Глава 15. (Продолжение рассказа "Грехи отцов")
Никита лежал без сна в гостевой комнате на 2 этаже дома супругов Джабраиловых. Спать ему совершенно не хотелось. Из головы не шли воспоминания о Татьяне и её смерти. А ведь Никита тоже приложил руку к её скорой гибели - он отлично осознавал этот факт и вовсе не гордился этим. Никита был честен с ней тогда, в пору своей юности, и ничего ей не обещал, а когда встретил Дашу, то сразу же рассказал об этом Тане.
- А каково ей было от этой его честности? Каково было осознавать, что ей предпочли другую? Что все её надежды возлагаемые на него и планы о скорой свадьбе никогда не осуществятся? Как же я был слеп и глух тогда и даже нисколько не попытался смягчить эту горькую правду хоть как-нибудь.
Татьяна попала в расставленные сети китайской мафии лишь потому, что убегала прочь из родного города, чтобы только не мешать его счастью с Дашей. Она не стала бороться и вставлять им палки в колёса именно потому, что по-настоящему любила его.
Ведь когда действительно любишь, то желаешь любимому только добра и счастья, пусть даже с другим человеком. Таня была человеком редкой души, таких точно днём с огнём не сыщешь. А Даша? Я ведь действительно любил её всей душой. -
Расстроенный Никита окончательно запутался по ком сейчас тоскует его сердце - по Даше или Тане и продолжал изводить себя приступами самобичевания:
- А позапрошлой ночью Таня тоже абсолютно ничего не требовала и не просила. Она просила лишь только о сиюминутной близости, лишь только почувствовать себя желанной им хотя бы на эту ночь.
Никиту всего корёжило от боли, когда он вспомнил, как накричал на неё, когда она прильнула к нему, выйдя из душа. И когда попросила выпить, тоже накричал:
- Какая же я бесчувственная скотина и чурбан, что на меня нашло тогда? Она ведь была мне по-настоящему рада. За 7 долгих лет, проведённых в Поднебесной, никто не разговаривал с ней на равных, как с человеком. Для своих хозяев она была только девкой, которую они использовали в своих корыстных интересах и личных целях, пользуясь её светлой головой и пытливым умом отличного специалиста, знающего и любящего своё дело.
Никита услышал, как внизу хлопнула входная дверь и весь подобрался, как будто для прыжка. Он бесшумно вышел из комнаты, когда Эльчин стал кричать ему из кухни:
- Эй, соня, ты всё проспишь. Я собираюсь готовить уч баджи. Ты ел когда нибудь трёх сестёр? Это высший класс: одна сестра фаршированный мясом перец, вторая сестра - это фаршированный помидор и третья самая вкусная сестра - фаршированный баклажан. И ты не смотри, что все эти овощи мужского рода, я сказал три сестры, значит так оно и есть.
Никита смотрел на него сверху и улыбался до ушей. Друг с таким смаком рассказывал о всех достоинствах предстоящего пиршества, что у него набился полный рот слюны. Никита принялся дразнить друга:
- Если бы ты мне приготовил наши русские голубцы из капусты, то я бы тебя озолотил, друг мой.
- Зачем обижаешь меня дорогой, - специально выделял свою речь бакинским акцентом Эльчин, который знал русский язык почище многих, - домой приедешь и мама твоя сделает тебе голубцы, клянусь честное слово. А вот уч баджи - это поистине райское наслаждение и никто тебе не приготовит их так как я.
Баунти знаешь? Так вот, твоё баунти - это коричневая гадость, а уч баджи - это небесная радость. Это блюдо ещё называют бадымджан долмасы, но там, где я вырос, говорят уч баджи, - нараспев нахваливал своё блюдо друг Эльчин, ловко проворачивая фарш в мясорубке и нарезая лук и овощи с зеленью.
- Спускайся поскорее и садись рядом, не бойся, я тебе даже лук не доверю резать, - продолжал он веселиться, но в глазах его сквозила едва прикрытая печаль и это не ускользнуло от цепкого взгляда Никиты, который ждал, когда друг сам всё расскажет.
После ужина, который действительно был достоин высших похвал, Эльчин наконец рассказал, что ему нечем порадовать его. Он включил свой стоящий в углу наказанный телевизор, выбрав новостной канал, где как раз на весь экран показывали портрет Никиты и сумму объявленной награды за его поимку - 500 тысяч долларов.
- Так что тебе пока нельзя показываться нигде, а особенно в аэропорту или на вокзалах. Повсюду твои портреты. Хотя одно радует, если можно конечно так выразиться, вчерашнюю новость об убийстве в аэропорту и международном скандале тебе затмить не удалось, - горько пошутил друг.
- Оставайся у нас, соседи тебя не видели, ты пришёл рано утром, тогда ещё газеты и новости с телевизора не успели выйти. Приедет Иришка и мы вместе что-нибудь обязательно придумаем, я тебе отвечаю.
- Эльчин, я себе не прощу, если из-за меня у вас с Ириной будут проблемы, пойми. У вас дети и вы не принадлежите сами себе, - убеждал друга Никита, - ты не осознаёшь какие страшные люди объявили за меня награду в полмиллиона долларов. Это не шутки.
- Ты думаешь в Турции нет приверженцев этого течения? Создание Турана в головах турков давно уже вынашивается, как государство объединяющее вначале всех тюрков, а потом уже всех мусульман и поэтому я прекрасно осознаю, что за люди эти твои туранцы и какие надежды и планы они возлагают на это предприятие, - отвечал ему Эльчин.
Два друга долго ещё разговаривали обо всём: вспоминали прошлое, говорили о настоящем и грезили светлым будущим, которое обязательно наступит. Потом они разошлись по местам, сказав друг другу перед сном, что утро вечера мудренее, будет новый день и новая пища.
Никите ночью снова приснился странный сон: как будто он идёт по тому же полю, где ещё недавно видел Татьяну, но теперь рядом с ней Дашка, они держатся за руки, как подружки, хотя в жизни даже не были знакомы.
Обе девушки прекрасны своей непохожестью и божественной красотой. Они весело смеются, собирают ромашки, васильки, плетут красивые венки и приговаривают наперебой, игриво поглядывая на Никиту, который стоит неподалёку и смотрит на них заворожённо:
- Суженый, ряженый, приходи ко мне наряженный,
Суженый, ряженый, приходи ко мне ужинать,
Суженый, ряженый, мне судьбой предсказанный,
Суженый ряженый, приходи меня помянуть...
Никита проснулся в холодном поту, прямо посередине ночи. Подушка его была мокрой от слёз, которые он ни за что бы не показал наяву, а во сне он не принадлежал сам себе и мог дать волю своим чувствам, оплакивая обеих девушек, которых он любил когда-то давно и продолжал любить сейчас, хоть они уже и ушли в мир иной, оставив в сердце Никиты незаживающую рану.
Окончательно проснувшись, он глянул на лежащие на прикроватной тумбочке наручные часы - подарок Юсифа, было чуть больше 3 часов утра. Скоро с минаретов мечетей запоют муэдзины, призывая всех мусульман к утренней молитве. Никита решительно встал и вышел на балкон. Август в Стамбуле выдался душным и жарким, впрочем как и всегда.
На улице было всё ещё темно и на небе ярко горели звёзды, но Стамбул уже готовился к рассвету, который едва - едва начинал алеть на горизонте. Никита смотрел вдаль в своё такое непредсказуемое завтра и думал о предстоящих испытаниях. Он уже принял решение, как будет действовать дальше - ему нужно было только дождаться утра.