Кажется, что поездка в Припять – она не может не быть мрачной, со множеством тяжелых, придавливающих к земле подробностей – о городе, застывшем в 1986 году, в стране, которой-уже-нет, лишенный света, биения человеческого сердца, шума машин, смеха детей.
Но для меня эта поездка оказалась одной из самых… ярких, наполненных диковатыми красками и… да, тем самым светом.
Мне хотелось срулить еще за несколько недель. Отписаться: дела, заболела, не могу, ипотека. Втайне надеялась, что снимут с поезда в Киеве. Печально-ждуще вглядывалась в глаза пограничников. Думала, приеду в Киев – а там гранаты, стреляют. Думала, проводник кинет, не придет. Думала, все сорвется, и я уеду – обратно. К дивану, сериалам, кофе из «Старбакса», что там еще, как мне кажется, я люблю.
Но проводник терпеливо ждет нас в центре метро. Веселый и бодрый, как будто мы собираемся на прогулку в Подмосковье. Я начинаю засыпать его нервными вопросами. Радиация, токсины, двухголовые коровы, депортация, полиция. Все что лезет на ум. Проводник улыбается.
До места «заброса» - откуда должен начаться наш долгий 2-дневный путь до Припяти – едем впятером, как сельди, с жутко крикливо-матерящимся белоруссом, занимающим пол-машины, по пути подхватываем еще шестого – худого тщедушного паренька из Харькова в очках, выглядящем типичным умником-ученым из «Оно» Кинга.
«Готовность – 30 секунд», - внезапно посерьезнев, бросает проводник, и я, с дрожащими руками, буквально вываливаюсь из машины, лихорадочно накидываю рюкзак, и бегу в лес.
И дальше начинается что-то наподобие квеста – только в реальности. С ночными переходами (меньше шанса быть пойманным украинской полицией), с ночевками в заброшенных домах, с криками диких животных (привет, кабаны, волки и рыси) , таблетками кофеина и бутылками алко-энерджи на привалах.
Идти ночью – тяжело, но спать не хочется – из-за страха. Идешь, оглядываешься , боишься оказаться в конце колонны, цепляешься, как ребенок, за «больших взрослых» - хотя тебе уже давно за 10 лет и ты же думал, что темнота тебе не страшна. Из тьмы вырисовываются очертания брошенных деревень, в одной из них мы проводим первую ночевку – расстилаем карематы прямо на полу. Читаю, закутавшись в спальник, с фонарем, надписи сталкеров, когда-то тут бывавших. И не раз. Думаю – мучительно – и кем нужно быть, чтобы в здравом уме захотеть сюда вернуться?
Питаемся гречкой, консервами, пьем божественный чай со сгущенкой, я уныло таскаю с собой дозиметр и меряю все подряд – но в районе 30-ки фон низкий, даже ниже, чем в Киеве.
Гранью между “нормальным миром» и «миром радиации, мутантов и прочих ужасов» символично служит река Уж – переходишь её, стянув штаны – уровень воды довольно высокий – и вот, ты уже на другой стороне. Почти как Стикс перейти.
Начинаются слуховые галлюцинации. Тебе начинает мерещиться звук машин – причем отовсюду. И чьи-то голоса. И крики медведей, волков. И шумы, которых нет. Сообщаешь об этом всем желающим послушать и уже мечтаешь о том моменте, когда придешь в город – лишь бы не идти по этому ебучему лесу, наполненному каким-то первородным, почти мифологическим ужасом.
Выходишь из Рыжего Леса – и вот он, РБМК. Сияет огнями, как Диснейленд. 33 года назад там все полыхало. Сейчас – тихо, как в могиле, и шумят линии электропередач.
В город входим под покровом ночи; на бледном, ободранном здании – тусклые буквы: «КПП Припять», почти незаметные. Из тьмы вырастают внезапные шестнадцатиэтажки – как будто их кто-то быстренько дорисовывает на компьютере. Большие, как в Москве, и с темными окнами. Правильно. Ведь ночь. Жители спят. Почему-то не горят огни на улицах… А я еще жалуюсь, что у меня плохое освещение на Селигерской.
Черт побери. Здесь же нет жителей.
Кажется, будто это страшный сон.