- Это выглядит так, если у кого-то перерыв, - ответил Далитца.
- Конечно, - сказала стана. - Это не имеет никакого отношения к нашему прибытию.’
- Совсем ничего, - сказала Милица, когда они продолжали кататься по пустому катку. - Если мы пойдем дальше, им скоро станет скучно.’
- Не сомневаюсь, - согласилась стана. - Хотя я должен сказать, что мои ноги убивают меня!’
- Как и мои!- Ответила Милица, и они оба рассмеялись.
Ни одна из сестер никогда в жизни не каталась так долго и так решительно. Их ноги замерзали, дыхание оседало мелкими кристаллами инея на их мехах, но они продолжали идти.
- Я не знаю, сколько еще смогу это делать, - пробормотала стана, чувствуя, как у нее начинают гореть лодыжки.
‘Я буду кататься до тех пор, пока северное сияние не придет, танцуя, вверх по реке, - заявила Милица, крепче сжимая руки в муфте.
Первыми на лед вернулись дети. Не в силах больше сдерживать их, неохотные матери и гувернантки отпустили их, карабкаясь и скользя, обратно на лед. За ними быстро последовали молодые пары и хихикающие группы девушек. День был слишком прекрасен и слишком редок, чтобы им не воспользоваться. На самом деле, только старая гвардия, сидевшая на своих скамьях, застывшая на ветру, казалось, вообще могла чувствовать пьянящий запах лимонного мускуса.
Сразу после трех часов дня лед начал пустеть. Великая Княгиня Владимир исчезла одной из первых, вместе со своими серебряными подносами и слугами в перчатках.
‘Не уверен, что когда-нибудь видел такие коньки!- заявила она, проходя мимо сестер. Стана и Милица просто улыбнулись в ответ.*
После Великой Княгини остальные фигуристы быстро рассеялись, оставив сестер в числе последних на льду. Они сидели на деревянной скамье, отвязывая коньки, когда солнце скрылось за облаками.
Внезапно стало очень холодно, и падение температуры сопровождалось внезапным порывом ветра. Милица подняла голову. Навстречу им на низкой высоте летела стая скворцов, около двух-трех тысяч особей. Они пронеслись мимо нее и поднялись в воздух над шпилями Петропавловской крепости на противоположном берегу, их взмахи крыльев проносились над головой, звуча как шлепанье волн или нежные аплодисменты. Они клубились, как дым, кружились, как волчок, текли, как большая река. Милица никогда раньше не видела такого бормотания. Они разошлись; они вернулись вместе. Они, казалось, полностью исчезли, а затем собрались как большое, темное, зловещее облако над золотыми шпилями, извиваясь вокруг них, как гигантская змея. Они убывали и текли, превращаясь из тени огромного черного зверя в разрозненное облако пустоты, но внезапно появлялись снова, мчась через реку, как рой саранчи. Однажды они летели так низко и быстро по льду, что Милица почувствовала ветер их крыльев на своем лице. Она закрыла глаза и медленно вдохнула. Она чувствовала их энергию. Они заставили волосы на ее руках встать дыбом. Она почувствовала внезапный прилив адреналина.
- Царь умер, - пробормотала она себе под нос. - Он мертв, - сказала она, повернувшись к сестре, сидевшей рядом с ней на скамейке.
- Кто?’
- Царь мертв.’
- Да здравствует царь, - ответила стана, глядя через замерзшую реку на вздымающийся черный Рой. - Да здравствует царь.’
Четыре
10 Января 1896 Года, Санкт-Петербург
Это было ночью в начале января 1896 года, когда все начало меняться. Произошел значительный сдвиг во власти. Потом Милица вспомнила, что они со Станой медленно и решительно, как две хорошо отрепетированные шахматные фигуры, сделали первый ход.
Бал Николаса стал первым и самым крупным в сезоне. Сразу после православного Рождества он стал предвестником почти трехмесячных солидных вечеринок и танцев. Сами шары уменьшились в размере и увеличились в важности, поскольку сезон продолжался. Последний пальмовый бал, как раз перед Великим постом, был, таким образом, самым эксклюзивным, самым интимным вечером. Для всего лишь 500 гостей это был самый популярный вечер в городе. Однако со времени смерти Александра III; не было ни вечеринок, ни званых вечеров, ни балов, и очень немногим удалось познакомиться с новой царицей Александрой.