.
Просто жалеть человека это сочувствовать ему бессознательно. Например, мы можем пожалеть нищего, ничего даже не зная о нем, кроме того, что он нищий, хотя, меж тем, это не значит, что этот человек был всегда нищим. Может быть, до того как стать нищим, он был успешным математиком, или писателем, у которого не получилось воплотить свои планы в жизнь?. Может быть он был богачом, а может быть, до того, как окончить свою жизнь на паперти, он был и большим политиком, пока не изменилась идеология, и к власти в России не пришли совершенно другие люди. Конечно, до того как стать нищим, этот человек мог быть и просто пьяницей, заблудшим человеком, не обретшем даже дома после тюрьмы, (и такой расклад нам представляется куда более очевидным, чем первый, в виду своей большей реалистичности), однако, даже это обстоятельство говорит в пользу того, что человек этот , не всегда (не всю свою жизнь) стоял здесь, где мы его однажды встретили, или встречаем ежедневно, возвращаясь с работы, или с магазина. Мы же обычно рассматриваем нищего, как если бы он всегда был нищим, что в нас и рождает жалость. Мы представляем этого человека так, что у него это словно было написано на роду. Как если бы независимо от того кем бы он ни был, его истинное призвание в итоге и сводилось к тому что бы стать однажды этим нищим (даже, если бы, он был и большим политиком, математиком, художником, или бизнесменом.)
И это . первый образ нашего понимания. А второй образ понимания приходит к нам лишь тогда, когда мы догадываемся, что каким бы жалким не казался нам этот человек, возможно, не всегда он был нищим, и даже совсем, не обязательно он мог им и стать. Неожиданно, мы понимаем, что этот нищий, если даже и не был, то мог стать математиком, успешным политиком, а может быть даже и святым, а на его месте могли бы оказаться и мы, вместо него прося подаяния у прохожих. В этом смысле, мы обязаны этому нищему, даже, если нам становится впервые горько за нашу относительную устроенность, в мире. И наконец, третий образ понимания - возникает, когда мы пытаемся представить его таким, каким он был до того, как стать нищим, последнее рождает в нас не просто жалость, а сострадание, когда мы воспринимаем этого нищего, просто как человека (как и мы сами) а не как нищего, и не смотрим на него сверху вниз. Чем отличается сострадание от жалости? Наверное, это мужской и женский взгляд. Говоря условно, женская доброта - доброта, скорее, бессознательная, это доброта, построенная на жалости.
Мужская доброта - доброта, скорее, сознательная, построенная на понимании.
Мужской гуманизм касается достоинства жизни, в ком то, а женский – сущности жизни. Конечно, я совершаю такое деление лишь условно, поскольку, и мужчину и женщину может коснуться такое понимание. Чистого сострадания не бывает (без примеси любви или жалости.), как не бывает и чистой любви без сострадания, даже в самом чистом романтизме. И мир и люди, и культура, так устроены, что даже любовь в нас , либо ближе к восхищению, либо к состраданию. На этом можно было бы остановиться, если бы не существовала еще одна, намного более сложная, и совсем необъяснимая сторона. Это сторона мистическая. Может быть, это прозвучит на первый взгляд, странно, однако, меньше всего мы задумываемся о том, что у каждого человека есть его двойник, двойник потерянный и мистический.
В чем состоит суть этого двойника?
Когда один человек становится большим философом, математиком, состоявшимся ученым, или успешным политиком, у него появляется двойник (родившийся с ним в его мистический день) максимально похожий на этого человека, который стоит на паперти , прося подаяния, словно бы искупая успех своего состоявшегося успешного мистического двойника, ставшего большим философом, успешным математиком, или популярным политиком . И представьте себе, понять это – это и есть понять самое сложное на земле. Поскольку, это означает понять сложный путь движения энергий жизненных , и искупающие (или окупающие) эти энергии, пути иных (тонких) энергий. Из этого сложного движения энергий и состоит наш космический , духовный и социальный процесс. Возможно, именно это понимание может послужить самому глубинному мистическому состраданию, (в той мере, в какой оно в нас интуитивно заложено, а не рассудочно выявлено, или в той мере, в какой мы люди сердца, а не ума) как и послужить мистической основой любого другого (религиозного) сострадания.
Я думаю, не случайно Марк Твен написал Принца и Нищего.
Не такое и детское произведение, как кажется лишь на первый, поверхностный взгляд. Я имею в виду известную почти каждому человеку по его детству, повесть про двух героев, один из которых родился принцем, а второй - нищим, и которые были, настолько внешне, неотличимыми двойниками друг друга, что по этой причине однажды , они поменялись местами. В этом произведении Марк Твен проявил редкую мистическую интуицию, немного догадываясь о существовании подобных двойников – и в нашей реальной жизни .
А пока статья моя коснется чего-то более объяснимого.
Как всегда я перейду к искусству, что бы затем вернуться к религии, ( тем более, что я уже в самом начале моей статьи затронул литературу упомянув имя, одного Марка Твена.)Чем был интересен Романтизм 19 века, помимо своих черт искусства? Некоторым особенным отношением к жизни.
В чем это выражалось у Романтиков? Только для представителей Романтизма их жизнь являлась своего рода произведением искусства, а само искусство - являлось своего рода духовным произведением самой жизни. Плохо ли это, или хорошо, не в этом, даже, вопрос. Конечно в таком подходе существуют свои минусы.
Однако, в нем есть и свои несомненные плюсы.
Каким образом мы можем понять нашу жизнь? Как некое произведение, получившееся, или неполучившееся. Только жизнь прочитанная как произведение искусства являет собой смысл, или часто, целое созвездие смыслов, (обращенных к человеку, осмысляющего себя, или свое прошлое), как и те или иные события в воспоминаниях - обретающих наконец свой потерянный духовный контекст, без которого даже самое простейшее воспоминание нам не представлялось бы возможным, и никогда не осуществило бы себя.
Воспоминания наши фрагментарны.
А когда мы что-то вспоминаем, мы ищем целого. А целое это духовный контекст. Поэтому, стремясь к такому контексту , мы стремимся к целому. А стремясь к целому, мы ищем духовный контекст, в котором оно воссоздается, хотя и не полностью. Мы открываем этот контекст интуитивно, а из интуитивных прозрений пытаемся черпать крупицы осознанного опыта. Поэтому, может быть, для каких-то вещей нужно быть скептичным, иначе ты ошибешься, или заблудишься.
Однако, есть вещи для которых нужно стать наивным, что бы их понять, или открыть.
Правда, две эти вещи не нужно смешивать. Наконец, есть вещи, которые может открыть лишь религиозная вера. Мы часто слышим слова о том что Бог нас любит, что Бог есть Любовь. Однако, всегда ли мы верно эти слова толкуем? Как следует понимать что Бог есть Любовь?...Мне кажется, что прежде всего, не нужно переворачивать это утверждение, совершая подмену.
Бог есть Любовь, но не Любовь есть Бог.
Начать нужно с того, что Бог абсолютно трансцендентен миру, даже любому пониманию человека о Боге, любому, даже самому развитому суждению о Нем. В мире нет Бога, даже если все сотворено Богом, или Его святыми энергиями. Однако, Бог есть Любовь в том смысле, в каком каждая травинка, и все живое ищет возврата к Богу, ищет Спасения. Даже цветок тянется к солнцу. И это и есть любовь, которая на пути к Богу раскрывается. Однако, у цветка нет другого пути, цветок не может возлюбить себя больше Солнца и на этой любви к себе расцвести как цветок.
Без лучей солнца, к которому цветок тянется он погибнет.
Совсем другое дело человек, и его путь. Человек это странный и особенный мистический цветок. В конце концов, главная проблема человека состоит в том, что человек такой цветок, который может расцвести без Бога - (создав в себе свое личное солнце отраженное от подлинного солнца), выражаясь словами Бодлера человек может стать цветком зла. Однако, человек может стать святым, и райским цветком, тянущимся к Богу. Поэтому, тайна схождения Христа в мир это тайна преодоления разрыва между миром и Богом.
Что может служить основой религиозной доброты?
Сострадание мужское более сознательное, мужчина более активен, более сознателен, или даже рассудочен. Сострадание женское более бессознательное, женщина более связана с иррациональными основами жизни и природы. Однако, как сказал Cтарец Паисий Святогорец одной женщине: Если в тебе есть любовь, доброта – ты ангел, и куда бы ни пошла и где бы ни находилась, вместе с собой несешь рай. Так, уже в этой жизни мы начинаем ощущать рай или ад". Конечно, основой доброты, или сочувствия может служить лишь понимание.
В этом смысле доброта - это всегда ум.
Даже если этот ум находится только в сердце, и не проясняется в чем-то осмысляемом. Понять человека (тот или иной его поступок) можно лишь, поняв всю его жизнь, хотя, понять всю жизнь человека не представляется возможным. Это понимание есть лишь у Бога, мы можем лишь отдаленно приблизиться к нему. Поскольку никто не знает человека, кроме Бога.
И значит никто не вправе судить о нем.
Уже в этом есть защита Всевышнего по отношению к душе человека. Потому что в этом Милость Его - на каждом человеке, в сохранении его тайны, без которой он бы не спасся. Это все что нам может быть известно о Боге. А если говорить о человеке, касаясь его отношения, можно спросить, что такое понять другого, и представляется ли это возможным?
Как возможно одному человеку понять другого?
Наверное, что бы понять другого – нужно увидеть его целым, (или лучше сказать целостным.) Это увидеть его в религиозном, духовном контексте. Это найти в нем, то недостающее для нашего понимания, что вернуло бы ему его целостность. Всегда ли мы к этому способны?
Хорошо, если хотя бы, иногда.
Человек, с одной стороны, существо целостное от Бога, с другой стороны утратившее эту целостность. То есть, иными словами, осуждение ближнего тем плохо (за исключением крайнего, и откровенного зла в ком -то, ) что судя человека мы судим лишь его фрагмент.
Когда как понимание обращено к человеку - как целому.
