Давным-давно на белом свете жила-была маленькая девочка Женечка. Жила она в большом-пребольшом городе Москве. Лет с четырёх Женечка почувствовала вкус к страшным историям. Мама откупалась историей про то, как "в синем-синем городе есть синяя-синяя улица, на синей-синей улице стоит синий-синий дом. В синем-синем доме есть синяя-синяя комната, в синей-синей комнате стоит синий-синий стол. На синем-синем столе стоит синий-синий гроб, в синем-синем гробу лежит синий-синий мертвец. Этот синий-синий мертвец держит в руке синий-синий цветок, на синем-синем цветке сидит синяя-синяя бабочка. Отдай мою руку! Отдай моё сердце!" Женечка была в восторге. И в конце истории хохотала и прыгала по дивану.
Когда синяя-синяя сказка приелась, мама вспомнила способ, которым её пугал в раннем детстве её дядя, бывший старше её на шесть лет, и вместе с которым мама пережила много весёлых приключений. Они тоже достойны пересказа, но не сейчас. Потому, что иначе это будет уже не "Сказка про девочку Женечку", а "Сказка про девочку Таечку". Так вот, мама и Женечка забирались под одеяло и мама очень серьёзно спрашивала: "А может я - это не я? А может я - это кто-то совсем другой?" Это было жутковато. И приятно щекотало нервы. Но вскоре Женечка ответила маме: "А может и я - это не я? А может я - это дочка кого-то другого, например тебя, раз ты - это не ты?" После этого можно было снова хохотать и прыгать по дивану.
Тем не менее Женечка продолжала требовать страшных историй. На помощь призвали папу. Григорий Витольдович не был мастером рассказывать страшные истории, но при некотором усилии, он вспомнил рассказ, услышанный им в детстве и подходящий к случаю. Вот этот рассказ:
Давным-давно в одном не очень большом городе, на окраине, жила-была старушка. Маленькая-маленькая. Сухонькая-сухонькая. Весом никак не более сорока килограммов. Вполне милая и опрятная. Может быть, нос у старушки был длинноват и крючковат, может быть, подбородок выступал вперёд больше, чем надо, может быть, старушка слишком любила ходить по окрестностям города и собирать разные травки (то ли лекарственные, то ли наоборот), но закрепилась за ней устойчивая репутация ведьмы. Однако, как говорится, не пойман - не вор. Но на репутацию работало и то, что был у старушки домашний любимец, огромный угольно-чёрный кот, ходивший за хозяйкой, как ниточка за иголочкой. Сколько старушке было лет, никто уж и не помнил. Может быть девяносто, может сто, а может и пятьсот шестьдесят восемь. Родственников старушка не имела, ни с кем, кроме кота не общалась, дни рождения не праздновала. Соседям казалось, что старушка всегда проходила по улице с корзинкой для травок, в чёрном платье, в чёрном чепце с белыми кружавчиками и в сопровождении чёрного кота.
Но, сколько верёвочке не виться... Жила-жила старушка, да и померла. Деньги на похороны, и не такие уж малые, она оставила ксёндзу, что заставило соседей подумать о том, что судили они о старушке несправедливо. Ну, право, не будет же ведьма оставлять деньги на свои похороны ксёндзу? А ксёндз велел соседкам позаботиться о достойном погребении и купить всё, что надо. Поскольку денег было достаточно, а соседей мучила совесть, гроб приобрели шикарный, с рюшками, оборками, подушками. Цветов принесли множество, благо, на дворе было лето. Старушку нарядили в одно из её любимых чёрных платьев и чёрный чепец в белыми рюшками, и пошли по домам.
А на следующее утро соседей ждал сюрприз. Заглянув с утра в дом покойной, две главные организаторши похорон обнаружили, что вместо бабушки в гробу, среди цветов, лежит огромный чёрный кот. Увидев пришедших, кот потянулся, от чего по его спине пробежали искры адского пламени, вытянул лапы, показав синеватые металлические когти, и наглейшим образом зевнул в лицо вошедшим во всю свою огромную, зубастую пасть. Как соседки добежали до костёла, они и сами не помнили.
Конечно же, ксёндз пошёл разбираться, а что делать? Паника тихо покатилась по улицам городка, соседки же не молчали про чудесное превращение мёртвой старушки в живого кота, пока бежали в костёл за подмогой. Ксёндз зашёл в приоткрытую дверь старушкиного дома. "Хороший был ксёндз..." - вздохнула одна из соседок. "Исповедовал хорошо, хоть и молодой," - вздохнула другая, набожно перекрестившись. Но ксёндза соседки похоронили рано. Вскоре он вышел из старушкиного дома живой и невредимый, высказавшись в духе, что дурака побьют в церкви и не накормят в корчме, и дураков не сеют, они сами появляются. А за ним шёл чёрный кот, проспавший всю ночь в гробу, поверх своей крошечной хозяйки, утонувшей в рюшах и цветах, и сообразивший, что пора искать нового хозяина.
Старушку похоронили. Над своим испугом посмеялись. Кот дожил до глубокой старости у ксёндза. Тут и сказке конец.
Девочке Женечке история понравилась, но к сожалению, других, подобных, папа не знал.
Оставалась бабушка, Елена Васильевна. Если при слове бабушка, вам представляется румяная старушка в белом платочке, знающая множество сказок и народных мудростей, говорящая нараспев поговорками да прибаутками, то вам не в нашу историю. Елена Васильевна была молодая красавица, которую незнакомцы принимали за Женечкину маму, а при слове бабушка, считали, что их разыгрывают. Елена Васильевна отлично разбиралась в новостях моды, культуры, театра, но из сказок могла с трудом вспомнить историю про Колобка, и то, если подглядывала в книжку. Внучку она укладывала, когда приходилось, под "Спокойной ночи малыши", а при слове колыбельная, пыталась напеть мелодию из "Шербурских зонтиков", но не более того. Страшные истории в бабушкин круг интересов тоже не входили. Но бабушка не растерялась. С книжной полки достали томик Пушкина и ... "Три дня купеческая дочь Наташа пропадала...", "Прибежали в избу дети...", сон Татьяны. Женечка даже не представляла себе, какие сокровища таит русская литература!
Женечка в упоении рисовала сон Татьяны, который день подряд. Там был довольно милый олень, вопивший "гав-гав" ("в рогах, с собачьей мордой"), ужасно пафосный скелет, срисованный из медицинской энциклопедии ("остов, чопорный и гордый"), а вокруг стайка разухабистых привидений (бабушка показала, как сделать их на картинке полупрозрачными) для пущей, как теперь говорят, атмосферности. "Бедный Ваня" был выучен наизусть одним духом. Пушкин, определённо, имел успех!
Коварная бабушка, глядя на невинный восторг внучки, приготовила следующий ход. Она, как-то за обедом, заметила вскользь, что Пушкин - это хорошо, и даже где-то страшновато, но куда ему до Гоголя! Вот это страшно, так страшно! Внучка была заинтригована. Она попросила бабушку почитать ей Гоголя. "Ну, нет!" - сказала бабушка, - "Это страшно, тебе ещё рано!" Как известно, запретный плод сладок. Женечка неделю приставала к бабушке, и та наконец "сдалась". С притворным вздохом бабушка достала с другой книжной полки синий томик Гоголя. И начала читать "Вия". Женечка боялась шелохнуться, чтобы не нарушить очарование момента. И вдруг, бабушка остановилась, посмотрев не часы. "Ну всё, - сказала она, - пора варить ужин". Женечка просила и умоляла. Но бабушка была непреклонна: "Дальше - сама". Читать Женечка к своим почти пяти годам уже умела. Но практики было мало. Как и все люди, Женечка предпочитала, чтобы ей читали вслух. Вот бабушка и заставила её практиковаться в чтении, умело подогрев интерес и бросив на полдороги. Женечке ничего не оставалось, как забраться в кресло и со вздохом взяться за Вия. Удивительно то, что у неё получилось. За год она одолела и "Вия" и "Вечера на хуторе близ Диканьки", после чего можно было с уверенностью сказать, что читать Женечка умеет.
Эдгара По она одолевала тоже сама и гораздо позже, и он не раз сослужил ей добрую службу в школе. Когда дети делились историями из пионерских лагерей, куда Женечка никогда не ездила, Женечке и сказать бы было нечего, если бы не "Чёрный кот", "Лигейя" и "Маска красной смерти". А смекнув, что вольный пересказ произведений классика американской литературы может принести успех, Женечка беззастенчиво пользовалась своими познаниями, на фоне которых "Чёрное пятно" сжималось до уровня кляксы, а Кровавая Тамара и Белая Дама нервно курили в сторонке. На восторженные расспросы одноклассников, где же находится тот пионерский лагерь, где рассказывают ТАКИЕ страшилки, Женечка загадочно улыбалась и отмалчивалась.