Попрощавшись с семьей Попченко, приехала в город, открыла их квартиру... И такая тоска меня одолела... Вот и закончилось мое "счастливое" детство и два студенческих года. Как мне хотелось, чтоб сейчас возле меня был Шурик. Когда он уехал на учебу в Благовещенск, то подарил мне свою фотокарточку. Там есть такие слова: "Ты мой самый верный и искренний друг, такого редко можно встретить в этом мире..."
Но надо признать, что тоска плохой помощник в жизни.
Завтра отправляюсь на работу. Добраться до нее можно только на лошадях или пешком. Мне посоветовали, что поводу можно найти на рынке. Нашла ее быстро, но возница мой был такой занудистый. Мужчина около 50 лет, весь заросший бородой. Я хотела завести с ним разговор и хоть что-то узнать о людях этого села. Но он знал всего два слова "хорошо" и "нет". На вопрос, как у вас там живут люди --- ответ: "Хорошо". Продолжаю расспрашивать: "А в вашем селе уже говорили о колхозе?" -- ответ: "нет", у вас есть дети школьного возраста? -- "Нет" И т.д.
Я тогда села поудобнее и придалась своим размышлениям. А ехали долго. Лошадь все время шла шагом. Да, рассуждала я, это не извощики Пушкинского времени. А жаль!
Перебирала в мыслях всю свою жизнь. Новых планов пока не строила, потому как не знала, что меня ждет впереди. Пока я знала только одно, что школа работает в две смены, что это четырехлетка. Одна учительница ведет два класса одновременно во вторую смену, вторая -- тоже два класса в первую. Вторая учительница на год старше меня.
Вот так в своих раздумьях и приехала. Меня уже здесь ждали и встречала моя коллега Вера Ивановна. Очень приятная на вид. Тут же крутилась стайка ребятишек, которые вежливо со мной здоровались, а один, самый смелый сказал, что они меня ждут третий день.
Школа -- небольшой домик: две комнаты и коридор. Одна большая комната -- это классная. Вторая -- наша "спальня". От коридора отделен маленький уголок -- это наша "столовая". Хоть и на двоих, но все-таки собственная. Отапливалась школа дровами, но это уже была забота сельсовета. Воду приходилось носить издалека. Белье на дворе сушить нельзя -- такое правило. Да и мы сами не решились бы вывешивать свои "тряпки" на общее обозрение.
Уже два месяца мы занимаемся с ребятами. Вера, моя коллега, работает здесь уже второй год и более-менее приспособилась. А я все не успевала выполнить план урока.
Два месяца прошли спокойно, и я уже стала осваивать новый уклад своей жизни. Познакомилась с некоторыми родителями /всякие были/. У меня в 4-м классе был один ученик-переросток /фамилия Кремпа/. Ему было 14 лет. Дело было так. Около школы был яр, куда ребята бегали поиграть с мячом. И вот я слышу разговор. Ребята уговаривали Кремпу пойти в яр, сбежав с урока рисования. Он отказывается, хотя раньше сам был организатором в этом деле. Вдруг слышу: "Ты что, влюбился в новую учительницу?" Я подумала, что хорошо, когда тебя кто-то любит, неважно кто -- старик или ребенок: они не предадут. И меня в этом жизнь убедила.
Шел ноябрь 33 года. К нам в село приехала комиссия по раскулачиванию крестьян. А учитель в селе -- самый образованный человек. И нас, конечно, включили /от селян/ в комиссию. Прошли мы весь поселок. Раскулачивать было некого, а конфисковать кое-что нашли.
Когда вернулись в сельсовет, члены комиссии из города с радостью потирали руки от результатов нашей работы. Селяне все молчали. Когда утихли восторги горожан, меня черт дернул за язык. Я как-будто разговаривала сама с собой: "А правильно ли мы сделали, что записали конфисковать одну корову Загорных? Ведь у них семеро детей, семья -- 9 человек. Сейчас она доится, а когда перестанет доится, чем малышей кормить?" Мне никто ничего не ответил. Комиссия уехала... Ночью кто-то к нам постучал. Поднялась Вера, так как она уже всех здесь знала. Ей приказали позвать меня. Когда я вышла, на наши головы набросили мешки, туго завязали и куда-то повели. У этих людей были на головах какие-то повязки и Вера не смогла их узнать. Потом, как мы узнали, это были обиженные крестьяне. Вели нас долго. Не видя дороги, мы шли, спотыкаясь. Дошли до какого-то строения, нас туда втолкнули, а похитители ушли. Вере мешок сняли. Она долго возилась с моим мешком, пока сняла его... Ночь была темная, ничего не видно. Первое время мы сидели, прижавшись друг к другу. Когда наступил рассвет, мы стали осматриваться. Заметили окна, но они были очень высоко. Нам до них не добраться. В углу была какая-то куча. Мы стали разгребать ее. Оказалось, что это конский навоз, а он, когда гниет, выделяет тепло, которое нас и спасло от холода. Мы собрали что только можно было и закрыли эту кучу. Днем ходили из угла в угол, пока хватало сил, а уже на третьи сутки без еды и воды мы больше лежали.