.
Самым одаренным поэтом Серебряного Века , имея в виду степень природной одаренности, Елена Шварц называла Маяковского, ( с грустью констатируя, что к революции он исписался), ибо, не имея почти образования , лишь, за счет одного дара Маяковский взошел на уровень мировой поэзии. Лена считала Маяковского одареннее Мандельштама и даже Кузьмина, которого обожала., и не объясняла, как некоторые, что Маяковский стал хуже писать потому, что принял Ленина, а считала, что наоборот, Маяковский принял революцию и стал служить власти, потому, что, исписался. Лена объясняла это усталостью и вымотанностью Маяковского, после его гениальных поэм и стихов... А какие у Елены Шварц были вкусы в поэзии 19 века? Этому и будет посвящен один мой очерк, в форме воспоминания об одном вечере. Помню , летом, в 1995 обсуждаем мы с Леной Шварц Пушкина, и Лермонтова, у нее в гостях. Я защищаю Лермонтова, а Лена (любящая Лермонтова, и Пушкина), Пушкина. Спорим часа два. Наконец, я привожу Лене в качестве примера плохой любовной лирики стихи Пушкина "я помню чудное мгновенье". И говорю Лене: Может быть Вам нравятся и эти стихи? - Лена мне отвечает, Пушкин вообще эти стихи писал как пародию, об этом знали все друзья Пушкина, кроме Керн. Почему же Керн об этом не знала? - Просто, глупа была, ответила мне Лена.
И тут входит педантичный Валерий Шубинский. Лена говорит Шубинскому: Выпейте Валера, сегодня праздник, день рождения Пушкина. Шубинский молча выпивает стакан водки (полстакана) , и тут же закусывает холодной нарезанной ветчиной, (не смотря на то, что была на столе и другая закуска, в том числе и мясная, но не свиная.) Тут Лена ему и замечает иронично. А я, Валера, была о Вас иного мнения. - Это Вы к чему? удивленно спросил Валера. Я то думала, Вы настоящий праведный иудей, а Вы вот, оказывается свининой закусываете водку. А я, Елена, Андреевна, христианин - скривившись в ехидной по брюсовски улыбке, ответил Валера, взяв со стола еще один кусок свинины. А дальше разговор перешел к Пушкину и Лермонтову. На чем мы остановились? Спросила Лена. Что стихи Я помню чудное мгновенье Пушкин задумывал как пародию, напомнил, я, (на этих словах Валера, вдруг, закашлялся, и наконец, взял другую закуску, кажется, это был , сыр.) - Пародия? Может быть, подхватил Валера.
Потому, что стихи и вправду для Пушкина слабые.
Вот если бы это написал какой-нибудь, лицеист, из круга Пушкина, но не сам Пушкин. Впрочем , вдруг заметил Валера, у Лермонтова тоже немало стихов слабых, однако, в отличие от слабых стихов Пушкина (которых меньше), даже, в слабых стихах Лермонтова есть сила, которая присуща и его сильным стихам. - Помилуйте, Валера. Большинство своих стихов Лермонтов написал в отрочестве, и не все они слабые, заметила Лена. - Да, ну, отмахнулся Валера. По настоящему Лермонтов стал писать лишь в последние четыре, а может быть и два года, своей жизни. А тут его и убили. Не убили бы, мы бы узнали, может быть, совсем , другого поэта.
Не правду говорите - ответила Лена.
Последние стихи Лермонтова говорят о том, что Лермонтов выдохся. Выдохся как ранний Маяковский, к революции. Гениальность вообще изматывает. - Ну, не знаю, не знаю, ответил Валера. Вы вот, с Витей романтики, в отличие от меня. Я не романтик, и смотрю на вещи иначе. Трезвее. Когда я читаю Лермонтова, я ощущаю ярчайший редкий дар, и сильную личность, но все его стихи как черновик. Читая Лермонтова, я думаю, о том, какие бы он писал стихи, если бы он не погиб на дуэли? У меня нет ощущения , что он кончился, скорее он лишь начался, а тут его и убили.
Разве Романтизм это плохо? возразила Лена.
Я согласна, с тем, что Витя, романтик, может быть и единственный, в наш век. Что же касается меня, я вообще то ближе к классику Державину , как поэт, а не к романтику Лермонтову. А как же, романтик Цветаева, которая, так же, шла от Державина? Спросил я. - Мы по разному шли от Державина, хотя, и Цветаева любила его за ритмическую буйность, и многоцветность.
Однако, это разная буйность.
Цветаеву я очень люблю, но она не мистик. Измерение Цветаевой душа, а не духовное. Однако, она жила в таком горении в каком могла жить лишь святая, что и составляет ее тайну. Впрочем, возможно и я Романтик, добавила задумчиво Лена. Кстати, что такое Романтизм? - Давайте лучше поговорим о Романтизме. Как скажите Вы, Валера?
Как Вы определите Романтизм?
Романтизм это некая ставка на я, это когда ты пишешь от себя, от своего я. - допив водку , (и закусив, уже, апельсином) , ответил Валера. Лермонтов романтик. Он писал от своего я, от своего неповторимого индивидуального , или маргинального опыта.
Прямая противоположность Лермонтову Тютчев, продолжал Валера.
В Тютчеве нет ничего от его личного я, лирический герой Тютчева как бы "человек вообще", человек как идея, как метафизическая тайна, а не как сам Тютчев с его личными переживаниями. Тютчев не романтик. Такая же противоположность Цветаевой как романтику, например, Мандельштам. Мандельштам, такой же, почти тютчевский опыт.
А как же, тогда , Фет? Спросила Лена.
Мне кажется, Фет как бы располагается между Лермонтовым, (хотя скорее поздним романтиком Бенедиктовым, а не Лермонтовым), и Тютчевым, Фет ближе, все -таки, к модернизму, чем к романтизму, например, к раннему Пастернаку который начался с языка Фета, высказался, я.
Пожалуй, да, подхватил Валера.
Впрочем, даже зная, что Вы любите Пастернака (продолжил Валера, обращаясь к Лене), я скажу, что я его не люблю, хотя, я люблю Фета, и даже люблю Тарковского , больше Пастернака. Однако, вернусь к Лермонтову. Лермонтова я тоже люблю. Однако, я понимаю и то, что весь дурной тон, который вошел в русскую поэзию, начался, как раз, с Лермонтова, и с дурной моды на него. Этим Лермонтов и отличается от Пушкина, который являет хороший, и классический тон.
Демоничность в нем есть, в нем есть все то, что, позднее любил и Ницше.
- Да, я люблю раннего Пастернака, хотя, не очень люблю Мандельштама, заметила Лена, даже признавая его гениальность. Но еще больше я люблю Кузьмина, а не Мандельштама. - Я люблю Кузьмина и сам, ухмыльнулся Валера. Однако, Кузьмин национальное явление, а Мандельштам мировое. Как впрочем, и Пушкин явление мировое, а Лермонтов явление национальное, добавил Валера. - Не скажите, возразила Лена. И Лермонтов явление мировое.
Не согласна я и с вашей трактовкой ницшеанской, касаемо Лермонтова.
Лермонтов чистый романтик, даже демонизм его в сущности чист. Потому, что это не демонизм, а вызов Творцу, но в этом вызове была большая любовь к Творцу, и к Богородице. Когда, как секрет Ницше состоит в том, что он взял все наиболее дурное, из романтизма и байронизма 19 века , и придав ему привлекательный, антихристианский оттенок, провел эти идеи в 20й век, в отличие от Лермонтова, отвергнув Христа, и Пресвятую Марию, и самого Бога- возразила Лена.
Лермонтов - романтик.
А Ницше квинтэссенция всего самого дурного в Романтизме. Нельзя глядеть на Лермонтова, как Мережковский. И потом, я же не говорю Вам, что Вы любите Адамовича, когда как я люблю, уже, с раннего детства , раннего Пастернака - уже обиженно заметила Валере, Лена.
У Адамовича есть хорошие стихи - возразил Валера.
Ну, перестаньте. Это же чистый приспособленец, и очень посредственный поэт и человек. И нехороший был человек. И Цветаеву травил в эмиграции. Адамович- гад. Даже имя его не произносите в моем присутствии. А Пастернак чист, даже в своей восторженности. А по моему Пастернак, просто глуп, ответил Валера.
А поэзия, это и не ум - возразила Лена, еще выпив стопку.
Давайте лучше вернемся к Пушкину, вздохнул Валера. На чем мы остановились, Витя? На том, что, Лермонтов - весь неземной, даже Лермонтов не сильный, наконец, сказал я. Это то, что можно о нем сказать на фоне даже лучшего Пушкина . - Да, в этом соглашусь с Вами, ответила мне Лена.
И насчет неземной природы Лермонтова, соглашусь.
Чудо Лермонтова состоит в том, что у него есть стихи по красоте с которыми , не сравнятся ни одни стихи в русской поэзии, (по неземной, мистической красоте), и даже у Пушкина нет таких стихов.И помолчав, добавила. Но, зато, Пушкин весь ясен, прозрачен и чист, хотя, ни в коем случае, не прост. А Лермонтов ,все -таки, пряноват.
Пушкин чист как самая чистая родниковая вода. Даже пресен.
А Лермонтов пряноват , а не пресен, даже самый красивый Лермонтов. В красоте Пушкина нет мистического соблазна, скорее есть святость, говоря о его религиозных стихах. И помню, после этого, мы нашли с Валерой это сравнение точным, и перешли к чаю.
А ушли мы от Лены, лишь в первом часу ночи.
