- Я не хочу макароны, - сказала Леська и скривила лицо.
- Тут тебе не ресторан, - грубо оборвала дочку Лиза. - Ешь.
- Мааааа, я хотела гречу, мне надоели макароны, я наелась...
- Я сказала ешь, наелась она, - нахмурилась Лиза.
Лиза только что поссорилась с мужем. Настроение было на нуле.
Муж говорил с ней грубо и холодно. И совершенно не понятно. Это был какой-то совершенно чужой муж, не тот, с которым она жила девять лет и которому рожала детей. Этот - другой. Какой-то... высокомерный. Брезгливый.
- Что уникального ты мне даёшь? - спрашивает он.
Лиза злится. Она не знает ответа. Наверное, ничего. Ничего уникального нет в ее супах, стираных носках, плюшках с корицей, чулках и белье.
Лизе кажется унизительным этот вопрос. Он подразумевает, что тот максимум, который она ежедневно на протяжении девяти лет дарит этому человеку, им не замечен. А значит, его как бы нет. А значит - ничего.
Семья - это команда, которая "один за всех и все за одного". Это когда не страшно упасть в яму, потому что родные руки тебя подхватят и вытащат. А тут , уже полгода, какие-то чужие руки. Они толкают в яму. Они злые, не родные, не ласковые.
Везде, даже ночью. Нет ни азарта, ни страсти, ни любви. Физиология, как в учебнике биологии.
- Иди сюда, Леську тошнит, - крикнул муж с кухни.
Лиза вошла и увидела, что Леську и правда стошнило. Она не хотела макароны. Она наелась. Но мама сказала "ешь" и Леся съела. Теперь все платьице и весь пол - в макаронах.
Лиза отвела дочь в постель, включила мультики.
Вернулась , стала убирать за дочкой и поняла, что ее тошнит.
Тошнит от мужа. И от их брака.
Она наелась. Сыта этими отношениями по горло. Она их больше не хочет.
Лиза вымыла кухню. Муж в пижаме вошел с чашкой. Он перед сном всегда пьет кефир.
- Я подаю на развод, - сказала Лиза.
- О как, - сказал муж и налил кефир.
- Думаю, если от единицы отнять ноль, то будет единица. Я тебе ничего не даю, а значит, потери ты не ощутишь.
- Обидки. Ясно.
- Почему обидки? Хотя да. Обидки. Надоело слушать, как я ничего не делаю.
- Я так не говорил. Я просто спросил, что ты делаешь. А ты сразу орать.
- Это ненормальный вопрос. Задавая его, ты как бы говоришь: я не вижу результата, не вижу, что ты для меня делаешь. И получается ничего.
- А нельзя просто ответить? Без ерничества? Может, я правда просто не вижу.
- Вот у тебя в руках стакан кефира. Чистые стаканы не сами собой образуются в шкафу. И кефир не растет в холодильнике. И плов не сам себе приготовил. И пижама твоя пахнет свежестью не просто так. И дети в кружках и хоккеях не сами себя развивают. И...
- Я понял.
- Но в этом нет ничего уникального. Ведь можно нанять женщину, и она все это сделает за меня. Постирает, уберет и приготовит. И даже в постель можно нанять женщину. Были бы деньги. Твои уникальные деньги. Видимо именно они главнее всего.
- Ты замечаешь, как ты со мной разговариваешь? Как ты позволяешь себе со мной разговаривать?
- А ты? Ты замечаешь, что ты дома, а не на совещании? И я не твой подчиненный? И я не должна глотать то, что мне кажется обидным, ради тринадцатой зарплаты.
- Лиза, смени тон. Это раз. Два - это то, что мои слова - это попытка разобраться, а не оскорбить. Я спрашиваю не просто так. Я хочу, чтобы дома жила женщина, которая меня вдохновляет. А не кошка, гуляющая сама по себе, с кучей комплексов, претензий и обидок. Так себе приданое.
- Этим приданым я обросла за девять лет брака.
- Знаю. Я брал тебя без ничего. Влюбленный в твои глаза и твое тело. А теперь глаза смотрят в телефон, а тело стало совсем другим, уж извини.
- Я родила тебе двоих детей!
- Я знаю. Тело изменилось не просто так. Но изменилось. Я просто констатирую факт. А ты опять в слезы.
- Это такой злой унизительный разговор. Я не хочу говорить о том, как я обабилась, как стала клушей, как вокруг тебя ходят идеальные куклы, а дома баба в бигудях и с половником.
- Унизительный, потому что правда?
- Унизительный, потому что это твоя правда.
- Ну расскажи мне твою. Я же потому и спрашиваю.
- Я думаю, что любящий человек никогда не спросит такого. А спрашивает только тот, кто разлюбил. Я вот уже полгода ощущаю себя несчастной, но мне в голову не придет спросить, что уникального ты мне даёшь. Я обнимаю тебя ночью, дышу твоим затылком, и этой уникальности мне достаточно. И в этом вся моя правда.
- То есть любишь, но хочешь развестись? Логика какая?
- Я не хочу наблюдать, как ты ускользаешь в чужие идеальные постели, пока я чищу фамильное серебро.
- А сделать что-то, хоть что-то, чтобы я не ускользал, не хочешь?
- "Хоть что-то"... Ну конечно, я же ничего не делаю...
- Мам, я теперь снова есть хочу, - в кухню вошла Леська. - Только не макароны.
Лиза вздохнула. Подавила раздражение.
- А вот папочка тебя накормит, пусть побудет мной хоть минут десять, - сказала она и вышла из кухни.
Заглянула в комнату к сыну:
- Если хочешь есть, иди на кухню, там папа Лесю кормит.
- Ого, - сказал сын. - Тогда хочу. Интересненько!
Бросил джойстик и побежал к отцу.
Лиза легла на кровать, вошла в интернет. Забила в браузере: "Развод, какие нужны документы?"
Поисковик выдал ссылку: "Анджелина Джоли и Бред Питт развелись".
Лиза открыла и стала читать статью.
Тот факт, что даже от таких красивых и идеальных женщин, как Анжелина, уходят мужья, успокаивал. Примирял с действительностью.
На тумбочке завибрировал телефон мужа. Сообщение от "Эмма".
Лиза открыла сообщение: "Завтра локация встречи меняется. По просьбе подрядчика. Они выбрали ресторан в соседнем здании. Я вас встречу, шеф, в лобби в 10 и провожу. Документы у меня".
Лиза вздохнула. Эм-ма. Имя какое... заморское.
Лиза положила телефон на место.
Стала прислушиваться. Пахло яичницей. Обычной. Такой не уникальной.
Но становящейся такой уникальной, когда ее готовит для тебя любимый человек.
