Аврора предположила, что он ведет кампанию за настоящий сон, и если это правда, и он прячется под видом Дэнни Покетса в секторе двенадцать, то я могу сделать два предположения: что операция по реальному сну продолжается, и он, Джоунси, Токката и неуклюжие обитатели "камбренси" играют в ней большую роль.
Я нашел в шкафу свежую теплую одежду, вернул на место вспышку, вооружившись еще несколькими вспышками, затем осторожно открыл дверь квартиры и выглянул в пустой коридор. Я тихонько прокрался наверх, не опасаясь, что меня побеспокоят, нашел тяжелую парку, натянул снегоступы, засунул камеру в сумку и сверился со схемой неподвижной линии, привинченной к стене между внутренней и внешней дверями "камбренси". Музей находился на другой стороне дороги, примерно в четверти мили. При дневном свете и без погоды, примерно в пяти минутах ходьбы. Мне придется сделать это меньше чем за тридцать и не сбиться с пути, если я хочу сохранить все свои пальцы рук и ног.
Я глубоко вздохнул и открыл наружную дверь.
Если раньше погода была плохой, то теперь она стала вдвое хуже. Ледяной ветер завывал за дверью, вид был похож на массу сердито кружащегося снега. Я зажег лампу с последним термалитом, затем закрепил себя на фиксированной линии. Я сделал паузу, чтобы сказать себе, что это был лучший курс действий, Гронк или нет Гронк, и отправился в шторм. Мой фонарь действительно давал мне только моральную поддержку, но, держась поближе к стене, я мог минимизировать удары от ветра, и хотя снег был теперь почти три фута глубиной в сугробах и шел медленно, я продвигался вперед. Через десять минут я был у моста, откуда мне предстояло перейти дорогу без фиксированной линии. Я был менее осторожен, чем, возможно, следовало бы; покинув линию и сделав два шага к противоположному парапету, я почувствовал, что ветер поднял меня с ног.
Мне кажется, я помню, как падал какое-то время, а потом был зажат головой в снегу. В довершение всего снежная стража в моей куртке порвалась, и подхваченный ветром снег хлынул мне на спину и обвился вокруг шеи и груди. Я на мгновение перестал дышать от внезапного холода и почувствовал, что начинаю терять внутреннюю температуру. Это началось с неконтролируемой дрожи, затем стук зубов, затем чувство спокойствия, смешанного с покорностью, потерей и потерей. Мне ужасно хотелось снова увидеть сон, снова оказаться на пляже под оранжево-красным зонтиком потрясающего размера и великолепия, где Биргитта-это Биргитта, а я-Чарльз. Но я не мог, и медленно, с раздражающей серой уверенностью, я почувствовал, что ускользаю.
Но я не умер. Ещё нет.
Ночь в музее
"...Министру культуры пришлось пригрозить перерезать себе горло на ступеньках здания парламента, прежде чем региональный закон О репатриации древностей был принят в законную силу. Проще говоря, это позволило централизованным коллекциям быть возвращенными в регион, деревню или деревню, где они были обнаружены. Это была локализация в лучшем виде... " - Museums Quarterly, November 1973 edition
- Что за идиот-полоумный выходит в такую погоду?’
Это был Хьюго Фоулнап. Он смотрел на меня с таким же выражением лица, с каким смотрят на человека, которому неоднократно говорили не играть с зажигалкой и спичками и который только что поджег себя. Он был без скафандра-вероятно, потому, что вторжение во время шторма было маловероятным – и смотрел на меня с чувством любопытного очарования. Мы находились в отделанной белым кафелем теплой комнате, по-видимому, в музее, хотя, по моим последним воспоминаниям, мне еще предстояло добраться до кованых железных ворот. Я был полностью обнажен и погружен в ванну на колесиках, наполненную теплой водой.
- Вот такой тупой полоумный, - сказал я, указывая на себя.
‘Нарваться на неприятности?’
Он указал на мое тело, которое было покрыто всеми синяками, царапинами и следами зубов, которые я получил, когда был почти обедом ночного странника, все теперь были окрашены пятнами йода на моем бледном зимнем пальто, что делало меня немного похожим на фиолетового далматина. Я указал на след от укуса на моем лице.
- Видишь это?’
‘Утвердительный ответ.’
- Кармен Миранда.’