Многие проходят поприще своей жизни, толком не расшифровав сущность свою, не поняв основу собственного личностного ядра; в краткой, как молния мелькнувшей жизни Борис Рыжий понял себя, как никто – а выразил это с такою силою мысли и мелодии, что запоминается с первого прочтения:
Мне дал Господь не розовое море,
не силы, чтоб с врагами поквитаться —
возможность плакать от чужого горя,
любя, чужому счастью улыбаться.
Стихи его естественны, как растения природы; внешне просты, по сути, перегружены – информацией о человеке, их писавшем, и о человеке вообще, ибо каждый – часть необозримой плазмы, включающей и мёртвых, и ещё не рождённых.
Стихи его трагичны, что не отменяет ни радости жизни, ни упоения ею:
…взглянуть в глаза – и разрыдаться,
И никогда не умереть!
Стих, повенчанный со смертью, ибо она проглядывает почти за каждый его поэтическим творением: акварельным, лёгким, или – тяжёлым, как масляная живопись.
Неуловимая неповторимость интонации определяет строй поэтического свода Бориса Рыжего; именно она действует гипнотически, втягивает воронкой в чтение.
Всё конкретно, всё всегда названо так, что видишь, и вместе – главное в воздушных проёмах, зияниях стиха.
Безмерно жалко жизни выдающегося поэта, оборванной им самим; чрезвычайно интересно представить развитие его таланта.
И всё же, если стать на позицию осмысленности всего сущего, свод, созданный поэтом, предстаёт законченным, и, благодаря поэтической высоте своей, не требующим продолжения.