Совершенно не помню, когда появились барсетки. Такие маленькие чемоданчики с ручкой и даже замком, носимые, в основном, подмышкой. Они еще даже встречались в начале нулевых, отдавая дань девяностым, лихим, святым и прочим, улегшимся в спячку.
Барсетки остались дольше кожаных плащей до пола, спортивных костюмов, разномастных пиджаков с плечами и лысых, под расческу, голов. Это совершенно не странно, ведь эти смешные сумки понравились не только суровым и наглым ребяткам определенного толка, нет. Барсетки все больше захватили самых обычных мужиков, имеющих какой-никакой, а доход и считающих, что это придает им статусности, не иначе.
Да и выбора особо не было. Женщинам оставались их сумки, менявшиеся согласно привозов на рынки и редкие магазины, школьники порой донашивали советские прямоугольные, как в «Гостье из будущего», через плечо, пользовали пакеты со спортивными сумками, а девичьи рюкзаки еще не начали своего триумфального возвращения девяносто шестого года. Мобильниками, само собой, тоже не пахло, но права, документы, бумажник и сигареты требовали своего места, а не только карманов курток.
Барсетки взяли и появились.
В сериале «Ненастье», вполне неплохом продукте Сергея Урсуляка, вывернувшего книгу Иванова аки змеиную шкуру в линьке, крайний срок действия – девяносто девятый год, Миллениум и елки на дворе. Там хватало ошибок в простейших мелочах, но одна аж резала глаз.
На вокзале Батуева, Батуева девяностых, с афишей «Ворошиловский стрелок» на кинотеатре, с «жигулями», «ладами» и редкими старыми иномарками, камуфлированными бушлатами, еще не сменившимися расцветкой «флора», она же «горизонталка», Герман Неволин покупал чебурек. И рядом с ним, одетым в тот самый бушлат, подпрыгивал на морозе мужичонка с сумкой, висящей на плече. И всего бы ничего, но сумки эти вошли в моду года на три-четыре позже, такие, смахивающие на пастушьи из всяких там «Веселых ребят» и советских сказок. Зато, мелькнув в кадре раз пять, в теле-Ненастье красовались они, самые настоящие барсетки.
К нулевому четких пацанов стало не так уж и меньше, рабочие районы и кварталы порождали их одного за другим, оставляя в голове понятия и прочее, звучащее «Владимирским централом» и Ногавицыным. Кожаные плащи, в середине девяностых подсмотренные у ребят покруче, сменялись кожаными куртками, смахивающими на пиджаки. Эти никто не проверял бычком, притушенным об рукав, достаток отвечал потребностям и кожа возвращалась. Лысые головы сменились лысыми головами со смешной челкой в десяток торчащих волосинок надо лбом, черная кашемировая кепка постепенно, как береты десантуры, уменьшалась и превращалась в почти каноничную восьмиклинку, порой в два цвета, черный и белый.
Барсетки никуда не уходили, даже начали чуть раздуваться от первых мобильников, Эриксонов, Сони и Моторолл, больших кирпичей с маленькими антенками, никак не вмещающихся в появившиеся специальные кармашки барсеток. Нормальных пацанов этоне смущало, а трель мобилы, раздавшаяся из подмышки только подчеркивала современность хозяина и инновации, необходимые для нормально-четкой жизни.
Причем тут Олег Попов? Да все очень просто.
Осенью нулевого, сам еще будучи лысым и не умея изменить армейской стрижке, как-то спускался в метро. И прямо посередке, четким пацанским шагом с пришаркиванием и подволакиванием, с барсетками подмышками, в туфлях с длинными носами, загнутыми почти как у маленького Мука, в тех самых куртках-пиджаках, мимо прошли два любителя кепок-восьмиклинок разного колера. И если у одного просто чередовались сами клинья, сшитые вверху, то у второго…
То у второго кепка была в мелкую черно-белую клетку, совсем как у него, клоуна, чьим именем назван самарский цирк и кто красуется в ней самой на его куполе. В общем, это было весело.
Больше про 90-ые можно читать тут, по ссылке