Эти два тезиса легко уживаются в нас, хотя, казалось бы, исключают один другой: "пока не отпустишь прошлое, ничего у тебя не выйдет" - про собственные прошлое и память, и "без прошлого нет будущего" - про историю побольше - государства, народа и далее по вкусу.
Собственная память - тяготит, тащит назад, а общественная почему-то - принято считать - делает нас правильными людьми и гражданами.
Когда снова и снова надеваешь (чтобы повезло) свои "счастливые носки", в которых был на экзамене-собеседовании - и всё прошло круче некуда - это идиотизм чистой воды. А вот какой-нибудь другой артефакт, со статусом всеобщего и званием достояния...
Так размышлял об этом герой моего романа "Горизонт":
Когда-то Антон дал почитать «Над пропастью во ржи» девчонке с подготовительных курсов. Она вернула книгу на следующий день. «Так быстро?» — удивился Антон. «Я не буду это читать, — сказала девушка, протягивая книгу Полудницину. — Что я могу узнать из этого романа? Чему полезному научусь?» Он пожал плечами, взял книгу и…
Чему вообще могут научить книги, рассказы, истории? Новые воспоминания; привет, компания «Rekall»? Воспоминания — пережитое, пережитое — опыт? А опыт — шпаргалка на каком-нибудь будущем зачёте? Или та история, что с большой буквы, та, что до тебя. Может ли она чему-то научить? Должна ли? Скорее уж — как кредит, выданный при рождении: ты должен ей, не она. По Сартру: «Его выбор: ничего не зарабатывать и ничего не заслуживать, но чтобы ему всё было дано от рождения, — а он не из благородных. Его выбор, наконец: Добро уже всё — здесь…»
Прошлое — миф, золотой век, «эх, были», «ах, были», «да, были». Свершённое и совершенное — ни убрать, ни добавить (попробуй извлечь корень из минус одного — получишь «error»). Прошлое задаёт направление: прапрадед говорил «один», прадед «два», дед «три», отец «четыре» — что остаётся тебе? — сказать «пять».
Прошлое — последний аргумент настоящего, последнее прибежище идеалиста. Чем не «Берешит»: и радуга — не половинка, а целиком (мост, подкова), как в книжках — в тот день, когда они познакомились; и неслучайные случайности — оба ждали «своих», оба не дождались; и саксофонист, их преследовавший — и у кинотеатра, и у кафе, и на площади, — «Смотри, он же — точно он!» — всякий раз «Lily was here», обязательный номер из «Golden Sax» и «Sax for Sex»; и потом, когда стемнело — остановились, обернулись. Вместе сказали «раз», «два», «три», а значит, должны, нет, просто обязаны сказать «четыре» и «пять». Должны той школьнице, тому первокурснику. И не только — ведь в фильмах всё начиналось точно так же, ведь Маша с Сашей, Гена с Дашей — они ведь тоже ссорились, расставались, а потом…
Подписывайтесь, комментируйте, ставьте лайки и скачивайте мои книги на ЛитРес и Ridero.