Предлагаем вашему вниманию публикацию Романа Зубачёва, учащегося магистратуры исторического факультета БГУ (с нынешнего учебного года это — совместный проект с Московским государственным университетом).
Романа как молодого ученого и публициста на сегодняшний момент интересует ситуация вокруг так называемых «кресов всходних». Ну а тут на календаре обозначилась неоднозначная дата. О ней и поговорим — с помощью Романа.
От редакции
Вместо предисловия
17 сентября 2019 года Республика Беларусь встречает очередную круглую дату в своей противоречивой истории. Ровно 80 лет назад состоялся пресловутый Освободительный поход Красной Армии.
Для истории восемь десятилетий – лишь миг, чего не скажешь о человеческой жизни. А белорусов и просто тех, кто жил на нынешней территории Беларуси, те события затронули крепко.
Несмотря на то, что эта дата не является государственным праздником и никак не отмечена в календаре, внимание к ней велико. О последствиях произошедшего горячо спорят не один десяток лет.
Хочу отметить, что в определённых кругах белорусской молодежи (и не только молодежи) имеет место быть своеобразная ностальгия по временам, когда Западная Беларусь находилась в составе возрождённой Польши.
Нынешние белорусские земли вполне официально именовались «кресами всходними» («восточными окраинами»). В сознании уже обозначенных групп - эдакий «потерянный рай» с рыночной экономикой, где горя не знал белорусский крестьянин, а идиллию уничтожили штыки Красной Армии.
Зачастую это смакование однобокой, искусственной реальности обусловлено обычным невежеством и подменой понятий. И есть еще один нюанс. Данная тема на страницах школьных учебников освещается достаточно куце. В этот информационный вакуум приходят всевозможные толкователи, как результат - многие факты искажаются или подгоняются под нужный стандарт, как обувная колодка.
В данной статье мне бы не хотелось комментировать и тем более отвечать на замечания многочисленных оппонентов касательно ситуации, в которой оказалась молодая белорусская советская республика в те же годы. Проблем и самых настоящих ужасов хватало.
Со своей стороны, я надеюсь, что предложенная мною информация поможет сформировать чуть более беспристрастный взгляд на положение белорусского народа в межвоенный период прошлого века. Пусть каждый сам определяет, что было для нашей страны злом, а что — благом.
Отсталая окраина возрождающейся Польши. Увы, не более и не менее того
Начнем с козырей. Западная Беларусь никогда не была единой и однородной: в силу разных причин. Находясь на стыке крупных государственных образований, она постоянно была объектом территориальных притязаний. Вся история этих земель – это переделы, оккупации, объединения.
Хочу напомнить, что согласно Рижскому мирному договору от 18 марта 1921 года (и от разработки условий которого, кстати, представители белорусского народа были отстранены), Гродненская, части Минской и Виленской губерний отошли к Польше.
Мирный договор, Конституция Польши 1921 года, международные соглашения являлись правовой основой для обеспечения гарантий национально-культурной жизни всех этнических групп, но объявленные демократические права – свобода слова, печати, собраний, союзов – грубо нарушались.
Западная Беларусь стала отсталой окраиной Польского государства. В 1931 году 85% населения края жило в сельской местности, и только 15% — в городах. На территориях Виленского, Новгорудского и Полесского воеводств жило 11 % всего населения тогдашней Польши. А территориально это была, на минуточку, четверть страны.
Но по данным 1926 года там размещалось только 2,8% предприятий с количеством рабочих более 20 человек.
Или скажем так. Лишь 2% всех промышленных предприятий межвоенной Польши находились здесь. Так было и 20-е годы, ничего принципиально поменялось и к 30-м. В общем, «я мужык-беларус, пан сахi i касы».
Земли и воли
Говоря по-научному, экономическая политика польских правящих слоёв была нацелена на сохранение статуса аграрно-сырьевого придатка более развитых промышленных районов коренной Польши за «восточными кресами».
Пользуясь дешевизной сырья и рабочей силы в условиях массовой безработицы, польские (да и европейские) капиталисты выкачивали сырьевые богатства Западной Беларуси, тем самым обрекая край на отсталость и нищету.
Экономика края в те годы объективно носила черты, характерные для отсталых полуколониальных стран. Тяжёлая промышленность отсутствовала. В основном - мелкие предприятия, занятые переработкой сельскохозяйственного сырья, деревообрабатывающая и пищевая промышленность, на что приходилось 2/3 предприятий и рабочих.
В возрождённом Польском государстве одним из самых болезненных оставался аграрный вопрос. Незавершённость столыпинской аграрной реформы привела к тому, что в Западной Беларуси господствовало помещичье землевладение. Малоземелье и аграрная перенаселённость белорусской деревни – лейтмотив тех по-настоящему печальных дней.
Около 500 магнатов владели имениями площадью более 1 тысячи га. А такие крупные латифундисты, как Радзивиллы, Потоцкие, Сапеги, Тышкевичи и некоторые другие, владели десятками тысяч га земли и огромными лесными массивами.
Например, одни лишь владения Давид-Городокского майората князя К. Радзивилла в 1925 году превысили 155 тысяч га.
И вот во что такие перекосы выливались в нашем случае.
Что вы знали про «осадников» и стеснялись спросить?
Проводя колонизаторскую политику в отношении «восточных окраин» и желая усилить здесь четкое польское влияние, правящие круги II Речи Посполитой начали осуществление т. н. политики осадничества.
Белорусский термин «асада» имеет исторические корни и означает ничто иное как «земли, которые феодалы захватывали у крестьянских общин и создавали на них свои поместья».
Данную политику всячески поддерживали представители магнатских фамилий. За осадниками сохранялось право владеть огнестрельным оружием. Они расселялись компактно на хуторах (особенно вдоль советско-польской границы) и тесно сотрудничали с полицией и дефензивой — НКВД-КГБ местного розлива.
Вопрос о количестве «асад» остаётся открытым, т. к. данная информация относилась к компетенции военного министерства и была засекречена. Но современные исследователи предполагают, что к 1939 году их насчитывалось порядка 10 тысяч.
Вероятно, что с учетом размеров средней семьи того времени число осадников составляло не менее 50 тысяч человек. Все они однозначно становились проводниками польского влияния. И это — без эмоций.
Плати и иди
Идем дальше. Налоговый гнёт в конце 20-х был настолько тяжёлым, что вызывал постоянные жалобы и возмущения населения. В череде налогов значились земельный, коммунальный, дорожный, инвестиционный, кризисный, чрезвычайный, шарварковый, страховочный, гминный и др.
Платить вовремя и в срок их могли очень немногие. С течением времени по ним росли недоимки, которые взыскивались с помощью полиции.
Вот еще несколько цифр. Только в 1929 году в Новогрудском и Полесском воеводствах было проведено 30 722 экзекуции, из которых 11 948 сопровождались принудительной конфискацией имущества. Часто оно продавалось за бесценок на рынке. Практиковались и лицитации (аукционные продажи). Их в том же Новогрудском воеводстве в 1933 году было проведено более 12 тысяч.
Жизнь крестьянства отягощали и многочисленные, чаще всего нелепые штрафы, становившиеся источником дохода бюрократического аппарата. Практиковались штрафы за посев табака, за неподкованных лошадей, за собачий лай, направленный в сторону осадника или полицейского и т. д.
Хочешь жить — снимай последнее
Доступ к медицинской помощи для рядового человека был ограничен ввиду её дороговизны. Например, цена за стационарное лечение в больницах Бреста варьировалась и составляла 7-9 злотых в сутки.
Естественно, платное лечение было недоступно большинству крестьян. Нахождение больного в поветовой (районной) больнице обходилось в 3-5 злотых в сутки, а разовое посещение врача – в 1-2 злотых. При этом надо иметь в виду, что дневной заработок взрослого человека на предприятии зачастую составлял те самые 1-2 злотых.
Образование и армейская служба
Экономическому доминированию и социальному угнетению соответствовала общественно-политическая система, ориентированная на шовинистическую национальную политику в отношении нацменьшинств. Единственный вариант решения национального вопроса с точки зрения поляков выглядел так: ускоренное ополячивание белорусского населения. На это дело отводилось три десятилетия.
Эта политика проводилась в жизнь полицейско-административным аппаратом, католической церковью, СМИ.
Особенно ярко она проявилась в образовательной сфере. Белорусские школы постепенно закрывались. Из 514 белорусских школ, которые существовали в 1919/1920 учебном году, к 1922/23 учебному году.
В 1927/1928 учебном году в Виленском, Новогрудском, Полесском воеводстве насчитывалось 85 средних общеобразовательных гимназий, из которых белорусских было лишь 4. Государственных субсидий они не имели, а содержались за счёт культурно-образовательных организаций и родительских комитетов.
Любопытно, что в 1932 г. был напечатан белорусско-язычный православный молитвенник на кириллице и латинице, переведённый будущим коллаборационистом Фабианом Акинчицем (активно сотрудничал с немцами во время Великой Отечественной, убит подпольщиками в Минске в 1943 году).
Обращаю ваше внимание на то, что, согласно данным Министерства военных дел Польши, кириллический вариант молитвенника пользовался очень большой популярностью среди солдат-белорусов. Однако в июле 1934 г. руководство православной церкви дало согласие на печать польско-язычных молитвенников, которые должны были способствовать дальнейшей полонизации православных призывников. Надо признать, спросом они не пользовались.
В ноябре 1935 году в казармах начались богослужения на польском языке.
Несмотря на активную полонизацию в армии, итоги этой работы не были удовлетворительными. Об этом свидетельствует донесение агентуры IX Корпуса охраны пограничья (Брест), которое датируется 23 декабря 1936 года: «Солдаты-белорусы разговаривают между собой на белорусском языке. Это вызвано тем, что они плохо владеют польским, что отличает их от солдат-поляков и заставляет держаться отдельно. В свою очередь поляки из западных воеводств издевательски относятся к белорусскому языку. В целом, 80% белорусов владеют польским, однако говорят с большой долей ошибок».
Веруем. И что дальше?
Необходимо остановиться и на конфессиональном положении на территории Западной Беларуси. Период нахождения в составе II Речи Посполитой был особенно сложен для православных верующих. На тот момент в Польше их проживало от 3,5 до 5 миллионов человек.
Под давлением властей в 1922 году была объявлена автокефалия Церкви. А это означало одно: создавались условия для полного подчинения православных служителей-клириков установкам политического руководства. А с середины 30-х годов впервые в истории в православных храмах молебны начали проводиться на польском языке.
Данную агрессивную стратегию властей поддерживали консервативные католические круги. Особенно ярко это проявилось в борьбе за храмы и имущество православной церкви, вошедшее в историю как «ревиндикация».
Более 300 храмов перешли католикам, хотя в передаче православных церквей под новое «управление» не было никакой необходимости.
Объективно оценивая ситуацию, видно, что перед польским Костёлом как своеобразным идеологическим аппаратом ставилась чёткая и однозначная задача ополячивания и окатоличивания населения, на что выделялись значительные финансовые средства.
Невероятными темпами строились новые католические храмы. К примеру, если в 1915 году в Пинской диоцезии насчитывалось 55 таких культовых сооружений, то в 1935 году – 130.
В то время не было места даже белорусскому католическому движению, ведь белорусы-католики автоматически были записаны в поляки, а ксендзы-белорусы переводились в парафии центральных и западных воеводств. Они стабильно подвергались арестам в случае открытого несогласия с правилами игры.
Приглашаем к обсуждению
Как бы там ни было, 17 сентября 1939 года в истории Беларуси начался новый этап. Пресловутый поход Красной Армии принято называть Освободительным. Однако для кого-то это стало «оккупацией, «ударом в спину» и т.д. И я понимаю чувства таких людей. Равно как и то, что служителям церкви и верующим на этих землях после 17 сентября не стало легче — это тоже факт. Да, были аресты, репрессии, кровь. Но что дальше-то?
Подчеркну один банальный факт. Хотим мы или нет, но история не терпит сослагательного наклонения. Боюсь, сохранение присутствия «ожела бялого» (польского «белого орла») стало бы последним аккордом для самобытности белорусского народа на его западных рубежах. Так может, пора прекращать лить слёзы по поводу иллюзорных «молочных рек» и неудавшейся «евро-интеграции»?
Полагаю, вопрос риторический. Хотя я был бы рад, если на страницах портала уважаемой мною «Белой Руси» состоялась нормальная дискуссия на затронутую тему.