На заднем плане виднелись выброшенные на берег обломки лайнера "арджентинская Королева", ржавеющие до неизбежного крушения, синяя краска едва виднелась под наступающей ржавчиной. В небе виднелись тонкие конские хвосты, а мыс казался лишь зазубренным профилем в далекой дымке. На переднем плане, на большом и в остальном пустом пляже, был оранжево-красный зонтик впечатляющего размера и великолепия. Под ним скрывались Две купальщицы, частично скрытые и сидящие на бело-голубом полосатом полотенце.
Это была замечательная картина, и я сказал ей об этом.
- Это терпимо, - сказала она без особого волнения. - Я называю это: всегда будет Гоуэр.’
- Я бывал здесь много раз, - сказал я, завороженный картиной, - когда обломки были почти целы.’
- Теперь он рухнул в море, - сказала она, - неизбежное действие ветра и прилива. Вы когда-нибудь останавливались на пирсе Mumbles для моллюсков, бекона и хлеба для умывания на тостах?’
- Как же можно не знать?’
Посреди комнаты стоял забрызганный краской мольберт, на котором стоял незаконченный портрет обнаженного мужчины, обращенный к зрителю. Было что – то особенное в этой картине-некая сырая и очень сезонная энергия в подтянутом, хорошо наполненном теле. Это не было застенчивым изображением обнаженного тела – каждая деталь его тела была тщательно изображена. Каждый волосок, каждый мускул. Не было ни одной его части, которая не заслуживала бы пристального внимания –кроме его лица.Не было никаких признаков вообще. Картина была вся телесная, и никакой индивидуальности, кроме формы челюсти. Он выглядел каким-то знакомым, как будто я видел его раньше, и недавно.
- Твой друг?- Спросил я.
- Он был моим мужем.’
- Ты будешь красить его лицо напоследок?’
Портрет закончен, - ответила она. Он исчез однажды вечером как раз перед началом зимовки.’
- Что с ним случилось?- Спросил я, и она бросила на меня сердитый взгляд.
Признаюсь, я был удивлен ее реакцией. Люди исчезают все время, так что это не считается неподходящей темой. Они нашли останки Билли Дефроида, разбросанные по автостоянке после оттепели, и сестра Плацентия была счастлива рассказать всем, кто спрашивал – даже до каких кусочков они никогда не находили.
- У меня есть подозрения, - сказала она, внезапно успокаиваясь, - и хотя я не знаю, что он мертв, прошло слишком много времени, чтобы предполагать что-то кроме худшего.’
Она задумалась и снова уставилась на картину.
- Хотя его черты начинают исчезать в моей памяти, его тело я буду помнить всегда. То, как он ощущался под моими пальцами, тяжесть его на моих руках. Он исчез весной, когда мы еще не планировали обзавестись семьей. Я набралась сил специально для родов.’
- О-кей, - сказал я, смущенный ее откровенностью, - я сожалею о ваших потерях.’
Она задумчиво смотрела на картину.
- Он любил снег, но не зиму, - сказала она тихим голосом, - ценил подъем больше, чем вид с вершины. Он почти не улыбался, но когда он улыбнулся, мир улыбнулся вместе с ним, и мы свернулись, как будто это было в первый раз, и будет в последний.’
- Я никогда не встречал никого подобного, - сказал я. Все мои друзья просто, ну,обычные.’
- Не стоит недооценивать посредственность, - сказала она. - Длительное счастье, как я выяснил, по-настоящему благоволит только тем, у кого нет приключений. Садиться.’
Она направила меня к креслу с высокой спинкой и взяла фотоаппарат "Полароид". Она открыла его, вставила новую лампочку в держатель, подняла затвор и направила его на меня, затем сфокусировала.
- Посмотри вниз, - сказала она, наполовину скрытая камерой, - только на свои глаза.’
Я сделал, как она просила.
- Ты когда-нибудь ходила в комплекте?’
‘Утвердительный ответ.’
- Самостоятельно это не считается.’
- Тогда нет.’
- А теперь представь себе, - сказала она, - с этим особенным. Не тот, что у тебя в голове, а тот, что в твоем сердце. Тот, к кому обращаются ваши физические мысли, когда вы можете почувствовать жар, поднимающийся в вашем теле, жажду близости. И когда эти мысли наполнят ваш ум, посмотрите вверх.’
Я думал почти обо всех, кого я когда-либо любил за эти годы, но отверг их всех, а затем обнаружил, что думаю о художнике, там передо мной с ее темными волосами, темными манерами и темной странностью. Я подумал о ней и о себе, тесно сплетенных в тугой узел страсти, и поднял глаза.