Мы забрали летающий дом. Крошечный, с ещё розовым брюшком и покрытыми пушком крыльями.
- Дому не место в городской квартире, - ворчал папа, пока ехали из приюта.
Мы переглядывались, улыбались, молчали, давали папиным опасениям прозвучать и раствориться в воздухе.
- Наверняка ещё и по ночам спать не будет. И мы с ним! - продолжал папа, закрывая окна и проверяя нет ли сквозняка в комнате, где должен был жить новенький трепетный дом.
Утром папа кормил миниатюрный дом с ложечки своей кашей. Тот сидел у папы на плече и немного поскрипывал.
- Говорил же, не будет спать, - сказал папа, который всю ночь прислушивался, плачет или нет новый дом.
Дом не плакал, но иногда жалобно скрипел и трепетал крыльями. Папа, не выдержав, забрал его к себе под одеяло, гладил пушок и не мелодично, но успокаивающе монотонно напевал протяжное “Ооо”. Оба забывались ненадолго в легкой дрёме. Потом дом вновь начинал поскрипывать, папа снова гладил его и заводил своё “Ооо”.
Так и повелось. Папа ворчал, дом испуганно вскидывал крылья и преданно следовал за папой по любому пути. Папа нарочито сурово хмыкал, кормил дом с ложечки, протирал его влажной тряпочкой. Каждый вечер мы слышали вздох: “Дом должен спать на своем месте!” и неизменно обнаруживали их вместе под одеялом.
Мы боялись оставлять их. Хотя нам давно пора было разъезжаться. В свои дома, которые были без крыльев, но с женами, детьми, мужьями.
А потом мы увидели, как папа шепчет крохотному существу у себя на плече:
- Страшно тебе, маленький? Без мамы остался?
Дом прижался к папиной щеке, шумно взмахнул крыльями, что-то жалобно проскрипел. Папа достал из нагрудного кармана фотографию нашей мамы.
- Смотри какая красивая, - сказал он, - я тоже по ней скучаю. Пошли, найдём тебе что-нибудь вкусное.
И мы поняли, что теперь всё у них будет хорошо.