Этой истории далеко до конца, потому что слишком глубоки тайны, которых я коснулся. А началось всё со случайности.
Занесло меня года три назад в экспедицию биологов, которые учитывали численность сайгаков. Работа нудная — летать на маленьком АН-2 по восемь часов в день, выискивать и пересчитывать с воздуха стада древних степных антилоп, доживших каким-то чудом до наших дней (по результатам пересчета ученые дают рекомендации, какое количество сайги можно отстрелять без ущерба для ее воспроизводства).
Мы летали над степью по квадратам, вторгаясь из Актюбинской то в пределы Гурьевской, то Уральской областей (сайгаки границ не знают). В иные дни полеты вдруг отменялись, хотя стояла чудесная майская погода, и керосина было в избытке, и пилот здоров, и его самолет в полном порядке.
— Обстоятельства,— таинственно вздыхал Эльдос Исмагулов, руководитель нашей экспедиции. Груз какой-то тайны давил на него, но долго жить с ним он не умел.
— Опять, понимаешь, этот полигон нам кислород перекрывает,— говорил он.
— Опять у них стрельбы, а нам запрет. Хотя бы на время миграции сайгаков прекратили свои эксперименты...Через день ракетчики разрешили нам вылет. Разумеется, полигон был пуст, от сайгаков остались лишь цепочки следов на сырой земле, у водопоев. Все живое поспешило убраться из этого проклятого места, лишь изредка замечали мы парочку-тройку отставших животных. Больные? Подранки? Трудно сказать. Эльдос показал ничем не приметное местечко среди барханов и сказал, что там почему-то засвечивается пленка в фотокамерах, и поэтому задерживаться не стоит. Знали об этом и местные охотники, но никто не мог объяснить причины странного явления.
В другой раз, уже на земле, показали мне огромнейшую глубокую воронку не известного происхождения. Мы постоя ли на ее краю, и каждый выдвинул свою гипотезу.
— След падения метеорита...
— Карстовая воронка (но почему нет подобных поблизости?).
— Может быть, атомный взрыв? — предположил я, но эту версию никто не поддержал. Тогда она казалась фантастической. Тем не менее я обозначил на карте Казахстана подозрительное место точкой с вопросительным знаком. Знак пришелся на Байганинский район Актюбинской области. Мог ли я предполагать, что точка станет началом карты ядерных взрывов, которые осуществлялись не только на Семипалатинском полигоне?
Оказалось, что они проводились в разных областях Казахстана, начиная с 1966 года (а может быть, и раньше?) и до самого последнего времени. Уже имея на руках документы, подтверждающие реальность десятков атомных взрывов вне полигона, я обратился к бывшему члену бывшего Полит бюро Д. А. Кунаеву с вопросом: знает ли Динмухамед Ахмедович что-нибудь об этом?
— Нет, впервые слышу.
— И это несмотря на то, что вы были в дружеских отношениях с самим Брежневым?
— Тем не менее мне ничего не известно. Я мало что знал и о Семипалатинском полигоне, все было во власти военных, нас в свои секреты они не посвящали. Можно, конечно, подивиться крайнему не любопытству тогдашнего, казалось бы, всемогущего руководителя республики. Можно сомневаться в правдивости его признания. Я же думаю, что он действительно был в неведении.
Но вернемся к моему ядерному рас следованию. Оно продвигалось туго. Вторая точка на карте появилась лишь через год. Было это на Мангышлаке в ту пору, когда заговорили о конверсии и совершенно секретный Прикаспийский горно-металлургический комбинат (ПГМК) в городе Шевченко впервые отворил двери перед журналистами. Побывал я в карьере, где добывают урановую руду. Меня уверяли, что работать здесь совершенно безопасно. Но почему-то все водители самосвалов ездили в респираторах и дороги постоянно поливались. (Позже директор Института физики высоких энергий, член-кор респондент АН КазССР И. Я. Часников просветил меня, объяснил, что попадание в легкие радиоактивной пылинки даже в долю микрона может привести к образованию злокачественной опухоли. А так, конечно, никакой опасности.)
Вот там, в Шевченко, услышал я от одного бурового мастера, что лет двадцать тому назад участвовал он в бурении необычной скважины метрового диаметра в Ералиевском районе. Бури ли неглубоко, на полкилометра. Когда закончили, скважину взяли под контроль военные, привезли огромные бух ты кабеля, ящики с какими-то прибора ми, охрану выставили. Отравленный к тому времени синдромом Семипалатинского ядерного полигона, я сопоставил факты. Для атомных взрывов на полигоне тоже бурились скважины метрового сечения и на ту же глубину, и спускались под землю вместе с бомбой кабели, подсоединенные к приборам для регистрации параметров взрыва. Похоже, очень похоже...
Но с какой целью рванули на Мангышлаке? Об этом могли сказать участники эксперимента, если бы захотели. Где их искать?.. Тогда я не знал, что военные подбирали место для еще одного ядерного полигона, что на Мангышлаке, в ста километрах от местечка Сай-Утес, про вели в 1969—1970 годах не один, а три атомных взрыва на глубинах от 410 до 740 метров. Но что-то военных здесь не устроило. Может быть, то, что в эпицентрах взрывов возникали огромные провальные воронки, такие же, как на полигоне в штате Невада? В Семипалатинске такого не случалось, там земля просто лопалась и шла трещинами, которые можно скрыть, проутюжив их бульдозером. Здесь же уши атомных секретов торчали слишком явно.
Я предположил, что мангышлакские экспериментаторы скорее всего находятся в Курчатове, на полигоне. Понят но было, что вряд ли они откроются так просто, и все же стоило попытаться. Как раз назревала вторая поездка на полигон вместе с активистами движения «Невада — Семипалатинск». Я знал, что предстоит встреча с руководством полигона, но понимал: ни один из генералов на мой вопрос отвечать не станет (особенно после моей публикации о полигоне). Как спросить? Попытаться кругами, намеками подойти к цели? Мало времени. И решил я, была не была, при удобном случае, один на один, задать свой вопрос прямо в лоб кому-нибудь из ученых-физиков или специалистов-офицеров. Случай пред ставился, и я спросил полковника (фамилию и должность называть не стану).
— Мне известно,— сказал я как можно более уверенно,— что ваши люди проводили испытания не только на полигоне, но и в разных областях Казахстана, например в Актюбинской, на Мангышлаке...
— Еще в Гурьевской, Уральской,— неожиданно добавил мой собеседник,— но это не наша работа, а Минатомэнергопрома.
— Когда это было?
— В разные годы, точно не скажу.
— В каких районах, не знаете?
— Не интересовался,— начал раздражаться полковник. Но меня понесло, и я решил проверить еще один невероятный слух.
— Скажите, это правда, что на полигоне был случай потери водородной бомбы?
— Полная ерунда. Неграмотный казахский чабан нашел в степи баллон с надписью «Водород» и поднял панику.
Тоже интересно — неграмотный, но прочел. По-другому рассказывал мне об этом случае Амантай Калиев, лидер антиядерного движения «Невада» в Павлодаре. К слову, большая часть территории полигона расположена как раз в Павлодарской области, так что он вполне может называться и Павлодарским.
— Дело было в шестьдесят седьмом году,— рассказывал Амантай,— табунщик Ботай Каишбаев пас лошадей в Майском районе нашей области и у стойбища Бекетай наткнулся на странный предмет явно военного происхождения. Табунщик испугался, поднял шум. Приехали военные, окружили местность, тщательно ее прочесали, а странный предмет с большими предосторожностями погрузили на машину, увезли. Еще дотошно спрашивали жителей, не пытался ли кто вскрыть предмет... А на недавней встрече начальника полигона генерал-лейтенанта Ильенко с жителями Майского района,— продолжал Калиев,— я спросил его: «Как же случилось, Аркадий Данилович, что ваши люди потеряли бомбу?»
«Не потеряли, а обронили»,— ответил генерал и больше на эту тему не распространялся. Но каков дипломат?! Впрочем, с гене ральской дипломатией мы еще встретимся, а пока вернемся к расследованию. Итак, на карте появились уже че тыре ядерные точки, пока, правда, без точных координат. А главное, реально подтвердилось — ядерные взрывы про водились не только на полигоне. Не означало ли это, что полигоном могла стать вся страна? Неожиданно укрепил меня в этой дикой мысли замминистра атомной энергетики и промышленности СССР профессор В. Михайлов своим пространным выступлением в «Правде» в октябре 1990 года.
Цитирую: «В раз личных регионах страны (то есть вне полигонов в Семипалатинске и на Но вой Земле. — Ю. Л.) после 1963 года проведено 115 подземных ядерных взрывов в мирных целях на сравнительно большой глубине и малой мощности, в том числе для создания подземных емкостей, тушения пожаров на газовых фонтанах, интенсификации добычи нефти и для зондирования земной коры нашей территории в целях масштабного поиска полезных ископаемых».
Далее профессор пишет, что только за последние десять лет произведено 43 подобных взрыва. К сожалению, об их географии ни слова. Не говорится и о том, например, не стала ли интенсифицированная ядерным способом нефть радиоактивной выше нормы. Умиляет также атомное зондирование земной коры. Хотелось бы только знать, как поведут себя грунтовые воды в местах зондирования и что испытывают люди, не подозревающие, что пьют водичку, отравленную радиацией. Все это не праздные вопросы...
Во втором номере журнала «Природа» за 1991 год два физика-ядерщика подробно описывают, как с помощью двух атомных взрывов в соляных куполах создавались подземные емкости для закачки и хранения в них вредных химических и радиоактивных отходов на вечные времена, как это экономически выгодно и экологически безопасно. Да простит Господь меня, старого скептика, но плохо мне верится в вечное, созданное человеческими руками, и особенно в нашей стране. Зато уверен, что таким способом мы готовим своим потомкам химические и радиационные бомбы замедленного действия....
Я попал на берега Атомкуля (в переводе с казахского — Атомное озеро) совсем недавно, этой осенью в составе большой группы зарубежных и отечественных журналистов и народных депутатов. Честно признаюсь, теперь сделаю все возможное, чтобы туда больше не попадать...
продолжение следует...