Броненосец валится среди синей ночи набок, посылая белый луч, чем-то похожий на мольбу.
Юрий Олеша «Ни дня без строчки»
Он привез из Одессы в этот город солнце, запах моря, и безудержный драйв от своих друзей: Багрицкого, Катаева, Ильфа, Петрова. Он каждый день будет строчить фельетоны, превратив газету «Гудок» в модное и культовое издание. Его первый же роман «Зависть» будет принят к публикации. Его сказка «Три толстяка» станет абсолютным лидером в чтении советских детей – мальчики захотят быть Тибулами, а девочки - иметь такого друга.
Он привезет свою любовь, но большой город его обманет, испытает на славу, отнимет любимую женщину, не подарит детей, откажется печатать и лишит элементарного достатка.
И тогда он не напишет ничего завершенного, но зашифрует свое послание к людям в Дневнике…
Предпримем попытку прочесть его Дневник между строк…
Открытие первое.
Весной 1930 года Юрий Олеша начал вести дневник, который в итоге будет назван «Ни дня без строчки». Рассказ, очерк, воспоминания, размышления собирались в один архив писателя. В Клубе писателей ему все чаще задавали вопросы об автобиографическом романе. Писатель соглашался и отмечал для себя: «Этим, кстати, показано понимание характера моих писаний».
Он не успеет закончить свою книгу, не оставит плана, не создаст сюжета.
Но вот ее начало:
«Прежде чем предложить вниманию читателя эту книгу, я хочу рассказать историю ее возникновения.
Книга возникла в результате убеждения автора, что он должен писать… Хоть и не умеет писать так, как пишут остальные.
…Мне кажется, что единственное произведение, которое я могу написать как значительное, нужное людям, - книга о моей собственной жизни.
В конце концов неважно, чего я достиг в жизни, - важно, что я каждую минуту жил».
Он умел и писать и жить красиво, но это запрещалось в стране победившего социализма. Катаев как-то заметил про них в Серафимой:
«они способны были вдруг поцеловаться среди бела дня прямо на улице, среди революционных плакатов и списков расстрелянных».
Автор говорит о книге, но пишет не книгу. Известно писательское пристрастие Олеши к драматическим несовпадениям.
Открытие второе.
Восстановлен целый калейдоскоп сверкающих, как смальта, впечатлений. Автор ведет дневник в помощь тем, кто его прочтет, но скрывает это:
«Нужно сохранять все. Это и есть - книга.
…Удивительна работа воспоминания. Мы вспоминаем нечто по совершенно неизвестной нам причине».
Проверено! Берешь абзац у Олеши, и можешь оттолкнуться от него для создания своей книги. Скажем, с момента когда «Потемкин» производит два мощных выстрела девитидюймовок по заседанию Военсовета и попадает в жилые кварталы Одессы.
Открытие третье.
Олеша пишет: Он делает записи, одну за другой. Будто испытывая их на крепость, прочность, гибкость, на звук и цвет.
«…Мне хочется, чтобы фраза бежала, а не сочинялась так, когда следующая ее часть как бы отскакивает от предыдущей.
Эти записи имеют ту для меня пользу, что все же учат меня владению фразой. И, вообще, они приучают меня писать, от чего был очень далек когда-то. Сесть за стол, взяться за перо было бы мне очень трудно - о, почти невозможно, как из бодрствования, не заснув, шагнуть в сновидение!»
Он сознательно пил – ему было стыдно писать в том стиле, который требовала партия.
Открытие четвертое. За автора дневника говорит как будто другой человек, он пишет, что собирается начать «писать историю своего времени», и обманывает сам себя в очередной раз. На «Трех толстяков» его вдохновила 13-летняя девочка Валя Грюнзайд, она жила по соседству с Валентином Катаевым. Как-то она читала у Катаева сказки Андерсена. Олеша сказал ей, что напишет для нее сказку, и карандашом за 8 месяцев написал гениальную сказку.
Открытие пятое.
В конце книги перед нами истинный Юрий Олеша, и его грустное откровение:
«Что бы я ни делал, куда бы я ни шел, во сне ли, бодрствуя, в темноте, юным, старым, - я всегда был на кончике луча».
И ощущение, что это слова его Тибула.
Самая большая откровенность мастера могла быть заложена в этой метафоре.
Открытие шестое.
Олеша уклоняется от сюжета. Это не позволяет ему назвать романом свое творение. Хотя Берроуз не побоится этого и со временем напишет бессюжетный «Голый завтрак». Но это будет не Советский Союз, и не то время, когда жил Олеша. Если бы закончил писатель свою книгу - романа бы так и не возникло. Начинал так ярко, что сгорал на первых фразах – поэтому так много у него первых строк будущих книг. Он ставил глобальные цели, намечал длинные траектории, которые было крайне трудно связать в единую сюжетную нить.
Открытие седьмое.
Гончаров уложил описание своего кругосветного путешествия в роман «Фрегат Паллада». Олеша свое путешествие по жизни проводит не для романа, а чтобы доказать себе, что он выбрал правильный путь:
«Эти записи - все это попытки восстановить жизнь…
И я хотел бы пройти по жизни назад, как это удалось в свое время Марселю Прусту». Пруст по клеткам восстанавливал организм прошлого.
Есть одна из гипотез, почему романа не вышло. Олеша пишет:
«Что за колдовство все-таки! Почему, когда пишу для себя, пишу легко и хорошо - когда для печати, мусолю, вымучиваю?»
Открытие восьмое.
Он никогда ни о чем не жалел, и никогда никому не завидовал. Дневник тому свидетельство. Родители эмигрировали из Одессы в Польшу, а он остался жить с той властью, которая от него отвернется. Он любил одну женщину, свою Фимку Суок – ей посвятил свое гениальное произведение. Жена несколько раз его бросала, пока не ушла окончательно - она его предала, а он любил, и обессмертил ее имя - использовал фамилию жены в сказке:
«– Сюда! Сюда! – кричал Тибул, размахивая зелёным плащом, как огромным листом лопуха. – Это мой маленький дружок. Иди сюда, Суок».
Открытие девятое.
Сквозь строки из биографии писателя все яснее проступает фигура Эдгара По. И размышления об этом удивительном писателе.
«Помню отрывок об Эдгаре По - как его несут подобранного в сквере с волочащимся по земле краем пальто».
Таким способом, и сам Олеша не раз попадал домой. «Я болен; у меня болезнь фразы: она вдруг на третьем или четвертом звене провисает».
Он жил фрагментами – писал фрагментами. У него развивалось клиповое мышление, как сказали бы сегодня.
Любовь Олеши к отдельны фрагментам жизни разорвала ткань его записок на отдельные не склеиваемые и не сшиваемые куски. Между детством и старостью автора дневника - 245 страниц. Этого достаточно, чтобы была прожита жизнь, была установлена лишь ему одному понятная связь событий… Она так вовлекла его, что он написал в конце дневника: «…Несмотря на то, что я стар, я ни на мгновение не допускаю, что я умру. Может быть и не умру ? Может быть, все это - и с жизнью и со смертями - существует в моем воображении? Может быть я протяжен и бесконечен, может быть, я вселенная ?»
Дневник позволил ему выплеснуть негативную энергию смерти.
Открытие десятое.
В начале его печатали, хвалили, платили щедрые гонорары, а потом покусали, и запретили печатать.
Прививки от укусов человека ни тогда, ни теперь делать не научились.
А что оставалось Олеше? Между эмигрантами-родителями и Россией он когда-то выбрал Родину. Теперь между романом и дневником он выбрал писать дневник, потому что его можно писать бесконечно. Теперь он специально не стал делать роман из дневника, втаптывая свой талант в землю. В этом была его сила не писать законченных произведений! Он не хотел, чтобы на горизонте после «Трех толстяков» что-то появлялось. «Три толстяка» - это очевидный Монблан, после которого больше нечего покорять. Ни съезды писателей, ни покаянная речь, ни требования стать соцреалистом, как Горький, на Олешу уже не действовали. Он написал сказку, которую все читали, но ему цинично говорили, что ее никто не хочет читать.
Он знал, что сказку прочтет его любимая женщина, а ведь она могла бы читать эту сказку их детям, которых никогда не будет.
Но с другой стороны каково это - написать сказку в 25 лет, а потом сплошное прозябание до конца жизни! Он спивался, и уже не доходил до своего излюбленного ресторана «Националь», а только «стрелял трешник» на выпивку – так было честнее, чем писать ерунду.