно надоевшую партию: невозможно не заметить того равнодушия, с каким он и играет, и поет.
Впрочем, есть впечатления и иного рода.
Август Амонов не слишком убедителен на пиано, особенно в верхнем регистре, но зато все остальное – героическое, страстное, торжественное – спето ярко и сочно, и поэтому в целом образ найден.
Владимир Ванеев расцвечивает партию Амонасро сотнями психологических красок, допускает даже пение «некрасивое», но все вместе складывается во впечатляющую мозаику – грозный и коварный император эфиопов в синей тоге оказывается не менее впечатляющим образом драмы, нежели главное трио.
Надежда Сердюк рисует свою Амнерис крупными мазками, голоса не жалеет, но и пережима не допускает: чувствуется высокий профессионализм, но не формальный, а с оттенком одухотворенности.
Наконец, откровенно порадовали дебютантки: Юлия Маточкина (Амнерис) больше, Мария Баянкина (Аида) – чуть меньше, но в любом случае, свежие и красивые голоса молодых солисток, адекватные задачам партий, здесь совершенно на месте, и ожидаемо с каждым спектаклем будут только прирастать и в мастерстве, и в психологической достоверности.
18 сентября 2019 г., "Новости классической музыки"