В центре проекта – документальный фильм с сюжетом; смотреть его надо обязательно целиком.
Чем более нутряное впечатление производит та или иная работа, и чем безыскуснее она при этом выглядит, тем сложнее разобраться, откуда такой эффект. В данном случае мой финальный вывод может показаться странным, если опустить всю предшествующую цепочку рассуждений. Вот он: Катя Муромцева сделала фильм про невозможность неполитического искусства.
Теперь подробнее.
Ретроспективно можно сказать, что Муромцева вообще – про политическое измерение в искусстве. Это прослеживается во всех ее проектах, но не бросается в глаза. Характерно, что Муромцева обычно выбирает заведомо индифферентную интонацию. Один из важных для нее методов – театрализовывать действие, создавать дистанцию, вызывать эффект остранения: через волшебные фонари, лентопротяжные механизмы, через кукол. Методологически в этой связи вспоминается Уильям Кентридж – но также и Кара Уокер, и особенно Ваэль Шауки – который рассказывает о зверствах крестоносцев через кукольные условные образы. То есть для разговора о серьезном нужны условность и подпорки. Трюкачество, часовые механизмы, XVIII век, Матт Коллишоу. Муромцева практикует декоративную и в чем-то нежную «сделанность», через которую просачивается смысловой груз высказывания – о насилии, например, как в огромных акварелях, тоже выставлявшихся прошлом в XL, где коллективное тело государства выглядит размытыми узорами на обоях.
В гладкой и как бы ненастоящей обертке горькое содержимое проглатываешь раньше, чем почувствуешь. Захочешь выплюнуть, но будет уже поздно.
С другой стороны, Муромцева практикует своего рода феноменологическую антропологию. Ее видео «В этой стране» - попытка всмотреться глазами малоосведомленных детей в ближайшее прошлое, которое моментально принимает гиперболизированные мифологические черты. Это как бы «Большие неприятности» навыворот (анимация 1961 г., где повествуется о распаде семьи словами девочки, не понимающей эвфемизмов взрослых и оттого не теряющей энтузиазма). Как будет выглядеть «эта страна», если попытаться ее вообразить и придать ей лицо? Другой проект в этом ряду – «Здесь был Вася», показанный в «Гараже». Тут тоже документальные свидетельства осмысляются и визуализируются непосредственно, в отрыве от контекста, и в результате получается портрет коллективного посетителя музея, как его могли бы восстановить по книге отзывов и предложений археологи с другой планеты через сто тысяч лет.
В «Жестком мужском портрете» применены оба эти подхода сразу. Фильм этот – перевертыш, про то, как желание сделать что-то особенное и «оставить след» оборачивается мономанией. Протагонист настолько погружен в свою историю и настолько не подвержен рефлексии, что этим можно только любоваться.
Средством остранения служит сама камера, фиксирующая (предположительно) безыскусный рассказ о человеке, который себя разоблачает: «Я сам не сторонник политизировать искусство – кто бы что ни говорил, Бэнкси, не Бэнкси… это в конечном итоге декор». Именно желание быть аполитичным художником - выступает маркером деформации. В какой-то момент обязательно происходит перенос – вовсе не художником ты хочешь быть – но сам уже не замечаешь подмены.
И тогда политическое наполнение работы проступает сквозь внешнюю, частную историю.
Потому что этот фильм еще и про слепое обожание бога из машины – который сделает довольно неустроенную жизнь чем-то внятным, наполнит знаками, даст содержание. Такое стремление любой ценой придать своим (довольно диким) действиям простое оправдание – происходит не от хорошей жизни и выглядит диагнозом обществу, а не отдельному его члену. От частной правой идеи - к общей. Не нужно людям мешать дезавуировать себя. Сами все про себя расскажут, больше, чем мы собирались услышать.
«…При этом мне хотелось бы преподнести ему картину, которая, может быть, была бы исполнена более в современном стиле, чтобы, может быть, она настолько ему понравилась, что это позволило бы приобщить <его> в ряды поклонников современного искусства, если он таковым еще не является.»
Взгляд в такое зеркало – болезненный и захватывающий одновременно.