Роман ШОРИН
Молчание Пелевина, разрежаемое исключительно выходом его книг, является составляющей его творчества, проникая в его произведения и прибавляя к ним нечто существенное. Странно, что Сорокин этого не понимает (см. картинку).
В силу вышеуказанного молчания мы не знаем политических или философских взглядов писателя, но мы можем о них догадываться, исходя из его произведений. Это «можем догадываться», это, если угодно, домысливание при должном старании дезавуирует само себя. Говоря иначе, домысливая взгляды писателя, мы можем обнаружить условность и необязательность самого конструкта «взгляды» и увидеть, что Пелевин скрывает от нас то, чем и не владеет (и владеть чем не стоило бы и нам), то есть ничего не скрывает.
Метод писателя, заключающийся в том, чтобы высказываться исключительно художественными произведениями, хорош тем, что даже реплика на злобу дня лишается у него той пошлости, какая есть во всякой непосредственной реакции на глобальное событие, во всякой реакции от первого лица, не облагороженной и не «превращенной» магией искусства. Вплетенная в ткань сюжета, такая реплика становится и реагированием, и отстранением одновременно.