Во времена моего детства не было ни компьютерных игр, ни сотовых телефонов, ни интернета. Мультики смотрели по телевизору, но прежде папа просматривал телепрограмму в газете и кружочком обводил время. Зато летом торчали мы с утра до вечера на улице, во дворах. В нашем ничего не было – ни качелей, ни песочницы. Но были турники для выбивания ковров. Мы с удовольствием висели на них вниз головой. В кустах сирени под окнами обустраивали домики, а зимой стаскивали со всех близстоящих помоек выброшенные новогодние ёлки и гондобили из них этакие шалаши а ля хибара. Но я всё же расскажу о лете. Оно уходит, и хочется попрощаться с ним.
Даже не знаю, во что играют сегодняшние дети, но у нас игр было море. Обожали «Вышибалы». Помните? Два ведущих с мячом, а посередине толпа кружится, разбегается от меткого удара. Играли в «Али-баба о чём слуга?»: две команды, крепко держим друг друга за руки и вызываем у противников кого-нибудь, если порвёт цепь, то забирает к себе нашего игрока, если нет – остаётся с нами. Играли в «Тише едешь – дальше будешь». Помните, когда ведущий стоит спиной, говорит слова, потом стоп…и ты должен замереть? Играли в «Светофор», когда судорожно ищешь на себе вещь нужного цвета, в «Вы поедите на бал», в «Я садовником родился», «Выше ноги от земли», в «Пятнашки», когда надо было салить друг друга. Особым шиком были игра в прятки и в казаки-разбойники. Сначала «На золотом крыльце сидели», или «Вышел месяц из тумана», или «Со второго этажа», или «Эники-бэники ели вареники», потом ведущий старательно орал, прислонившись к дереву: «Я считаю до пяти, не могу до десяти, раз-два-три-четыре-пять, я иду искать. Кто не спрятался – я не виноват». А далее – непереводимый детский фольклор. Ведущий, если обнаруживал игрока, бежал к дереву и кричал: «Пара-выру Машка!». А если спрятавшийся игрок добегал до дерева раньше, он орал: «Тупас!». И это означало, что водить не ему, а снова прятаться.
Обожали казаки-разбойники. Рисовали стрелки, клали записки с обозначением следующего места, а сами старательно прятались по чужим подъездам. Благо тогда не было ни одного кодового замка. Сидишь, бывало, за кучей какого-то хлама на площадке – за старым холодильником, стопками макулатуры - и слушаешь чужие звуки за дверьми, вдыхаешь чужие запахи, и сердце замирает каждый раз от страха, когда слышишь щёлканье замка: вот выйдет сейчас чужая тётька или дядька и будут ругаться…
Обожали мы делать «секретики». Может, помните? Надо вырыть ямку в земле, найти очень красивое бутылочное стекло – зелёное, коричневое, на крайний случай белое, взять фольгу или фантик какой, на него положить одуванчики, или помните – со строек таскали разноцветные стеклянные шарики и плиточки от мозаики, в общем, создать коллаж или композицию, накрыть стёклышком и засыпать землёй. Потом зовёшь друзей смотреть секрет. Раскопаешь пальцем небольшое окошечко и смотришь на красоту свою рукотворную. Восторг, да и только!
А ещё мы из одуванчиков любили кукол делать, волосы им в лужах завивали. Или сорвёшь, бывало, травяной венчик так, чтобы все колосики в пучок собрались, и спрашиваешь: курочка или петушок? Если одна травинка или несколько торчали выше всех – это был петушок. Играли в «колечко-малечко», в «камень-ножницы-бумага», в «дочки-матери», в «море волнуется раз…»…
Во времена моего детства не было жевательной резинки. Подумаешь! Не беда! Мы гудрон жевали, потом все гольфы были в чёрных неотстирывающихся разводах. Ох, как мама каждый раз ругалась! Мы вообще были всеядны и тащили в рот, что попало – цветы акации, зелёные яблоки и крыжовник, щавель…А к содранным коленкам прикладывали подорожник. И ещё любили кидаться колючими шариками чертополоха.
Постарше уже играли в "классики", прыгая по клеткам и толкая носком заклеенную банку из-под гуталина (а в ней песок). В «раю» делали передышку. Любили ещё в резиночки прыгать. Некоторые это делали виртуозно. Я, например, всю резинку у мамы извела. Так что однажды в трусы вставить нечего было. Вот мне и попало опять. Да, тогда в колготках и трусах была резинка, и её протягивали с помощью булавок.
И так целый день, до позднего светлого вечера. А тут уже из форточек и балконов начинается перекличка: Маша! Наташа! Миша! Шурик! Домоооооооооой! – зазывают родители своих убегавшихся, упарившихся, оголодавших чад. И несётся по домам ликующее знойное лето, с зудящими ногами и содранными коленками, этакие негативчики – заполированные солнцем тела и выцветшие ещё пока не стриженые шевелюры.
Ввалишься домой с гудящими от непрерывного бега ногами, а там…мамулечка блины жарит – тоненькие, ажурно-кружевные, бесподобно и умопомрачительно вкусные. Пока наспех пытаешься руки отмыть от многослойных дневных накоплений и зелёно-черные коленки, шлёпнет мама с пылу-жару пару блиночков на тарелку, а на них ещё пузырьки от масла лопаются, а по центру лодочка сливочного масла плывёт – тает. Потом мама черничным вареньем сверху польёт, и сидишь уминаешь, пальцы синие облизываешь. Кружечку молока жахнешь. Господи! Вкусно-то как! И глазки уже слипаются, до кровати добредёшь, рухнешь, так что пружины рявкнут и….А во сне снова – солнце, зной, казаки-разбойники, о чём слуга, га-га-га…а ноги дрыгаются, всё бегут куда-то, боятся опоздать…Эх, детство! Эх, лето!