Как выяснилось, пятеро из выпивавших были институтскими-университетскими. Ответивший Боруте Степан Постник работал (или правильней – числился) на кафедре истории в Университете, Дмитрий Метелик был из инженерно-экономического, Колода – из сельскохозяйственного (теперь уже – аграрного), Зубко – из «кулька» (занимал он, правда, абсолютно некультурную должность – заведовал компьютерным классом). А Синица, можно сказать, был «отзеркаленным» Зубко – он вёл курс украинской культуры в Льва Термена. Здесь были старшие и младшие, доценты и почти-профессора. Оставшиеся двое – Грицько и Слива, никоим боком не касались ни вузов, ни образования, да и в целом не имели определённых занятий; вечные «на подхвате» – куда подует «ветер перемен», туда и они. Впрочем, слова «летуны», «приспособленцы» и «перекати-поле» давно перестали быть ругательными: те из них, кто научились предсказывать силу ветра и понимали, когда надо поднимать паруса, а когда время рубить мачты – добивались неплохих результатов.
В складном стаканчике появилась водка. Кто ему налил, Борута не видел.
– Ваш выход, просим, – напомнил Постник про «штраф».
Борута сам удивился, как быстро сообразил, что сказать.
– Когда нашёл себя, когда нашёл любовь и Бога, остаётся лишь день за днём – без праздников и выходных, без отпусков и отгулов – искать бабки, – он чокнулся стаканчиком с ближайшим к нему Метеликом.
– Не по регламенту! – возмутился Зубко. – Где «так выпьем же за то»?
– За то и выпьем! – согласился Борута и чокнулся с Постником.
Зубко проворчал что-то, но спор не продолжил – быстро постучал пластиковой чашкой по бортам других пластмассовых, стеклянных, керамических и даже одному бумажному, похожему на стаканчик от фруктового мороженного, и выпил.
Перерывов между полстами-тостами почти не было. Челноки пили так, как пьют в подворотне вырвавшиеся на минутку из дома «любители этого дела»: один пошёл выносить мусор, другой выскочил за хлебом, третий выбежал с собакой – давай, не тяни, времени в обрез – тяпнули, тяпнули, тяпнули, перекурили и обратно к жёнам. Вряд ли челноки боялись того, что автобус может ожить в любую секунду – тем более, пьянку легко было продолжить и в нём. Но всё равно само ощущение внезапной конечности нависало над компанией дамколовым мечом. Или будильником – меч всё же может болтаться вечно.
– Зарплата каждого, ну в смысле доход, отмерена на небесах, – предварял новую порцию водки Синица. – И что ты не делай! Набегаешь, например, каким-то чудом не сотню свою в месяц, а полторы. Придешь домой, а там – все трубы прорвало. И сантехник говорит, что дело такое аховое, что меньше чем за пятьдесят баксов никто не возьмётся... Или заболеет не дай Бог кто, или в какие другие передряги попадёт. Так что – договариваться сперва надо не с теми, кто тебе зарплату платит или товар тебе продает, а с верхним начальством.
– Потому и говорят: доля, – поддержал Метелик. – Твоя доля – это долька об общего яблока, дробная часть, твой кусок жизни. Остальное не твоё. Сперва купи.
– Или договорись, – предложил кто-то.
– Или арендуй, – подключился к обсуждению Постник.
– Всё потому, что руку неправильно чешете, – негромко, почти шепотом, но при этом навязчиво-настойчиво, будто заталкиваясь в забитую маршрутку (прости, мужик, надо ехать, потеснимся) втиснулся в разговор Грицько.
Борута нахмурился, Метелик, наоборот, приподнял брови, Синица захрустел пальцами.
– Ну как же! – удивился Грицько – он, похоже, и не рассчитывал, что его услышат. – Примета такая: зачешется левая рука – надо поцеловать ладонь и почесать об карман. Всё как бы просто, но есть своя хитрость, – Грицько уставился на Боруту, словно весь этот спич был адресован только ему. – Вот ты как чешешь?
– Никак, – быстро выпалил Борута, будто оправдываясь: я-не-я. И насторожился ещё сильнее, даже сдвинулся в сторону – он всегда так делал, когда чувствовал ещё не угрозу – нет (с чего бы?), а какое-то напряжение, сгущение невидимых сил. Вокруг себя.
– Тоже мне, нашлась бамбина! – Грицько преобразился: он вырос из «тихони», казалось, утомлённого-убаюканного всей этой «профессорской» болтовнёй, в «элемент» – как минимум, мелко-криминальный; лицо – и то изменилось: по-крысиному вытянулось. – Вот так ведь чешешь: туда-сюда, да? – Грицько поводил рукой по карману джинсов. – А надо – только в одну сторону. К себе, к себе, к себе. А то получается – тебе дают деньги, а ты их в карман – из кармана, и нету денюжек.
Подписывайтесь, комментируйте, ставьте лайки и скачивайте мои книги на ЛитРес и Ridero.