Примерно через двадцать минут полета самолет начал снижаться. Под нами я увидел большую поляну среди деревьев, где в конце концов приземлился самолет. Когда мы высадились, Джемоу сказал:“Оставьте пальто. Они тебе не понадобятся. Это сбило нас с толку, так как дверь открылась под порывом угрожающе холодного воздуха, и мир кружащегося снега снаружи был еще более грозным. Оставив Леваленкова дожидаться нас, джемов направился прямо из самолета, а мы следовали за ним по пятам, когда ветер рвал нашу одежду, как марлю. Снег был глубоким, но ощущение под ногами подсказывало мне, что мы идем по рельсам. Недалеко от нас находился вход в туннель, но отсюда мы могли сказать, что он был закрыт бетонной стеной. Мы вошли в короткую часть туннеля перед цементной стеной, которая немного спасла нас от ветра. Джемоу оттолкнул снег и отодвинул в сторону Большой Камень, который он открыл, чтобы показать темную дыру около одного метра в диаметре.
- Это отроговый туннель, который я прорыл вокруг цементного уплотнения. Он больше десяти метров в длину.- Говоря это, он достал три больших перезаряжаемых фонаря, передал по одному каждому из нас и, неся третий, сделал нам знак следовать за ним в дыру.
Я был прямо за ним, а Лин Юн шел сзади, когда мы практически ползли по приземистому туннелю. В тесноте мне было тесно, и чем дальше я продвигался, тем сильнее становилось удушье. Внезапно Джемоу встал, и я последовал за ним. В свете фонарика я увидел, что мы находимся в широком туннеле, который мягко спускался вниз, к железнодорожным путям, которые я почувствовал снаружи и в темноте. Я посветил фонариком на стену и увидел гладкий цемент, усеянный металлическими колышками и полосами, очевидно, когда-то обвешанными электрическими кабелями. Мы пошли по туннелю вниз, и холод постепенно исчез по мере увеличения глубины. Потом мы почувствовали запах сырости и услышали, как капает вода—температура была уже выше точки замерзания.
Внезапно перед нами открылось пространство. Луч моего фонарика потерял цель, как будто туннель вышел в кромешную тьму ночи. Но, присмотревшись внимательнее, я все еще видел круг, освещенный фонариком высоко на потолке, слишком высокий и слишком тусклый, чтобы что-то разглядеть. Наши шаги отдавались многократным эхом, так что я не мог быть уверен, насколько большим было это место.
Джемоу остановился и закурил сигарету. - Более сорока лет назад я был докторантом по физике в Московском государственном университете. Я до сих пор отчетливо помню тот день, когда тысячи людей смотрели, как Юрий Гагарин, только что вернувшийся из космоса, пересекает красную площадь на джипе с открытым верхом. Он махал цветами, и его грудь была покрыта медалями. Переполненный страстью и желанием совершить великое дело в совершенно новом мире, я добровольно обратился с просьбой присоединиться к Сибирскому отделению советской Академии наук, которое как раз тогда создавалось.
“Как только я добрался туда, я сказал своему руководителю, что хочу работать над чем-то совершенно новым, без каких-либо оснований, независимо от сложности. - Очень хорошо, - сказал он. - Вы присоединитесь к проекту 3141."Позже я узнал, что код проекта был выбран на основе значения pi. В течение нескольких дней после первой встречи с руководителем проекта, академиком Николаем Нирновым, я не знал, о чем идет речь. Нирнов был очень необычным человеком, фанатичным даже с учетом политики того времени, человеком, который тайно читал Троцкого и был очарован идеей глобальной революции. Когда я спросил его о характере проекта 3141, он ответил: "Товарищ гемов, я знаю, что последние достижения в области космических полетов особенно привлекательны для вас, но какое это имеет значение? С орбиты Гагарин не смог бросить даже камень на головы тех капиталистов в Вашингтоне. Но наш проект отличается. Если мы добьемся успеха, это превратит все обычное оружие империалистов в игрушки, и сделает их летные группы ВВС хрупкими, как бабочки, и сделает их флоты хрупкими, как картонные коробки, плавающие на воде!’