Он был арестован, отбыл короткий срок ссылки и вел тайную переписку с политическими и научными деятелями в Вене, Лондоне и Берлине. Произошла революция в науках о жизни, столь же глубокая, как и революция, созревающая среди профсоюзов Парижа и Лондона, и письма Гурвича предлагают увлекательный, хотя и изумительный, взгляд на годы, в течение которых научные и политические вопросы были практически неразличимы.
Беда была в том, что Гурвич не мог снять обезьяну с его спины. У него были все идеи либерального мученика, министра Думы, ученого-предпринимателя, такого как Кольцов или Вавилов, но один за другим все ключевые общественные моменты проходили мимо него. Его время стало полностью поглощенным загадками цвета. Пигменты и спектры. Построен цвет. Цветовые смеси. Цветные диски. Анти Ньютоновские искажения Гете. Ошибки Джона Клерка Максвелла. Глупости праймериз. Гобелены Ле Блон. Холсты Синьяк и Сеурат. Он не был длинным мелом, единственным русским интеллектуалом, поддавшимся искушениям «внутреннего изгнания», использовавшим личную учебу в качестве укрытия от политического хаоса извне. Прочитайте любой рассказ Тургенева. Посетите любую пьесу Чехова. Таким образом, его история могла бы закончиться: еще одно потерянное поколение франкофильных панталонов в России.
Именно в Коллеж де Франс, работая по коридору от Пьера и Марии Кюри, Гурвич добился прорыва, который, к лучшему и к худшему, увековечил его имя: луч Гурвича.
Цвет все свое!
На самом деле он обнаружил слабый ультрафиолетовый импульс, проходящий от клетки к клетке. Живые ткани излучают свет. Это была значительная находка, но не неожиданная. То, что было неожиданным - на самом деле, революционным - был скачок веры Гурвича: именно этот самогенерируемый свет, этот «биофотонный луч» управлял развитием. Почему птицы рождают птиц, а собак - собак, а кошек - кошек? Потому что, как сказал Гурвич, каждый вид излучает свой особый луч.
Легко сказать; труднее доказать. В любом случае, открытие Гурвича должно было присоединиться к очереди. За границей было слишком много новомодных лучей. Каждый амбициозный физик в средней Европе рекламировал какой-то луч. Рентген, N-лучи. Потребовалось время, чтобы отсортировать пшеницу от всей этой многообещающей соломы.
Но в конце-!
На международной конференции, проведенной на украинской животноводческой станции в Аскания-Нова, накануне войны, которая поглотит поколение и облучит континент, Александр Гурвич был готов заявить не только о том, что биофотонный луч был реальным, но и о том, что он уже сделал первые шаги, чтобы контролировать это. Биофотоника, заявил он, даст следующему поколению возможность лепить органические формы по своему желанию - немалое обещание дать мужчинам и женщинам, страдающим шрамами, как и Гурвич, из-за воспоминаний о десятилетней зиме Йеллоустона.
«В ближайшем будущем человек подвергнет материал плода тонко настроенному и целенаправленному ультрафиолетовому лучу, синтезируя такие формы, которые совершенно неизвестны в природе», - заявил он. «Биологический синтез становится такой же реальностью, как и химический».
Это было обещание Гурвича - не что иное, как «запланированное и рациональное использование живых ресурсов земного шара».
Никто, стоящий и аплодирующий ему в тот день, не имел ни малейшего представления о том, как это все пойдет. Видообразование человечества. Великая война и ее поля битвы. Слишком много нежити. * * *
Таким образом, вся печальная история двадцатого века разворачивается сама собой, оставляя записку о назначении, завядшую, смятую в ваших руках.
Когда ты думаешь об этом (и ты думаешь об этом, всюду по лесной долине и под грязными молочными волнами, прошлые фабрики холодного дыма и запах цехов и раскаленного металла в цехах цапли города улиц к входной двери твоего отца), кто скажет, что медицинская наука такова, какой она есть в наши дни, что рак не окажется продуктом какого-то вирулентного биофотонического луча?
Конечно, нет никакого земного способа, которым вы могли бы поговорить с отцом об этом.