.
Говоря о последней статье Александра Дугина Христианство и стихия жизни, конечно нельзя не отметить ряд на первый взгляд благородных достоинств этой статьи , обеспокоенной потерей, или угасанием жизненности христианского мира Востока и Запада, однако, вчитываясь в эту статью пристальнее понимаешь, что в сущности Дугин всего лишь занимается построением очередной рациональной схемы, что бы удобнее в нее было подогнать свои сами собой разумеющиеся выводы, которые оказываются страшными и безответственными. Поэтому вся статья кончается призывами в духе Всеволода Чаплина. Настораживает то что Дугин из христианского дискурса выкидывает культуру, рассматривая христианство - лишь с богословской, и эккзелиастической точки зрения, - будто бы Достоевский, (кстати, ненавидимый Леонтьевым, к которому Дугин близок) не пронизывал православное христианство, не влиял на него, будто на Западе не возникал ни Шекспир, ни средневековая живопись, ни поэзия. Если роль культуры и искусства выкидывается, остается тогда одна государственная (в случае России ) византийская стихия, за которую по мнению Дугина, и следует отдавать жизни - не важно за кого, за Христа, Государство, или Царя. На этом и хотелось бы остановиться. Говоря о русском взгляде на Византию, в России сложились две традиции ее освещения, традиция Константина Леонтьева, и традиция Владимир Соловьева. Оба взгляда совершенно противоположны.
Если Леонтьев видел в Византии все лучшее, Соловьев в Византии усматривал все худшее. Если Леонтьев видел подъем России в византийском духе, Соловьев полагал, что напротив, русское Православие возникло вопреки византийскому духу, которому противостоял не только князь Владимир, но и Иван Грозный. Интересно и то, что не будучи националистом, и нордицистом, Соловьев усматривает в славянах все положительное пришедшее к ним от финно -скандинавов, и варягов, а все темное и деспотическое (государственно-языческое) от Византии. Не смотря на некоторый субъективизм, взгляд Соловьева ближе к Христу - взгляда Леонтьева, поскольку, Соловьеву близка, как раз, любовь в Православии, даже говоря о русском Государстве. На самом деле, Александр Дугин в своей статье (кстати начинающейся весьма даже спокойно и скучновато схематично, по сравнению с ее финалом, написанным по всей видимости под впечатлением казни шейха Нимр ан-Нимр выступившего в защиту шиитов в Саудовской Аравии) превосходит не только Всеволода Чаплина но и К. Леонтьева, к которому А. Дугин очень близок.
Это первое, о чем мне подумалось.
Однако, поражает как всегда степень ни то что бы вменяемости автора, а степень его ответственности. Под оберткой красивых и заманчивых формул Дугин призывает нас к страшному: к полицейскому государству в духе Византии, пронизанной гибельным фанатизмом и террором, призывая христиан к фанатизму и мученичеству. Такое ощущение что будто бы Православие не является и без того самой гонимой церковью в мире сейчас, будто мало крови и мучеников, говоря о тех, кто и отдали свои жизни во имя Христа, а не во имя Государства, говоря о Ближнем Востоке. Страшно читать философа которому хочется что бы во имя его идей люди погибали, отданными жизнями питая философию Дугина бессмертьем.
Даже самый жестокий жрец Солнца в цивилизации погибшей Майи роль свою видел скромнее.
Даже самый фанатичный жрец Майя, убивающий каждый день (кроме дней отмеченных запретом) огромным камнем на алтаре тех, на кого по воле Солнца пал жребий - выступал в роли обычного чиновника, в распоряжении которого пребывала сфера равновесия условно говоря Сил Смерти, (питающей жизнь), и Сил Жизни, питающих мир смерти, мир языческого бессмертья - в стране мертвых, говоря о культе предков. Поступая так в угоду предкам, жрец Майи отнюдь не был обеспокоен тем, что бы идеи солнечных праотцов служили основой вечного патриархата общества инков, как и не был обеспокоен и патриотизмом своей Родины, поскольку даже для самого заурядного жреца Майи кроме Страны Солнца другой Родины как-то, не существовало.
Не беспокоило жреца и грядущее своей долины.
Даже закат своей "империи" жрец Майи знал по точному календарю, и потому навряд ли удивился бы, если даже земля разверзлась под его ногами - во время обряда, или после него. По этой причине всю грязную работу смерти жрец Майя брал на себя сам, (не обременяя ею своих простых сородичей и тех кто в чине пониже) , сам лично, не только выбирая, но и убивая, а не занимаясь подстрекательством. Александр Дугин же только подстрекающий, только призывающий убивать и умирать, сам бы никого в жизни не убил.
Нервы у философа не те, что называется...
Максимум на что хватает русского философа, похвалить самую черную сцену из романа Мамлеева, например, красиво о смерти и о мучениках порассуждать, повосторгаться Третьим Рейхом и любимым Бароном Унгерном. Хотя, Дугин и называет себя жрецом, он лишь философ, а конечно же не жрец. В этом и сказывается разница.
Однако, и эта разница лишь проливает свет на темное в Дугине.
Впрочем, Дугин не был бы Дугиным если бы не писал интересно и увлекательно все то о чем он пишет. Говоря о Западе, Дугин в общем то воспроизводит самую обычную и не новую схему "обмирщания" христианства, (правда, обрисовывая все равно ее весьма самобытно) которую можно найти в каком угодно другом источнике, и даже учебнике, в том числе и советского периода, хотя переход от Фомы Аквинского и католического томизма к Декарту мне показался резковатым, а упреки католической церкви в схоластике как бы и не новыми.
В этом упрекали католичество все кому не лень.
Интереснее знать и писать о схоластике, в нюансах, и истории, чем критиковать ее в самых общих чертах, прослеживая спор между сторонниками Франциска Ассизского и Фомы Аквинского - в котором и лежит ключ к христианскому Западу. Однако, Дугин в конце концов не Кураев.
Так хорошо западного богословия Дугин возможно просто не знает.
Говоря о Православии, Дугин совсем не отмечает неотмирности Православия, совсем не упоминает Серафима Саровского, который был современником Толстому, и других поздних но настоящих и даже более значимых святых, чем некоторых ранние святые. Дугин пишет так, что будто бы не было ни Серебряного Века, ни обновленцев (увы, позднее сотрудничающих с чекистами) ни Софии, о которой он писал так удивительно раньше.
В самом деле, зачем их упоминать?
Зачем все это, нужно если самое главное теперь создать полицейское Государство, а затем и святую полицейскую империю, наконец , пугающую весь мир до состояния шока? Если сравнивать патриотические заблуждения Дугина с западническими заблуждениями Соловьева, западнические заблуждения Соловьева не выглядят по крайней мере сатанистическими. Соловьев признавал католичество, на том основании, что католическая церковь едина, (под властью единого папы) а православие множественно и разрозненно. Однако, мысль Соловьева удивительно красива и сложна, тем что эти слова Соловьев дополняет мыслью о мессианской, (библейской) роли русского царя.
В чем эта мысль у Соловьева выражается?
Как пишет Соловьев у Христа было три служения – священническое, царское и пророческое, дополняя свое размышление , тем что все три служения должны быть и в едином христианском богочеловечестве. По мысли Соловьева священническое -должно быть под началом папы, царское - под началом русского царя, когда как в роли пророков, должны вступать философы, и сам, Соловьев как главный пророк - в первую очередь.
Мысль может быть и дерзкая.
Однако, заметьте, что Соловьев даже в этой дерзкой мысли был убежденным монархистом и поклонником самодержавия, хотя и критикующим самодержавие за византийский дух. Впрочем разумеется я не отрицаю роль России как Государства, (как не отрицал ее роли и Соловьев), и более того, я как раз за сильное русское, даже патриотическое Государство, но только не в образе государства А. Дугина на его переходе к деспотической священной Империи.
И на этом месте я бы вновь вернулся к Византии.
Однако, Византию я бы осветил и под неким третьим углом, а не только под предыдущими двумя. Разговор о Византии на самом деле сложный разговор, и думаю, Соловьев был скорее всего прав, когда отмечал, что правители Византии не столько поднимали языческое наследие античного Рима до христианства, сколько, напротив, опускали все христианское, и в христианском смысле небесное в языческую модель византийской деспотии.
Именно потому (по мысли Соловьева) Византия, кстати, и погибла.
Однако, и среди сторонников Византии как некоего истока Православной Руси - были и некоторые ученые (среди которых был и Тойнби) которые полагали, что не столько Православная Русь вобрала на себя черты Византии, сколько СССР, который к Византии был намного ближе. Не смотря на странность этой мысли, ее нахожу более справедливой, (подразумевая конечно поздний, брежневско-андроповский византизм. )
Это модель государства, которую, застал, кстати, и Дугин.
Поэтому, говоря о жизненности христианства, вернуть Православию жизненность мог бы социализм у которого была бы своя идеология , сочетающаяся с философией Православия чьи идеалы ближе к социалистическим, а не капиталистическим.
Не говоря конечно о роли культуры - в русской, возрожденной Византии...
