Купил очередную книжицу — стенографический отчёт первого учредительного съезда писателей Российской Федерации. Почитайте и вы отрывки из этого документа эпохи.
ДОКЛАД Л.С. СОБОЛЕВА «ЛИТЕРАТУРА И НАША СОВРЕМЕННОСТЬ»
Дорогие товарищи делегаты, уважаемые товарищи гости!
Есть глубокое значение в том, что начало существования Союза писателей Российской Федерации мы полагаем здесь — в зале который в сознании миллионов людей неотрывно связан с движением человечества в коммунизм. Эта высокая честь оказана нам потому, что основой нашего будущего союза является великая русская литература, которая всегда была верна благороднейшей идее преобразования человеческого общества и в наше, советское время стала мужественным и стойким борцом за коммунизм.
Так пусть поэтому первыми же словами, которые прозвучат с трибуны, известной всему миру как трибуна непреложной правды, будут слова торжественного нашего обещания в том, что мы, собравшиеся здесь, и все две с половиной тысячи членов нашего союза, и те, кто вступит в него в дальнейшие годы, — все мы будем и впредь в той же цельности и действенности хранить несокрушимую свою веру в правоту всенародного, всечеловеческого нашего дела, что мы будем и впредь служить ему с той же страстной воинской верностью, что все наши силы, уменье, наше горячее писательское слово и нашу мысль мы отдадим строительству коммунизма! (Аплодисменты.)
Создание Союза писателей РСФСР будет отмечено в истории советской литературы, во-первых, как новый мощный стимул дальнейшего ее расцвета, а во-вторых, как знак глубокого уважения и всенародной любви к великой русской литературе.
Живым шатром густолиственных ветвей осеняет просторы нашей Родины могучее дерево российской литературы. Глубоко в таинственную толщу истории уходят его корни, и никогда не вянет широкошумная его листва, потому что вечно живыми соками питает ее бессмертный русский народ — тот, чья духовная мощь родила на берегах Волги действенный гений Ленина; тот, кто разбил вековую царскую тюрьму народов и первым на планете сумел выйти на верную дорогу к будущему; тот, о ком Горький писал; «…в области искусства, в творчестве сердца, русский народ обнаружил изумительную силу, создав при наличии ужаснейших условий прекрасную литературу, удивительную живопись и оригинальную музыку, которой восхищается весь мир. Замкнуты были уста народа, связаны крылья души, но сердце его родило десятки великих художников слова, звуков, красок».
В течение столетий подымались по стволу драгоценные жизненные соки, которыми питались его цветущие ветви — Державин, Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Некрасов, Тургенев, Толстой, Чехов, Горький, Маяковский… Ужаснейшие условия существования народа до революции заменились в наше, советское время условиями наиболее благоприятствующими. И могучее дерево российской литературы покрылось множеством новых ветвей, составляющих современную нашу славу, дало множество юных крепких побегов. А вокруг него поднялась и окрепла целая роща братских литератур, раскованных великой пролетарской революцией или заново ею рожденных. Это башкирская литература с ее многоплановыми романами и с прекрасной поэзией, это литература татарская, где большая проза стала ведущим жанром, это проникнутая народным эпосом поэтическая литература Чувашии, это удивительное явление многоязычной молодой прозы Дагестана, возникшей сразу на девяти языках, это литература бурятская, осетинская, карельская, удмуртская, мордовская, народа коми, марийская — все наши братские литературы вплоть до самой молодой, тувинской.
Создание Союза писателей Российской Федерации, имеющее для нас такую огромную значимость, является лишь частью всеобщего, стройно задуманного дела.
Литература имеет примечательное свойство: она в одно и то же время внимательный ученик народа и требовательный учитель людей. Она и выражает общественное мнение и формирует его; она, как зеркало, отражает жизнь, и она же, словно прожектор, освещает ее пути. Литература органически связана с жизнью общества, она питается ею и в свою очередь питает ее. Отсюда следует, что все касающееся литературы надо сопоставлять с жизнью, которая обусловливает литературные процессы и явления.
Потребность собраться в один коллектив назрела у писателей Российской Федерации давно. Осуществилось же это лишь в наше время, в связи с теми изменениями, которые произошли в самой жизни нашей страны, партия и правительство в заботе о дальнейшем расширении прав союзных республик и предоставлении им большей самостоятельности предприняли ряд преобразовании, в числе которых оказалось создание в Российской Федерации своих творческих союзов — художников, композиторов, писателей.
Но дело в том, что эти преобразования являются лишь частью всенародного дела. Они практическое выражение той перестройки во всех областях жизни, которая повсеместно происходит после XX съезда КПСС.
В нашем уставе записано: «Член Союза писателей СССР обязан всей своей творческой и общественной деятельностью активно участвовать в строительстве коммунизма». Однако действительность вносит в эту формулу существенную поправку, в которой сказывается весь энергический дух нашего времени. В тезисах доклада Н.С. Хрущева на XXI съезде КПСС говорится: «Советский народ, сплоченный вокруг своей Коммунистической партии, достиг таких вершин, осуществил такие грандиозные преобразования, которые дают возможность нашей стране вступить теперь в новый важнейший период своего развития — период развернутого строительства коммунистического общества».
Развернутое строительство! Какой громадный смысл в добавлении одного только слова!
В нем — слепительная близость цели, к которой мы шли все эти четыре десятка лет сквозь бои и трудности. В нем — ликующее торжество победы, уже ощутимой, уже различаемой в своих все более яснеющих очертаниях. В нем — счастливое предощущение нового, еще не знаемого, к чему стремились поколения и что уже наступает…
Вот в какое время рождается наш Союз писателей Российской Федерации!
Это время поразительной конкретизации идей, время великого здравого смысла, время, когда теория и практика пришли в необходимое соответствие и дали такие результаты, что даже те, кто не очень понимал, что такое коммунизм, начали различать его очертания. Это время претворения фантастики в действительность, время превращения пустынь в житницы, древних рек — в электростанции, о чем страстно мечтал великий Ленин; время, когда человеческий ум, вооруженный мощью науки, проник в космос и атомное ядро. Это, наконец, то время, когда наша страна во всей своей силе и славе, в верном окружении народов-друзей твердо встала на нашей половине земного шара.
По спирали исторического развития мы проходим теперь над собственными достижениями, с каждым витком повторяя их в неузнаваемом совершенстве: Волховстрой — и Братская ГЭС, АНТ-4 — и Ту-144, палатка четверых на полярной льдине — и поселок Мирный в Антарктиде, первый совхоз «Гигант» — и гигантские целинные земли, стратостат — и спутник…
Подумать только, что произошло за эти несколько коротких лет, которые венчают собой наш сорокалетний путь! «Больше, быстрей, лучше!» — вот лозунг нашего времени. Раскрывает свои древние кладовые Сибирь. Множатся колхозные и совхозные стада. Встают новые домны, уходят вглубь новые шахты. Бьет из-под земли нефть вырывается газ. Растут новые кварталы в старых городах. Возникают новые города в тайге и тундре. И небывалом взлете, в гордом сознании своей могучей силы поражает мир советская наука. Словно в сказке — одно за другим, одно за другим: атомная электростанция, ба. диетические снаряды, пассажирские ракеты, атомный ледокол, чудеса полупроводников, спутники, ставшие ух почти что космическим бытом, химия полимеров, создающая нужные людям вещи из газа, из воздуха… Все это произошло за последние годы.
Главнейшее в этих изменениях то, что люди начинают отчетливее видеть жизнь, которую они строят.
(…)
Роман или поэма могут блистать отточенной формой, могут звенеть тщательно подобранными пассажами языкового мастерства, могут поражать интереснейшими ходами сюжета и россыпью сверкающих деталей. Единственно, чего в них не найдешь, это жизни, жаркой, живой жизни с ее запахами и звуками, с ее шумом и безмолвием, с ее чувствами и мыслями, в которых кипит душа и ум. Это не формализм, это много страшнее, потому что литературщина порой может быть принята за искусство, может обмануть читателя холодным и равнодушным подобием жизни. Жизни здесь нет, да и не может ее быть, если художник черпал свои наблюдения и впечатления не из действительности, а перерисовывал с того экрана, на котором до него уже кто-то воссоздал эту жизнь.
«Писатель либо растворяется в народных массах и опирается на их мудрость и опыт, — пишет китайский писатель Лю Бай-юй, — либо кричит о своем „провидении“ и „таланте". Он либо живет мыслями и чувствами трудящихся, либо мрачно смотрит на народ со своих субъективистских позиций».
Думается, что это прямо относится к тем молодым писателям, кто склонен пококетничать своим «провидением» и талантом. В спорах с молодыми нашими друзьями иногда слышишь такое рассуждение: «А я, мол, как раз и опираюсь на мудрость народных масс, как раз и выражаю мысли народа, которые не всегда сходятся с теми прописями, какие вы предлагаете нам перекладывать в стихи». Рассуждение не новое и, признаться, слышанное и от писателей постарше. Ответить на него можно, снова повторив ленинские слова о том, как простым наблюдением отделять «разложение старого от ростков нового».
Так опять и опять мы возвращаемся к понятию партийности литературы — качеству, которое обязан воспитывать в себе всякий советский писатель — молодой или старый, начинающий или увенчанный лаврами.
Недавно мы наблюдали поучительный пример того, к чему приводит логика ухода от жизни, от коллектива, от народа, хот, кто, живя с нами десятки лет, не хотел видеть ни народа, ни его пути, кто с цинической откровенностью спрашивал в форточку, какое у нас тысячелетие на дворе, — тот в самоупоении своем дошел до крайней патологии индивидуализма и дал в руки врага не ахти какое художественное, но все же литературное оружие, сознательно и активно передав в руки агентов холодной войны литературный материал антисоветского, антинародного свойства.
Пастернак — достойный наследник той декадентствующей интеллигентщины, которую презирал лучший представитель подлинной русской интеллигенции — Ленин, которую так ненавидел Чехов, истинный русский интеллигент до последней клеточки мозга. Пастернак — верный собрат тех холодных циников, которые писали:
«Между нами, интеллигенцией, и нашим народом — иная рознь. Мы для него не грабители, как свой брат деревенский кулак; мы для него не просто чужие, как турок или француз; он видит наше человеческое и именно русское обличье, но не чувствует в нас человеческой души и потому он ненавидит нас страстно, вероятно, с бессознательным мистическим ужасом. Каковы мы есть — нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной».
Это писали в сборнике «Вехи» в 1909 году духовные отцы доктора Живаго, который, подобно им, боится народа и мечтает отгородиться от него, чтобы в бледной тишине своего индивидуалистического бытия раскапывать бедные красоты опустошенной и высохшей души.
Нет, как бы ни плакал Пастернак о русской интеллигенции, будто бы погибшей в революции, как бы ни клялся он в любви своей к ней, каким бы непрошенным мессией якобы неотъемлемого от нее христианства он себя ни воображал, называть себя русским интеллигентом он не имеет оснований. И потому предательство его никак не марает чести подлинной русской интеллигенции, которая навеки связала свою судьбу с судьбой своего народа и доказала это множеством примеров и до Великой пролетарской революции и за все годы после нее. (Бурные аплодисменты.)
(с. 14-17, 40-41)
Председатель. Слово предоставляется Антти Николаевичу Тимонену (Карельская АССР).
А.Н. Тимонен. Товарищи! Мы привыкли с теплотой и любовью подбирать лучшие слова о Родине. Мы часто произносим и пишем: советский человек, советский народ, когда хотя бы на миг очутишься в чужой среде и увидишь, как на тебя смотрят — то с любовью и восторгом, то с нескрываемой ненавистью, — то как-то по-новому ешь что значит быть советским человеком.
Я считаю уместным сказать здесь несколько слов о своём впечатлении от Финляндии, где я был накануне нашего съезда.
Эту страну я как будто знаю. Мне довелось быть там уже три раза. Я знаю ее литературу, песни, быт народа. Я родился в России и по национальности советский карел, но язык финнов мне родной: я сам пишу на финском языке. И все же, приехав в Финляндию, я на каждом шагу чувствовал, что нахожусь в непривычной для меня обстановке: иной уклад быта, кричащие рекламы, роскошные витрины богатых магазинов, в которых нет покупателей; какие-то трудноуловимые мелочи, вдруг обнаруживающиеся, когда разговариваешь с людьми, сидишь с ними за чашкой кофе. И в то же время — сколько в этой стране новых, преданных нам друзей, мужественных борцов за мир и дружбу между народами. Финский народ, наученный горьким опытом, стал в ряды борцов за мир и дружбу между народами.
Однако с этой трибуны я хочу рассказать о другом, о некоторых эпизодах идеологической борьбы, которая ведется вокруг нашей советской литературы и советской действительности.
Я попал на этот раз в Финляндию в тот момент, когда там раздували до невероятности так называемое «дело Пастернака». В первые дни моего пребывания в Финляндии трудно было разговаривать о чем-либо другом. Меня расспрашивали с серьезным видом: правда ли, что вокруг дома Пастернака расставлен полицейский кордон? Правда ли, что Пастернак арестован? Правда ли, что он сослан в Сибирь? Наконец, некоторые спрашивали: не кажется ли
Это единственный вопрос, на который хотелось ответить утвердительно. Мне действительно показалось, что кто-то из моих собеседников не совсем в здравом уме.
Буржуазные писатели вдруг ни с того ни с сего стали слишком ярыми защитниками «свободы писателя». И надо сказать, что некоторые из наших искренних друзей писа- попадали на удочку этих газет и начинали рассуждать, что литература и политика - это разные вещи; литература, мол, существует и развивается где-то за пределами классовой борьбы, и поэтому писатель пользуется какой-то особой, надклассовой свободой. Так рассуждает, например, одна писательница, которая сама всю войну просидела в тюрьме за свои демократические взгляды и книги, в которых она писала и пишет о мужественной борьбе и борцах за мир и дружбу между народами. Простите, я не назову ее, может быть вам знакома ее фамилия. Не назову потому, что верю, что, когда она сидит за письменным столом, она пишет то, что подсказывает ее сердце. А вот когда она берется рассуждать о литературе, то начинает говорить то, что подсказывают люди, которым чужды интересы страны, подлинной свободы, настоящей литературы и искусства.
В чем настоящие корни шумихи вокруг дела литературного отщепенца Пастернака? Довольно красноречиво и точно это охарактеризовал один из моих собеседников. По своим убеждениям этот господин не принадлежит ни к нашим единомышленникам, ни к нашим друзьям. Он владелец многих лесопильных предприятий и крупный акционер. Он не литератор, но знает и чувствует литературу. Он владеет несколькими языками. И вот что он говорил мне во время нашей довольно длительной беседы. Для начала он заявил, что не признает нашей теории о классовой борьбе. В Финляндии, по его словам, нет классов и поэтому нет классовой борьбы. Дальше он заявил: «Но я признаю другое: есть два непримиримых лагеря — это „вы“ и „мы“» .
Обратите внимание на точность местоимений «вы» и «мы». Это редкий случай, когда такой человек не надевает маски, а говорит совершенно откровенно.
И вот как он продолжал: «Между этими лагерями идет ожесточенная борьба без оружия. Вы называете это идеологической борьбой; я назвал бы это психологической борьбой. В этой борьбе, как в деревенской драке, пригодится все; если нельзя взять в свои руки безмены или березовые поленья, то можно использовать даже книги. «Я знаком, — сказал он, — с книгой „Доктор Живаго“ в переводе на шведский язык. Нам эта книга нравится, потому, что она враждебна русской революции. И надо признаться, что, если мы что-нибудь упустим, вы быстро сумеете использовать это против нас. Таков уж закон нашей драки».
(с. 278-279)
Председатель. Слово предоставляется Александру Жарову (Москва).
Александр Жаров. Товарищи! Очень впечатляющим был для меня торжественный момент открытия нашего съезда, когда на высокую трибуну в Кремлевском дворце одновременно с руководителями Коммунистической партии и Советского пpaвитeльcтвa поднялись один за другим, облеченные общим нашим доверием, трое из писательских наших лидеров: Леонид Соболев, Константин Федин, Николай Тихонов.
Первыми прозвучали на этом съезде их голоса, голоса беспартийных писателей. И никто не удивился этому. Явление довольно обычное и давно уже не новое, свидетельствующее о том, что советский патриотизм и партийная направленность творчества одинаково характерны для всех нас.
Мы искренне радуемся тому, что прочно слились у нас голоса беспартийных и партийных литераторов в выражении глубочайшей преданности делу великой ленинской партии, делу великого народа, созидающего коммунизм.
Мы снова можем посмеяться над неуклюжими стараниями ретивых буржуазных пропагандистов, поднявших, как известно, бесполезный и глупый гвалт о мнимых „мучительных противоречиях» в среде советской интеллигенции на основании такого лжесвидетельства, как провокационный роман отщепенца Пастернака. Основание это весьма шаткое. Оно не имеет ничего общего с реальной действительностью. В нем нет ничего «живаго».
Идейное и политическое единство советских писателей — вот что примечательно в действительности. Идейная, политическая сплоченность всей советской, народной интеллигенции вокруг КПСС — вот одно из неоспоримых исторических наших достижений.
(с. 339)
Председатель. Слово имеет Сергей Васильевич Смирнов (Москва).
С.В. Смирнов. Товарищи! Несколько дней, предшествовавших открытию Первого Учредительного съезда, незабываемы.
Оргкомитет Союза писателей Российской Федерации превратился в гостеприимный дом, куда сбежались воздушные трассы и земные пути-дороги со всех концов нашей необъятной земли. И пусть меня простят за некоторую красивость слога, но в двери Оргкомитета пахнуло све- жим ветром Дальнего Востока, просторами разбуженной сибирской земли, высокогорным воздухом Кавказа и Дагестана, дыханием Дона и Волги, Прибалтики и рабочего Урала. И все это привезли с собой вы, товарищи делегаты, и приятно было встречать друг друга добрыми улыбками, братскими рукопожатиями и взаимными поздравлениями с праздником! (Аплодисменты.)
Первый Учредительный съезд — это праздник нашей встречи, и мы от чистого сердца говорим руководителям партии и правительства — сердечное писательское спасибо. (Аплодисментн.)
За полтора года существования Оргкомитета нам довелось побывать во многих писательских организациях России, и мы убедились, что и под Москвой, и далеко от Москвы живут, работают замечательные мастера художественного слова и везде и всюду растут, расправляют крылья молодые литературные кадры наши. Это люди подлинного творческого горения, пристального взгляда на современность, люди безспорно талантливые, ищущие и обретающие индивидуальное творческое лицо, свой почерк, свою поступь.
(…)
Мы недавно единодушно исключили из своих рядов ренегата Пастернака — и правильно сделали. Но мы вряд ли правильно сделали, что на этом и успокоились. Ведь к этому Пастернаку устраивались этакие негласные паломничества молодых поэтов; два зеленых парня, Харабаров и Панкратов, бывшие студенты Литинститута.сделались своего рода жрецами, пропагандистами культа Пастернака, стали писать стихи в подражание ему, повесили в общежитии портрет своего кумира и чуть ли не молились на каждый его индивидуалистический чих. Они обособились от студенческой среды, возомнили себя этакими кулуарными гениями и по существу стали бездельниками и позерами.
Я не имел чести знать Пастернака, я никогда с ним не встречался, но мне, как советскому человеку, хочется спросить у этого господина: «Какое вы имеете право растлевать молодые души?»
Я не знал, что Харабаров и Панкратов тайно посещают дачу Пастернака. Я думал, что подражательность их — это детская болезнь роста, которая, словно корь, быстро проходит. И когда оба этих парня пришли ко мне с просьбой о помощи, я им откровенно сказал: «Посмотрите в зеркало на собственные физиономии, ведь вы же люди комсомольского возраста, и вам, вместо того чтобы паясничать и выкобениваться, надо подумать о том, чтобы упорной учебой и целеустремленной творческой работой заслужить звание, которое в прежние годы с честью носили наши поэтические запевалы, — звание комсомольских поэтов».
И эти два «вундеркинда» чуть не клятву поехать на целину, поработать там и, кажется, ездили даже куда-то, но вернувшись в Москву, опять воровато побежали на дачу Пастернака.
(с. 377, 381)
Председатель. Слово предоставляется Александру Коваленкову (Москва).
Александр Коваленков. Товарищи! С этой высокой трибуны прозвучало много правильных и бесспорных выступлений, хорошо, что были и выступления спорные. Это значит, есть о чем поговорить, есть о чем поспорить.
Не случайно большинство выступавших касалось проблемы воспитания нашей литературной молодежи. Это разговор о нашем завтра. И здесь истина, как всякая истина, должна родиться в споре. Я не совсем согласен с тем, что было сказано в содержательном и в основном правильном выступлении С.В. Смирнова. В прошлом году мне довелось опубликовать на страницах журнала «Знамя» статью о творчестве молодых поэтов. Там говорилось: «Легко убедить полуграмотную старушку, что чудотворная икона, источавшая живые человеческие слезы, — шарлатанство, поповский фокус. Для этого надо показать, что за иконой имелась ниша, где сидел монах и пускал из пипетки капли в глаза богородицы. Увидев такое, старушка плюнет и небесной благодати верить уже не будет».
Некоторую часть нашей литературной молодежи кое-кто пытался мистифицировать, как эту старушку. Однако молодежь наша зорка и зубаста, и еще до того, как состоялось увенчание автора романа «Доктор Живаго» Нобелевской премией, показавшей изнанку «иконы», большинство учащейся литературной молодежи дало отпор проповедникам от ревизионизма.
Здоровое комсомольское чутье молодых строителей коммунизма взяло верх над субъективной трактовкой свободы творчества в понимании наших идейных противников.
На дискуссиях в Литинституте была утверждена точка зрения, что «отказ от форм, которые были бы понятны всем и подмена этих поисков изобретательством формальных оригинальностей непреложно приводит к шаманству». Это было не только теоретическим высказыванием но и нашло свое выражение в здоровом реалистическом творчестве молодых поэтов, противопоставивших свою выучку у русской классической литературы декадентскому фокусничеству и штукарству. Но были и вывихи.
В «Комсомольской правде» и в «Литературной газете» появились статьи по поводу студенческих дискуссий с резкой критикой упадочнических настроений в творчестве некоторых учащихся Литинститута. Заголовки статей вроде «Чайльдгарольды с Тверского бульвара» говорили о неблагополучии на таком важном участке идеологической работы, как обучение мастерству талантливой молодежи.
Один писатель, зная, что я руковожу семинаром в Литинституте, спросил: «Ну, как у вас, все еще процветает „харабаровщина“?» Нужно сказать, что Харабаров — поэт, которому было в то время 19 лет. Если от Харабарова пошла «харабаровщина», то интересно посмотреть, кто же такой Харабаров и каким образом он получил такую известность как основоположник этой так называемой харабаровщины.
Давайте посмотрим, что пишет Харабаров, тем более что С. В. Смирнов в своем выступлении обрушился на двух студентов — Харабарова и Панкратова.
Я прочитаю из книжки Харабарова «Туесок» стихотворение «Ангарск».
Поезд прибыл
на станцию
на рассвете.
Песней гудков
меня город встретил
Звезды на небе
едва рябят.
У новой школы —
смех ребят.
Люди
торопятся на работу,
Еще темно,
огни горят,
Трамвай смеется
у поворота,
хорошему
раннему утру рад.
На недавно отстроенных
улицах города
все кроме сосен таежных,
молодо!
Тайга отступала отсюда
в тревоге,
сосны эти
забыв по дороге,
и стоят,
зеленые, у окон они,
с удивлением глядя
на зданья огни…
А вот
раскинулась площадь гордо.
На новой трибуне
лежит снежок.
Мороз
над юным сибирским городом
зарю,
как румянец,
на небе зажег!
Стихи несовершенные и наивные, но я думаю, что признаков духовного нездоровья в них мы не найдем. Автор неопытный, его легко сбить с пути. Но если такое несчастье случилось и его сбили с пути, надо помочь юноше.
Нельзя вести борьбу с ревизионизмом, выискивая применение поговорке: «Стрелочник виноват».
Студенческие аудитории становились зачастую своеобразными испытательными площадками. Достаточно указать на тот факт, что автор «Доктора Живаго» дал свою рукопись на прочтение двум студентам Литинститута, а те, в свою очередь, познакомили с произведением этим своих товарищей. Печальный факт. И тем более печальный, что два доверчивых и, думаю, что правильно скажу, малокультурных молодых поэта понесли заслуженное наказание — их исключили из комсомола. Но поношение двух юношей где только возможно, — задача малопочтенная. После того как судьба Пастернака была освещена в печати студенты того самого института, где полтора года назад были дискуссии о творчестве писателей, не придерживающихся принципов соцреализма, организовали демонстрацию. Самую настоящую демонстрацию — с транспарантами и плакатами, где требовалось принятие строгих мер по отношению к автору романа «Доктор Живаго».
Такое бурное выражение патриотических чувств кое- кого озадачило и даже испугало. А чего, собственно, было пугаться? Стекол не били. Гневались, но и веселились. Веселились потому, что была показана изнанка «иконы», и все увидели «служителя культа» таким, какой он есть.
Требовать от молодых поэтов — выдумщиков и фантазеров, — чтобы они были причесанными умытенькими пай-мальчиками — задача неразумная. «Буйство глаз и половодье чувств» — хорошее качество. Весь вопрос в том, куда направить это «половодье», а в данном случае стихийная самодеятельность была правильной реакцией на ошибки и недосмотры, допущенные либеральными руководителями искусствоведческими занятиями со студентами Литинститута. Здесь доля и моей вины, равно как и других преподавателей Литинститута.
Забота М. Горького, чтобы молодые писатели были всесторонне образованными людьми, должна стать нашей твердой традицией. Литературное образование не может быть получено без того, чтобы молодежи не прививали уважения ко всему, что сделано великими русскими реалистами-классиками.
Одна из гнусных, особенностей ревизионизма в том, что он пытается атаковать не только социалистический реализм, но и национальную русскую культуру, являющуюся нашей опорой и богатейшим материальным наследством. Одни попытки объявить М. Горького устаревшим писателем чего стоят! Некоторые писатели, обучающие молодежь литературному мастерству, сами того не понимая, льют воду на мельницу ревизионизма.
(с. 482-485)
Председатель. Слово предоставляется Алексею Александровичу Суркову. (Аплодисменты.)
А.А. Сурков. Дорогие товарищи! В обширном докладе Леонида Соболева и в четырехдневных прениях по этому докладу был поставлен широкий круг вопросов, которые придется после съезда решать нашей литературе в повседневной творческой работе за письменным столом каждого писателя. После того как закончится наш съезд и когда мы приступим к очередным делам определив свое место в общем строю строителей коммунизма в предстоящей семилетке, нам предстоит найти наиболее продуктивные возможности работы в этот ответственный этап развития нашей многонациональной советской литературы.
На нашем съезде бегло поставлено много вопросов, давно не сходящих с повестки дня литературной жизни. Я хочу в своем выступлении выделить из общего круга вопросов три, неполно освещенные, но кажущиеся мне существенно важными в жизни нашего творческого коллектива.
Первый вопрос — об идейном вооружении, с которым мы вступаем в предстоящую семилетку. Вопрос большой и остро насущный. Ведь годы между 1954, когда мы проводили Второй всесоюзный съезд, и нынешним Учредительным съездом писателей Федерации заполнены были острой идейной борьбой с нашими внешними идейными противниками и, в не очень далеком прошлом, борьбой с теми,
сто в нашей среде поддался некоторым ревизионистским тенденциям.
Обо всем этом нельзя забывать, потому что атаки на нас со стороны ревизионистов до сих пор продолжаются.
За девять дней до нашего съезда закончил свою работу Пятый съезд писателей Югославии. На этом съезде председателем союза Видмаром был сделан доклад, полный злобных атак на наш советский строй и строй стран народной демократии. Он содержал в себе критику и опровержение всего, что являлось основой развития нашего советского искусства и литературы с тех пор, как они существуют.
Положения этого пристрастного и неумного доклада Видмара наиболее ярко выражены в тех местах, где докладчик хвалился фальшивыми «творческими свободами». «У нас нет опасности упреков за индивидуализм, нет осуждений за формализм», «невозможна у нас обязательная директива писателям, которую дал Мао Цзэ-дун, требуя, чтобы писатели писали для рабочих, крестьян и солдат».
Платформа ясная, не нуждающаяся в комментариях. Именно с этой антинародной платформы в течение последних лет критиковали нас литературные ревизионисты в Югославии, «мыслители» из ревизионистских гнезд в некоторых звеньях современной литературы братской Польши и те из венгерских «теоретиков», которые оказались в 1956 году на стороне империалистов и контрреволюционного фашистского охвостья.
Однако я должен сказать, что всех писателей в этих странах под одну гребенку стричь нельзя. Писатели там разные. Мы знаем, что при самых неблагоприятных обстоятельствах в 1956–1957 годах значительная группа талантливейших польских писателей шла против ревизионистского течения.
Неодинаково думали и думают писатели в Венгрии и Югославии. И там есть немало людей, правильно оценивающих положение литературы в этих странах. Эти люди с надеждой смотрят на наши братские социалистические литературы, ловят каждое живое слово, сказанное нами по магистральным вопросам международных литературных дискуссий, — по вопросам метода социалистического реализма, по вопросам новаторства и мастерства, о месте литературы в строительстве социализма, о партийности литературы — по широкому кругу вопросов, которые обсуждались на нашем Учредительном съезде и будут обсуждаться с большой страстью и проникновением на предстоящем Третьем всесоюзном съезде писателей.Не хотелось бы оскорблять слуха делегатов съезда и называть имя отщепенца, которого наш справедливый гнев исторг из дружеской семьи советских писателей. Я имею в виду Пастернака. Я вынужден говорить о нем, так как свистопляска, поднятая вокруг предательского поступка этого литератора, до сих пор продолжается в капиталистической печати. За эту гнилую веревку до сих пор судорожно цепляются силы, ныне ведущие против нас с особым ожесточением холодную войну.
К сожалению, базарная шумиха, поднятая буржуазными газетами в связи с присуждением Нобелевской премии Пастернаку и тем, что мы, возмущенные его недостойным поведением, не соответствующим главным пунктам устава союза, лишили Пастернака звания советского писателя, дезориентировала некоторых прогрессивных писателей, поселяя в их сердцах сомнения в правильности нашего решения.
Этим сомневающимся и недоумевающим мы говорим: не можем терпеть в наших рядах человека, который осмелился в дни, когда народы нашей Родины набирают огромные скорости в своем движении в коммунизму, с гнилых эмигрантско-обывательских позиций отщепенца, оказавшегося вне живого движения, истории, ставить под сомнение все, за что миллионы людей отдавали свои жизни, ставить под сомнение все, чем горда наша молодая, тысячами сердечных нитей связанная с народной жизнью литература.
Это опять напоминает нам о необходимости глубже и внимательнее вглядываться в идейную жизнь нашей литературы, предотвращать подобного рода явления, не создавать почвы для возможности их возникновения.
Мы должны осматривать свое идейное оружие — нет ли на нем зазубрин ревизионизма или ржавчины догматизма и сектантства. Вступая в новый период борьбы народа за коммунизм, когда партия во весь рост ставит вопросы коммунистического воспитания народа, нам надо быть во всеоружии самых передовых идей нашего общества.
Второе, о чем мне хотелось бы сказать, — это проблема национальной специфики русской советской литературы. У нас как-то сложилось, что применительно к братским литературам, кроме русской, мы говорили, что они социалистические по содержанию и национальные по форме, и, приступая к конкретному анализу, пытались разглядеть эти неповторимые черты национальной специфики каждой из братских литератур.
В отношении же русской литературы v наг получалось так, что вопрос ее национальных особенностей выпадал из поля зрения в литературных дискуссиях Эа последнее время я прочел множество книжек потов наших братских народов, переведенных на русский Есть хорошие книги и хорошо переведенные стихотворения. Но рядом с этим во множестве книг, заполненных плохими переводами, происходит некое выщелачивание богатейшего стихотворного фонда русской поэзии, богатейших разнообразных форм, отличного инструментария художественных изобразительных средств, обидное потускнение литературного языка. Наблюдается это и в переводах прозы. Это больной вопрос. Мы не можем и не вправе обойти его, дискутируя о судьбах наших литератур на съезде.
А разве только изобразительные средства, разве только внешняя форма и литературный язык имеют значение? Национальный характер героя, национальный бытовой и географический колорит, сливаясь с изобразительными средствами и богатством языка, составляют го, что дает русской литературе отличительные черты русской литературы, а казахской — отличительные черты казахской литературы и т. д. «Москвич в Гарольдовом плаще», остриженный по последней моде и как денди лондонский одетый, при ближайшем рассмотрении выглядит типичным москвичом пушкинского времени, и его невозможно загримировать под Чайльд Гарольда. Точно так же, как при всей сходности трагической судьбы Анны Карениной и мадам Бовари, разница состоит не только в том, что одна была русской дворянкой, а другая французской буржуйкой, а в том, что невозможно было русскую дворянку превратить во французскую буржуйку, и наоборот.
Национальная специфика составляет как бы воздух, окружающий каждую данную литературу, и мимо этого, говоря о больших творческих вопросах, мы пройти не можем.
(с. 558-561)
РЕЗОЛЮЦИЯ ПЕРВОГО УЧРЕДИТЕЛЬНОГО СЪЕЗДА ПИСАТЕЛЕЙ
РСФСР ПО ДОКЛАДУ ЛЕОНИДА СОБОЛЕВА «ЛИТЕРАТУРА И
НАША СОВРЕМЕННОСТЬ»
Первый съезд писателей Российской Советской Федеративной Социалистической Республики является полномочным представительным органом 48 организаций, объединяющих 2 539 членов Союза писателей СССР.
Съезд собрался в знаменательное время, когда героический советский народ под руководством своей родной Коммунистической партии, осуществляя решения исторического XX съезда КПСС, достиг выдающихся побед во всех областях политической, экономической и культуртурной жизни страны. Сейчас советский народ охвачен огромным воодушевлением, вызванным подготовкой к XXI съезду партии, который ознаменует вступление нашей страны в период развернутого строительства коммунистического общества.
Вместе со всем народом переживают этот замечательный духовный подъем и советские писатели. Они горят желанием достойно выполнить ответственные задачи, поставленные партией перед литературой и сформулированные в партийном документе «За тесную связь литературы и искусства с жизнью народа», а также в тезисах доклада товарища Н.С. Хрущева на XXI съезде КПСС.
«Советская литература и искусство, — говорится в тезисах, — играющие важную роль в коммунистическом строительстве и воспитании нового человека, в современных условиях должны еще более укрепить свою связь с жизнью народа, полнее отображать борьбу советского народа за построение коммунистического общества».
Съезд принимает решение об учреждении Союза писателей РСФСР. От имени всех писателей Российской Федерации съезд заявляет, что литераторы Советской России непоколебимо верны ленинскому принципу партийности литературы, методу социалистического реализма. Любым проискам ревизионизма, чуждой нам буржуазной идеологии они всегда будут давать решительный отпор. Никакие ухищрения зарубежных ревизионистов не в состоянии опорочить испытанных принципов социалистического реализма на основе которых созданы блестящие художественные творения советской и мировой литературы.
Съезд с глубоким удовлетворением отмечает, что писатели Советской России с единодушным одобрением встретили призыв партии и народа о решительном усилении внимания к решению главной задачи советской литературы — изображению нашей современности.
Современность — это наше настоящее, это поистине прекрасные деяния советских людей, строящих коммунизм. Писатель, который борется во имя настоящего, тем самым борется и за будущее, за коммунизм, ибо основы коммунистического общества создаются сегодня героическим трудом наших людей.
Коммунизм — не только наше будущее, а и будущее всех народов мира. Главная задача советской литературы состоит в том, чтобы правдиво отображать богатство и многообразие нашей социалистической действительности, коренные процессы ее развития, ярко и убедительно показывать великую преобразовательную деятельность советского народа, благородство его стремлений и целей, высокие моральные качества.
Служение народу — высшее назначение и великая честь для художника.
Съезд, как учредительный орган Союза писателей РСФСР, подчеркивает, что эта, рожденная ныне, новая творческая организация является наследницей неисчерпаемых богатств и традиций русской классической литературы и всех других литератур народов, населяющих РСФСР. Бессмертные творения Ломоносова и Пушкина, Лермонтова и Гоголя, Белинского и Тургенева, Толстого и Чехова, Горького н Маяковского, как и произведения классиков национальных литератур России в их прошлом и настоящем, являются ее общей сокровищницей, высоко ценимой всем советским народом. Съезд заявляет, что писатели Российской Федерация будут всемерно продолжать и развивать сложившиеся национальные традиции как русской советской литературы, так и национальных литератур Федерации,
Съезд особо подчеркивает необходимость вести настойчивую борьбу за повышение литературного мастерства, за чистоту и многокрасочность русского языка и всех языков братских литератур народов, населяющих Российскую Федерацию.
Съезд считает, что работа с молодыми литераторами является первоочередным делом всех писательских организаций. Забота о творческом росте молодых писателей — это забота о завтрашнем дне нашей литературы, залог его будущих достижений.
Съезд считает, что важнейшим условием дальнейшего развития литературы, подъема ее идейно-художественного уровня является усиление деятельности литературной критики. При известных достижениях критики за последнее время она все еще недостаточно выполняет свои задачи активного воздействия на литературный процесс и пропаганды успехов советской литературы. Мало обобщается опыт нашей художественной литературы, слабо разрабатываются актуальные вопросы ее развития. Ненормальным является тот факт, что многие произведения писателей Российской Федерации остаются вне внимания литературной критики, не рецензируются на страницах печати.
Признавая важное значение детской и юношеской литературы в деле коммунистического воспитания подрастающего поколения, а также возросшую роль этой литературы в связи с перестройкой системы, народного образования, съезд поручает Правлению Союза писателей РСФСР постоянно заниматься вопросами литературы для детей и юношества и предлагает редколлегиям всех своих органов печати регулярно рецензировать новые произведения для подрастающего поколения.
Съезд отмечает, что одним из важнейших условий подъема художественного уровня литературы является улучшение книгоиздательского дела в Российской Федерации. Съезд поручает Правлению Союза писателей РСФСР добиваться от всех книготоргующих организаций республики значительного расширения торговли художественной литературой, особенно в сельских районах.
Союз писателей РСФСР будет постоянно работать в самом тесном контакте со всеми союзами писателей братских республик нашей страны. Литераторы Советской России будут и впредь развивать традиции социалистического интернационализма, нерушимой дружбы народов.
Съезд одобряет плодотворную работу Оргкомитета по подготовке Первого Учредительного съезда и созданию Союза писателей Российской Федерации.
Съезд обязывает Правление Союза писателей РСФСР и все местные писательские организации Российской Федерации разработать на основе материалов съезда практические меры для помощи писателям в их творческой работе, в укреплении их связей с жизнью народа, в повышении идейно-художественного уровня их произведений.
В ответ на обращение к съезду Бюро ЦК КПСС по РСФСР писатели заверяют родную Коммунистическую партию, что они сделают все, чтобы быть достойными высокого доверия, которое оказывают партия и народ советской литературе.
(с. 580-583)
Первый учредительный съезд писателей Российской Федерации. 7-13 декабря 1958 года. Стенографический отчёт. — М.: Советская Россия, 1959.