Ночью с 18 на 19 июля 1969 года сенатор Эдвард Мур Кеннеди попал в автомобильную катастрофу. Его машина упала с моста в залив Поча-Поунд, в результате чего погибла его спутница — двадцативосьмилетняя Мэри Джо Копечне. В полицию Кеннеди явился только через 10 часов после катастрофы. Так начался один из самых громких американских скандалов.
Первая часть здесь
------------------------
С чего начинаются скандалы? Не только с катастроф и гибели людей, но и с объяснений, которые люди пишут в полиции. Сенатор Эдвард Кеннеди дал в полиции письменные показания о случившемся. Вот этот документ:
18 июля 1969 года, примерно в 11.15 вечера, на острове Чаппакуидикк, недалеко от Мартас-Винъярда, штат Массачусетс, я вел свою машину по Мейн-стрит, направляясь к парому, чтобы вернуться в Эдгартаун. Я был незнаком с дорогой и повернул направо на Дайк-роуд, вместо того, чтобы резко свернуть налево по Мейн-стрит. Проехав примерно полмили по Дайк-роуд, я съехал с холма и въехал на узкий мост. Машина свалилась с края моста. Со мной была пассажирка, мисс Мэри Копечне [интересно, но Кеннеди не знал, как пишется фамилия погибшей девушки, и потому дал приблизительную фонетическую транскрипцию], бывший секретарь моего брата сен. Роберта Кеннеди. Машина перевернулась, погрузилась в воду и опустилась на дно. Я пытался открыть дверцу и окно машины, но не помню, как я выбрался. Я выплыл на поверхность, а затем несколько раз нырял к машине, чтобы выяснить, не осталась ли пассажирка в машине. Мои попытки мне не удались. Я совершенно измучился и находился в состоянии шока. Я помню, что вернулся пешком туда, где ужинали мои друзья. Перед коттеджем стояла припаркованная машина, и я сел на заднее сиденье. Затем я попросил кого-то отвезти меня назад в Эдгартаун. Помню, я где-то ходил некоторое время, а затем вернулся в мой номер в отеле. Утром, когда я полностью осознал случившееся, я немедленно обратился в полицию.
Документ этот воистину удивителен, хотя бы потому, что Кеннеди ни словом не упомянул в нем о своем обращении за помощью к друзьям — Гаргану и Маркему, а также об их попытках спасти Мэри. Позднее в телевизионном обращении к избирателям Эдвард все же расскажет о них, но первоначально он предпринял попытку скрыть от властей участие друзей в деле. Гарган и Маркем объясняли это следующим образом. Сам сенатор велел им ничего не рассказывать о случившемся. «Я не хочу, чтобы вы были в центре этого дела, не хочу вас втягивать», — таковы были его слова.
И как всегда случается, когда люди не получают ответа на какой-либо вопрос, репортеры сами принялись отыскивать подходящие объяснения. Кеннеди обвиняли в незаконной связи с Мэри Джо, в пьянстве, лихачестве, трусости и попытке скрыть свою вину.
Все эти события вызвали волнения и в обеих американских партиях. Как утверждал журнал «Ньюсуик»: «Теперь его [Кеннеди] неумолимое казалось бы движение к выдвижению на пост президента от демократической партии подошло к неожиданному концу — и, вполне возможно, к лучшему».
Демократы могли с этим согласиться (пусть и не с тем, что это к лучшему).
«У нас больше нет кандидата в президенты в 1972 году!» — говорили одни.
«Это финансовая катастрофа, — вторили другие. — Тед был единственным оратором, ради которого люди могли купить двадцатипятидолларовые билеты на обед на две тысячи персон».
Республиканцы могли ликовать, во всяком случае, ликовал президент Никсон. Что же касается остальных, то здесь мнения были различными. «Тяжко видеть, что Тедди трус», — заявил один из сенаторов-республиканцев.
Не лучше обстояло дело и с людьми Джона и Роберта Кеннеди. В Хайаннис-Порте собрались Макнамара, Гудвин, Соренсен и многие другие сотрудники погибших братьев. Они были полны осуждения за тот урон, который «Тедди нанес наследию Кеннеди», они требовали сказать им всю правду. И тут особенно усердствовал Роберт Макнамара. Подумать только, человек, который был ответственен за грандиозную ложь о вьетнамской войне (так называемый инцидент в Тонкинском заливе), ложь, приведшую к гибели десятков тысяч людей, этот человек теперь разъяренно требовал от Эдварда объяснений. Правдолюбец...
Сам Кеннеди был потрясен. Люди сомневались, был ли он в шоке сразу после катастрофы, но вряд ли кто-нибудь мог усомниться в этом в те дни. Он был ошеломлен, сбит с толку, дезориентирован — эти слова повторялись самыми разными людьми. Роуз Кеннеди писала, что его с трудом можно было узнать.
И все же, несмотря на шок, Эдвард счел необходимым принять участие в похоронах Мэри Копечне. Затем он попросил скорее назначить суд. И здесь он вновь совершил нечто странное — признал свою вину в том, что покинул место происшествие, не поставив в известность полицию.
Скажете, что же в этом странного? Ведь именно это он и сделал? К тому же, признав свою вину, Кеннеди постарался избегнуть дальнейших вопросов. Разве не это советовали ему адвокаты?
В том-то и дело, что адвокаты советовали Эдварду прямо противоположное. Они утверждали, что Кеннеди выполнил свой долг, сообщив о катастрофе Гаргану и Маркему. Дальнейшие действия должны были предпринимать именно они. К тому же оба были опытными юристами (во времена президентства Джона Кеннеди Пол Маркем работал специальным представителем министра юстиции США в штате Массачусетс) и у них не было шока и сотрясения мозга. Но Кеннеди не пожелал подобной защиты, что сильно расходится с версией о трусе, пытающемся избежать ответственности за свои действия.
В тот же день, когда Эдвард признал свою вину и был осужден на 2 месяца тюремного заключения условно, он выступил по телевидению с семнадцатиминутным обращением к избирателям, в котором попытался объяснить случившееся. На этот раз он излагал события гораздо подробнее, чем в своем заявлении в полиции. Он признавал, что нет никакого оправдания тому, что он сразу не поставил в известность полицию. И он просил избирателей ответить ему, должен ли он оставаться в Сенате, потому что «если жители Массачусетса не будут питать доверия к своему сенатору или его способностям — будь то с вескими на то основаниями или без таковых, — он, по моему мнению, не может надлежащим образом выполнять свой долг и не должен оставаться на этом посту...»
В ответ на вопрос сенатора в первые же четыре дня после обращения он получил более 32 тысяч телеграмм с предложениями остаться в Сенате. Избиратели звонили в газеты, прося о том же, писали письма. Но это был единственный положительный момент, достигнутый речью сенатора.
Журналисты, советники Джона и Роберта чуть ли не единогласно осудили его за «неудовлетворительные объяснения». Ричард Гудвин постарался сделать это публично. Теодор Соренсен, участвовавший в написании речи Эдварда, поспешил отмежеваться от него через прессу и в телевизионных интервью.
Журналисты задавали все новые и новые вопросы. И их можно было понять.
Эдвард испытывал страшное чувство вины за гибель девушки, но при этом говорил друзьям, что сделал все, что было возможно, и что никто не сделал бы больше. Позднее, вернувшись в Сенат, он как-то сказал одному из друзей: «Можешь ты представить, что я чувствую, когда прохожу по этим коридорам, а туристы пялятся на меня? И я знаю, что они думают... Я знаю, что они думают... Можешь ты себе представить, что если бы я действительно сделал то, что они думают... что я мог бы так оскорбить Сенат, что я посмел бы остаться здесь?»
Своеобразное заявление. Как правило политики, особенно если они совершают гораздо большее, в чем подозревали Кеннеди, прекрасно смеют оставаться на самых высоких постах и не испытывают от этого ни малейших угрызений совести. Остается предположить, что слова Эдварда свидетельствовали о крайней степени наивности или, если хотите, о порядочности.
Но все-таки, как совместить все эти противоречия?
Многие журналисты обвиняли Кеннеди в том, что он поддался панике и потому не проявил качеств, необходимых для претендента на пост президента. Да и сам Эдвард в своей речи по телевидению сказал нечто подобное: «Все, что я делал или говорил сразу после происшествия, кажется мне сейчас совершенно бессмысленным... Откровенно говоря, я был подавлен смесью чувств: скорбью, страхом, сомнением, изнеможением, паникой, растерянностью и шоком».
Паника? У Эдварда Кеннеди? Это как?
Будучи студентом, Эдвард увлекся альпинизмом. Однажды он сорвался с выступа и повис над километровой пропастью. В подобной ситуации вполне можно было впасть в панику. Но Кеннеди, по прежнему вися над пропастью, вытащил фляжку с соком, отпил глоток, чтобы собраться с силами, а потом вскарабкался на выступ и проделал весь оставшийся путь до вершины.
В президентскую кампанию 1960 года он не растерялся, когда у пилота самолета случился сердечный приступ, взял на себя управление и благополучно посадил самолет в аэропорту.
В 1964 году после авиационной катастрофы не смотря на многочисленные ранения, несмотря на боль, удушье и шок, он прежде всего заботился о своих спутниках, а уже потом о себе.
В 1966 году, уже нося корсет, он как-то катался на своей яхте с конгрессменом Джоном Калвером и его женой. Внезапный шквал накренил яхту, и жена Калвера упала за борт. Кеннеди немедленно прыгнул за ней в воду. «Он ни секунды не колебался, — рассказывал потом Калвер. — Прямо как молния! Раз! И он уже плыл, поддерживая ее».
И после этого говорить о панике? Ссылаться на ночную темноту или страх утонуть?
Авиационная катастрофа, в которой побывал Кеннеди, произошла как раз ночью, что же до страха утонуть, то Эдвард никогда не боялся воды. Он рос на берегу океана. Его приучали к воде чуть ли не с младенчества.
Нет уж, версия с паникой выглядит слишком неправдоподобно.
Впрочем, есть и противоположное объяснение. Как писали политологи Дэвид Барнер и Томас Уэст: «Возможно, что все было как раз наоборот. Кеннеди действовал так, как действуют все Кеннеди: взвешивал каждый свой шаг и консультировался с обширной семьей сотрудников Кеннеди... Молодая женщина была мертва, и у нас нет возможности измерить глубину его горя. Но в то же время, у него была политическая карьера, которой он был предан, и он действовал с расчетливостью, которой мы обыкновенно ожидаем и которую хотим видеть у общественного деятеля в минуту кризиса...»
Замечательно! В переводе на нормальный человеческий язык это означает, что все политики сукины дети, но именно это и делает их хорошими политиками. Вот только чего Кеннеди добился? Ну, получил он нужных ему адвокатов и в результате поступил в полном противоречии с их советами. Стоило ли так стараться?
Нет, что-то во всем этом неправильно. Словно какая-то скрытая мысль, какая-то недоговоренность присутствует во всех описаниях трагедии. Загадка! Можно ли ее разгадать?
Я попытаюсь. Продолжение следует...
© Юлия Р. Белова
Путеводитель по каналу. Часть 1
Путеводитель по каналу. Часть 2