Легкий звенящий смех разрушил сонную вязкость полутемного коридора и такой знакомый голосок откуда-то возник, пропев, чуть с хрипотцой -"Ты что - не узнаешь меня, что ли?".
Я озиралась, всматривалась в редкие фигуры, бессильно вжавшиеся в кресла, расставленные у дверей палат. Ленки не было, вообще не видно было не одной девчонки, и только неуклюжая полная женщина медленно ковыляла, держась за стену.
" Крыша едет, неудивительно в моем положении, да еще в таком месте", - раздраженно подумала я. Тот малюсенький комочек, который уже поселился внутри, изменил мои мозги до неузнаваемости, внушал что-то такое, трусливое, чего я подспудно стыдилась. Мне уже не хотелось ехать сюда. Страшный гнет этой жуткой больницы пробуждал, спящий доныне инстинкт самосохранения и я, каждый раз, с трудом заставляла себя приехать.
-Да я это! Ты уж совсем!
Я всмотрелась в женщину. Зеленые глаза, такие знакомые, на одутловатом, раздутом и синюшном лице, смеялись
-Леееен?
- Да ладно. Не боись - это гормоны мне колят. Ща курс закончат - все само сольется, там вода одна. Пошли сядем, стоять не могу долго, суставы к весу не привыкли.
Мы сели. От Ленки так пахло... Странный, болезненный, мясной какой-то запах, лез мне в ноздри, и тот, мой маленький внутри меня, сопротивлялся этому запаху, бился и выворачивал мое тело почти наизнанку. Я сдерживалась. Запах духов смешивался с вонью болезни и мне казалось, что мы с Ленкой, теперь с разных планет. Там на той, где теперь живет она, вернее -эта - грузная, одутловатая женщина, там - боль и страх и безысходность. Здесь, на моей - новый дом, аромат предновогодних пирогов и мандаринов, легкий снег, иголки в прихожей от огромной елки, с трудом впихнутой в дверь... И он, комочек, биение которого, каждый вечер пытается услышать, прижавшись к животу, стройный, смуглый мужчина. Мой муж...
Мы просидели минут сорок. Ленка подробно рассказывала о схеме лечения, о своих ощущениях, ремиссиях своих новых друзей, смерти и выживании. Я задыхалась и сдерживала тошноту. Я не понимала своим идиотским молодым мозгом - она рассказывает мне о своей надежде. И вдруг, Ленка запнулась, тоскливо посмотрела на меня и потом, на часы...
-Знаешь, ты иди... Я устала.
Облегчено вздохнув, я встала, заставила себя ее поцеловать.
Я больше в больницу не пришла.
ПРОСТИ МЕНЯ. Ленка...
***
Последний курс, пора ГОСов. .. Это время неслось, как скорый поезд. Изнемогая от тяжести своего огромного живота, помирая от недосыпа, я приползала на лекции и зачеты, задыхалась и потела. Жизнь моя сузилась до одного маленького желания- лечь и уснуть.
Ленка приезжала тоже. Она стала такой...
Худая, почти эфемерная женщина, со странным взглядом, в котором таилась полуулыбка и знание. Знание тайное, непостигаемое. Глаза, то ли наказуемой блудницы, то ли святой, зеленые и прозрачные светились нездешне. У Ленки не было ресниц, и ее глаза от этого казались еще более нездешними. У нее не было и бровей и тонкая нарисованная ниточка была удивленной и немного страдающей. У нее не было и волос, но парик из длинных, ниспадающих волнистых прядей, рыжих, почти таких же, как раньше, делал ее красивой.
Она, конечно, ничего не сдавала, но приезжала поболтать, у нее была ремиссия и чувствовала она себя неплохо.
-Ир. Я вижу, тебе не по себе. Давай, не межуйся. Я все понимаю, ты что, думаешь Америку открыла, что приезжать не хотела? Матери пугаются, мужья не выдерживают, а то ты. Да и нормально все у меня, я привыкла, у нас знаешь там жизнь своя, танцы даже бывают.
У меня любовник знаешь - охренеть-не встать! (Ленкин взгляд блеснул и заискрился прежней чертовщинкой). Тебе и не снилось. Вот так вот. А то пряяяяячется она от меня. Пошли я покурю, поболтаем.
Она курила из тонкой пачки длинную сигарету, я никогда не видела таких.
-Ага... Во-во. У меня в палате ликер, знаешь какой. Надо было захватить, не подумала. Хотя с тобой пиииить....Он богатый, гад. Грузин. Только стоИт уж не всегда у него. Да и ладно... Пооодумаешь... мне и не надо уж так -то очень. Зато у него ..опа волосатая, как я люблю...
Она запнулась, помолчала.
-Была... волосатая...