Найти в Дзене

Место смеха в психологическом консультировании и тренингах

Оглавление

Автор

«Смех – это не свобода, а освобождение...Свободный в освобождении не нуждается; освобождается только тот, кто ещё не свободен. Мудреца всегда труднее рассмешить, чем простака, и это потому, что мудрец в отношении большего количества частных случаев внутренней несвободы уже перешёл черту освобождения, черту смеха, уже находится за порогом.» - С.С. Аверинцев1

Если вы хотите светскую вечеринку превратить в дискуссионный клуб, то требуется немногое: просто задать какой-либо провокационный вопрос. Например: «Мне кажется, что мужчины поменяли свое отношение к женщинам, появилось больше равенства и толерантности, но, может быть, у меня розовые очки?».  Дальше можно пить чай - темы касаются всех и связаны с иерархией. А где есть борьба за власть, там есть и разные мнения, и болевой опыт, и свои наработки, творчество и провалы.

В психологическом сообществе таким провокационным вопросом может стать вопрос о смехе2. Звучать он будет примерно так: «Никак не могу понять, хорошо или плохо, что мой клиент постоянно смеется (или никогда не смеется) на психотерапии?». Всё – можно слушать чужой опыт, который будет основываться на точке расположения говорящего к смеху как явлению. Но, увы, в статье мне не удастся потрафить своему любопытству и узнать, что вы об этом думаете. Придется впустить голоса мэтров русской гуманитарной мысли, которые проявят сложности этой темы и дадут каждому из нас возможность предположить, какая точка зрения на смех как явление ближе каждому из нас. И отталкиваясь от этого, будут более понятны индивидуальные особенности работы со смехом на терапии.

Михаил Михайлович Бахтин 15 ноября 1946 года защищал в Москве диссертацию на тему «Рабле в истории реализма». Диссертацию, которая в дальнейшем перевернула представление о смехе как явлении. Он показал не только генезис смеха от Рима к Средневековью, но и объединил смеховой празднично-народной традицией прошедшее и настоящее через «особую форму неготового, незавершенного бытия» (курсив мой)3. Страстное увлечение смеховой, праздничной культурой заставляет М.М. Бахтина преувеличивать гуманистическую составляющую смеха, отрицая его «темную» сторону. Вот как про это высказывается Сергей Сергеевич Аверенцев в своей изысканной статье «Бахтин, смех, христианская культура»: «За смехом никогда не таится насилие» — как странно, что Бахтин сделал это категорическое утверждение! Вся история буквально вопиет против него; примеров противоположного так много, что нет сил выбирать наиболее яркие. …Римская комедия Плавта звенит неумолкающим смехом по поводу выволочек и порок, которые задают рабам За таким смехом насилие даже и не «таится», какое там; оно заявляет о себе громко и уверенно, оно играет само с собой и делает себя занимательным. В евангельском эпизоде глумления над Христом мы словно возвращены к самым истокам народной смеховой культуры, к древней, как мир, процедуре амбивалентного увенчания-развенчания, но ею оттенена горькая нешуточность муки невинного, которого немедленно после окончания шутовского обряда выведут на казнь»4.

С.С. Аверинцев показывает, как увлеченность и «абсолютизирование смеха» у М.М. Бахтина приводит к чрезмерной однополярности явления. Но есть еще и выступление адептов приличия, адептов высокой культуры, которые площадной смех расценивают с точки зрения варварского насилия. И здесь нельзя не упомянуть нашего великого исследователя мировой эстетики Алексея Федоровича Лосева: «А если брать реализм Рабле во всем его содержании, то перед нами возникает чрезвычайно гадкая и отвратительная эстетика, которая, конечно, имеет свою собственную логику, но логика эта отвратительна. Мы позволим себе привести из этой области только самое небольшое количество примеров. Часть этих примеров мы берем из известной книги М.М. Бахтина о Рабле, однако, нисколько не связывая себя с теоретико-литературными построениями этого исследователя, которые часто представляются нам весьма спорными и иной раз неимоверно преувеличенными»5.

Итак, мэтры русской гуманитарной мысли разошлись во мнениях. Отношения со смеховым народно-праздничным миром у М.М. Бахтина, С.С. Аверинцева и А.Ф.Лосева различны. И в зависимости от того, к какому ученому мы ближе, проявляется особенность нашей работы в терапии со смеховыми ракурсами. И мы выбираем оставаться ли в православной парадигме, с настороженным прищуром к смеховой культуре, где на подсознательном уровне мы еще помним, что черт зачастую называется шутом. А телесность и брань нарушают все рамки приличий. Или перейти на сторону амбивалентного, возрождающе-убивающего смеха М.М. Бахтина, Фрейденберг, М. Эриксона, Фарелли.

Давайте более внимательно посмотрим, с чем сталкиваются психологи на консультациях. У Мэри М. Гулдинг (одного из авторов «Терапии нового решения», которая строится на миксте транзактного анализа и гештальта) есть прекрасное описание того, что очень часто и небесполезно, на первый взгляд, делают многие терапевты, сталкиваясь со смеховой парадигмой клиента. Гулдинг называет это «смехом висельника»: «Люди потешаются над комиком, когда он демонстрирует свою наивность, незнание, некомпетентность или когда он как-нибудь наносит себе вред. … Молодой бизнесмен рассказал во время терапевтического марафона со своими помощниками, как он поломал лодку, заглядевшись на женщину, у которой расстегнулся и упал купальник. Многие в группе смеялись до слез. Мэри заметила: «Мало смешного в том, что вы поломали лодку!». Его помощник напомнил бизнесмену, что он часто рассказывает забавные истории о том, как портит себе удовольствие. Бизнесмен отказался признать, что это «что-то значит». Боб предложил ему провести эксперимент: «В течение месяца не рассказывайте ни себе, ни  другому истории, выставляющие вас на посмешище, и сообщите нам затем о результатах».

Через шесть месяцев он написал «Я все еще думаю, что мой стиль шутить ничего не значит, однако я разлюбил подобные шутки. Хотя я и продолжаю думать, что это не несло никакого психологического оттенка, сообщаю, что эти шесть месяцев я жил с большим удовольствием, нежели когда-либо, и что со мной больше не произошло ничего, что могло бы стать темой моих юморесок». … Как только мы слышим смех висельника, мы утверждаем: «Для вас это не смешно»... Часто реплики висельника такие забавные, что терапевт сам хохочет. Типичным примером могут быть истории, рассказываемые завязавшими алкоголиками о том, что они вытворяли, когда напивались. Как только терапевт осознает, что смеется в ответ на патологический юмор, он может сказать: «Забираю свой смех обратно. Я не буду смеяться над тем, что для вас не смешно»6.

Итак, у нас есть вполне авторитетный представитель направления, где иногда смех является деструктивной особенностью и связан с избеганием. И в этом есть много правды. В то же время, давайте предположим важную идею, что мы не знаем правильного пути для клиента и его путь намного своеобразнее, чем нам кажется. И тогда мы не сможем отбросить раздражение клиента при нашем обесценивании его смеха.

Милтон Эриксон подчеркивал огромную важность юмора и смеха: «Хотя многое из того, что случается с людьми и что люди сами совершают, не смешно ни по внешним проявлениям, ни по своей природе, предмет для смеха можно найти практически во всем. Профессиональные комики прекрасно это знают и могут заставить нас смеяться по поводу развода, потери работы, фобий, бедности, беззащитности и даже смерти. К месту сказанная острота порой способна приглушить боль, сделать более приемлемыми новые и рискованные темы и облегчить гнетущую ситуацию. … Фундаментальное положение, которое люди должны усвоить, состоит в том, что в их жизни НЕ должно быть места уязвленным чувствам. Когда у вас появляются уязвленные чувства, бегите, не просто идите, а бегите к ближайшей помойке и избавьтесь от них, и вы заживете куда счастливей»7.

Итак, у нас есть опасность, что смех является дьявольским умением избегать себя и обесценивать других, райским решением любых проблем, и приятной человеческой привычкой балансировать между высоким искусством и пошлостью. Осталось сообразить куда «бедному крестьянину» податься в психотерапии.

Я не затрагиваю здесь тему позитивного мышления, так как, на мой взгляд, оно имеют косвенное отношение к смеховой культуре. Смеховая культура — это «неготовое, незавершенное бытие», а позитивное мышление — определенная завершающая установка. Позитивное мышление появилось в результате идей в эпоху позднего Просвещения, когда религиозные и психологические экспериментаторы пытались определить влияние наших мыслей на нашу жизнь. В современной психологии это направление активно развивается с 1990-х годов в трудах Носсрата Пезешкиана, Мартина Селигмана, Михай Чиксентмихайи, Рика Снайдера и других.  Позитивное мышление —  важный кусок психотерапии, но смех не входит внутрь данного направления. Смех более архаичен. Психотерапевт в позитивном направлении - вдохновитель и учитель, психотерапевт в смеховой терапии —  Трикстер, то есть ловкач, отец всех Пульчинелл, Петрушек, Иванушек-дураков и прочих шутов.  В этой позиции смех существует не только в позитивном ракурсе принятия бытия, но и содержит в себе «непристойность» и бьющий сарказм. Эта роль может вызывать опасение у терапевта. Страх, что клиент рассердится на саркастическую шутку, зачастую превращает терапевта в фигуру, которая поддерживает избегание своих проблем клиентом. Например, клиентка открыто говорит терапевту, что боится смерти, не спит по ночам без присутствия человека, но работать с этим не будет. Она боится, что ей станет еще хуже. Из точки позитивной терапии психолог поддерживает клиентку, рассматривает с ней различные способы адаптации к этому состоянию. И так может продолжаться несколько месяцев. Терапевт оказывается в интригующе-флиртовой зоне «быстро жалей меня, это ты меня довел до такого состояния своими вопросами». Использование смеховой терапии — это подтрунивание на тему любви клиентки к вниманию, которое она может получать за счет деструктивного поведения. Но использование той или другой позиции, конечно, зависит от анализа ситуации «на местности».

Теперь я попытаюсь затронуть формальную сторону нахождения смеха в терапевтическом процессе. Сложность в том, что я ощущаю себя булочником Филипповым, описанным у Гиляровского. Этот булочник в середине 19 века поставлял сайки московскому генерал-губернатору Закревскому. И в одной из булок Закревский обнаружил таракана. Но Филиппов не растерялся, съел таракана и сказал, что это изюм. Потом он прибежал в пекарню и высыпал в саечное тесто решето изюма. Через час Филиппов угощал Закревского сайками с изюмом, а через день от покупателей отбою не было. Описывать работу со смехом на консультации – это как описывать изюм в сайках Филиппова. Оставаясь в метафоре: надо понять, куда и когда бросать изюм. Работы Казинса, Фарелли, Элиаса и других исследователей дают возможность обратить внимание на местонахождение смеховых практик внутри консультаций и тренингов.

В руках терапевта в данный момент сосредоточилось бесконечное число творческих находок из народно-праздничного смехового. Мы можем подкреплять свою работу фарсом, карнавальными играми, комедией dell'arte, анекдотами, шутовством, поносными письмами, клоунадой и т.д. Отдельно надо оговорить авторские находки ХХ века в кино и литературе. Например, книги и фильмы про Трикстеров, особенно детские, несут огромный позитивный заряд.  Эта литература и фильмография базируется на городской культуре, которая внесла свои коррективы в восприятие человека в социуме. Ребенок не просто стал рассматриваться как отдельная личность, но и возникает идея безоценочной родительской любви. Фигура баловника, которого независимо от поведения, принимают родители (Буратино, Эмиль из Леннеберги, Пеппи) бывает важным ресурсом внутри терапевтической работы. Я только упомяну, что такой род работы связан с работой с идеализированным символом. Как в Средние века поиск иконы со «своей» Мадонной мог привести к гештальту на тему идеальной мамы8, так и работа с детскими Трикстерами может восстановить умения баловаться и шалить.

Рассмотрим кратко 3 крупных блока использования смеха в психотерапии: диагностический, ресурсный и провокативный. Начнем с диагностического.

Диагностический блок

В этот блок входит все наше знание о том, почему мы смеемся. В личной терапии, например, это может проявляться как «улыбка Гуинплена» у клиента или терапевта. За этой улыбкой может стоять и агрессия, и соревнование, и интеллектуализация и, конечно, избегание. С точки зрения диагностики мы можем рассматривать любимый анекдот клиента как бессознательный вариант снятия напряжения по определенным темам. Чтение подборки анекдотов можно использовать как мини-тест: где человек смеется или улыбается, там существует напряжение. В продолжении этой темы анекдотов, мы можем в терапевтическом плане создавать свои исцеляющие списки анекдотов. Сразу замечу, что  данная тема огромна и наработок в ней масса, так что она требует отдельного разговора.

Диагностический блок в групповой терапии чаще всего несет несколько смыслов. Первое: смех всей группы показывает, что группа доходит до конфликтного для всех вопроса, и таким образом люди быстро реагируют на любую шутку для снятия напряжения и объединения смехом для дальнейшей работы. Эти «точки сброса» могут являться как позитивной переработкой напряжения, так и маркером, что какая-то тема не является на самом деле актуальной для группы. Если тема актуальна, группа после смеха сама возвращается к работе. Если тема сложна для группы или не важна, шутка подхватывается следующим участником и группа начинает работать на создание ресурсного чувства объединения и радости. Самые мои «смешливые» тренинги были на тему смерти и секса, а самые печальные - на тему подарков. Надо заметить, что если группового напряжения нет, то шутка любого из участников, которая провоцируется его личным внутренним напряжением, не подхватывается группой. Либо подхватывается только тем, у кого есть идентичное напряжение.

Кроме анекдотов, «смеховое» тестирование возможно через позитивные родовые «пластинки», личные юмористические случаи. Если с этой точки входа подходить к «юмору висельника», то мы убираем коннотацию «неправильного мальчика/девочки», которому мы грозно грозим пальцем и запрещаем разрядку через смех. А приобретаем в лице клиента партнера по анализу своих потребностей и разрешения внутренних конфликтов. В такой ситуации прекрасно подойдет работа по «генеалогии» смеха. Она возможна и на индивидуальных консультациях, и на тренингах. Варианты вопросов: «Над чем смеялись в твоей семье, как и где можно было смеяться, а когда - запрещено?», «Были ли поговорки в семье о смехе?», «Как смеёшься ты сейчас: где, когда, с кем, над чем?». Все эти вопросы могут рассматриваться и с точки зрения диагностики, и с точки зрения накопления ресурсов.

Ресурсный блок

Этот блок в первую очередь связан со страданием. У Виктора Франкла в книге «Сказать жизни - "Да". Психолог в концлагере» в главе «Лагерный юмор» есть очень емкая метафора: «Своеобразное «заполнение» человеческой души страданием можно было бы сравнить с тем, что происходит, когда в какое-нибудь помещение попадает газообразное вещество. Как бы велико ни было это помещение, газ равномерно заполняет весь его объем. Так и страдание заполняет всю душу, овладевает всем сознанием, независимо от того, велико оно или мало. Выходит, что страдание может быть относительным, как, впрочем, относительна и радость. Ведь человеку подчас бывает достаточно и совсем малого, чтобы буквально прийти в восторг»9. Вот это малое мы и можем вспоминать, чтобы увеличить ресурс радости.

Первое и самое простое для людей, которые приходят к психологу и не видят ничего хорошего в своей жизни - предложить вспомнить любимую еду в детстве, игрушку, запах, одежду, любимые коллекции, друга и т.д. То есть, мы начинаем отвоевывать пространство у страдания. Очень часто клиенты уверены, что либо они не помнят детство, либо ничего хорошего в нем не было. Конкретные вопросы помогают выскочить из этой матрицы «жертвы».

Ресурсы радости, кроме пробуждения памяти о хорошем в детстве, можно найти через работу с позитивными коннотациями в роду и семье (у меня это происходит на тренинге по созданию семейного герба «Львы, орлы и куропатки в семейной истории»). Клиентам, которых часто обесценивали в семье, путь к позитивному хвастовству и баловству в стиле Карлсона помогает переработать часто мучительную для них зависть. Зависть – это всего лишь наше умение мечтать. Перейдем к провокативному блоку.

Провокативный блок

Он возможен только при установлении раппорта, и менее всего поддается фиксированию в техниках. Есть наработки Фарелли на эту тему, но на самом деле если мы возьмем любого практикующего психолога, у него будут свои здесь находки и особенности. Кроме Фарелли, который подарил нам способ заключения провокационного договора с клиентом о наказании, здесь стоит упомянуть Чарльза Тодда с его организацией «коллективных шалостей». И Элиаса с его увеличением симптомов до абсурдности.  

Работающая и продвигающая провокация возможна только из полного принятия и радости. Если у терапевта на консультации есть чувство раздражения или страха, провокация вызовет только обиду. Эмоция психолога является лакмусовой бумажкой, которая показывает, когда стоит использовать смеховую провокацию с клиентом. Клиент может регрессировать в беспомощное детское состояние при несвоевременной провокации.

Этого часто боятся терапевты на консультации и избегают смеха, но платой зачастую является погружение в длительный депрессионный континуум и клиента, и терапевта. В этой статье я лишь затрагиваю базовые точки работы со смехом, но не могу не напомнить слова Фарелли о том, что клиенты не являются хрупким дрезденским фарфором. Радость Живого к Живому, какой бы деструктивной картиной это ни обрамлялось, является продвигающей установкой на терапии.

Основные методы в провокативном блоке – это фарс, преувеличение, абсурдизация, «волшебная» брань, карнавализация, клоунада, шутовство, запланированная шалость.  Конечно, все они требуют отдельного разговора. Приведу только несколько замечаний на эту тему. В фарсе исцеляющим фактором является принятие «неприличия» телесного низа, с чем более подробно можно познакомиться в отдельной статье10. «Волшебная» брань помогает выявить запрещенные агрессивные реакции. Ненормативная лексика спонтанно чаще всего возникает как реакция на неприятные ситуации и является примитивной защитой11. Так как проявление агрессии в норме подавляются, разрешение на брань при работе с «горячим» стулом становится освобождающим фактором.

Каждый из нас может использовать стихию празднично-народного смехового буйства для терапевтической работы по-своему. Но всем нам в этой работе будет необходимо опираться на два постулата. Чтобы снизить патетику, я проиллюстрирую их двумя историями о лошадях, тем более что в русском языке слово «громко смеяться» и «ржать» синонимы.

Первая история Милтона Эриксона, к которому во двор пришла потерявшаяся лошадь. «У лошади не было характерных примет, по которым ее можно было бы опознать. Эриксон предложил вернуть лошадь хозяевам. Чтобы сделать это, он просто сел на нее верхом, выехал на дорогу и предоставил лошади самой выбирать путь. Он вмешивался только тогда, когда лошадь сходила с дороги, чтобы попастись или побродить по полям. Когда лошадь, наконец, пришла во двор соседа, жившего в нескольких милях пути, сосед спросил Эриксона: «Как вы узнали, что лошадь пришла отсюда и что она наша?». Эриксон ответил «Я не знал, а вот лошадь знала. Все, что мне нужно было сделать, так это не дать ей сойти с дороги”»12.

И пусть в нашей выдуманной реальности по дороге навстречу Эриксону двигается бричка из 18 века и в ней сидит основоположник Хасидизма Баал-Шем-Тов13. И Баал-Шем-Тов замечает, что у Эриксона лошадь ржет, а его лошадь молчит. И тогда он спрашивает у своего возничего в чем дело?

- Отпусти поводья и лошади заржут, - ответил возничий. И Баал Шев Тов понял, что чтобы душа звучала, она должна быть свободна.

И, подытоживая эти истории, подчеркнем, что путь к Свободе невозможен без Смеха.

Сноски

1 Аверинцев С.С. «Бахтин, смех, христианская культура» М.М. Бахтин как философ. М.: Наука, 1992, с. 7-19
2 Я не случайно провожу параллель смеха и власти. Мне кажется, что это один из факторов редкого использования смеховых техник на терапии. Если в терапии иерархическое, а не партнерского общение, то смеховая составляющая может восприниматься как обесценивание.
3 СТЕНОГРАММА ЗАСЕДАНИЯ Ученого совета Института мировой литературы им. А. М. Горького
4 Защита диссертации тов. Бахтиным на тему "Рабле в истории реализма". 15 ноября 1946 г. // печ. изд.: М. М. БАХТИН: PRO ET CONTRA    Личность и творчество M. M. Бахтина в оценке русской и мировой гуманитарной мысли    Антология. Том I. СПБ, Издательство Русского Христианского гуманитарного института, 2001 //http://az.lib.ru/b/bahtin_m_m/text_1946_stenogramma.shtml
5 С.С. Аверинцев «Бахтин, смех, христианская культура» в кн.М.М. Бахтин как философ. М.: Наука, 1992, с. 7-19//http://ec-dejavu.ru/n/Ne_smeh
6 А.Ф. Лосев «Эстетика Возрождения». М.,1982 г., С.589
7 Гулдинг Мэри, Гулдинг Роберт «Психотерапия нового решения. Теория и практика». 2001 г. Издательство "Класс"  https://www.e-reading.club/chapter.php/17448/45/Gulding_-_Psihoterapiya_novogo_resheniya._Teoriya_i_praktika.html
8 Гордон Дэвид, Майерс-Андерсон Мэрибет Феникс. «Терапевтические паттерны Милтона Эриксона». 2004 гл. Юмор https://www.rulit.me/books/feniks-terapevticheskie-patterny-miltona-eriksona-read-207437-15.html#section_11
9 См. краткое описание тренинга «О чем говорят мадонны»: https://gald.livejournal.com/12755.html
10 Виктор Франкл «Сказать жизни - "Да"», глава  «Лагерный юмор»
11 См. статью
Смагина С.Ю. «Фарс и фарсовые произведения в психотерапии и жизни»
12 См. Д. С. Лихачев. «Черты первобытного примитивизма воровской речи. Картежные игры уголовников// Балдаев Д.С., Белко В.К. и др. Словарь тюремно-лагерно-блатного жаргона (речевой и графический портрет советской тюрьмы). М., 1992
13 «Мой голос останется с вами». Гл. 2 http://codenlp.ru/read/moy-golos-ostanetsya-s-vami-milton-erikson.html
14 См. кн. Элия Визеля «Рассыпанные искры»

-2

Автор

Смагина Станислава Юрьевна

директор, Музей смеха «Трикстер»
Санкт-Петербург