Лирики в отличие от физиков больше доверяют чувствам, чем идеям. Их эмоциональная палитра в поведении и мышлении, мироощущении довольно разнообразна как в плохом, так и в хорошем. Лирики - адепты всего того, что обычно проповедуют поэты, музыканты, литераторы или просто обычные мечтатели. Лирики обращены как бы ко всему миру, всем людям, склоняя их в той или иной форме сопереживать, сочувствовать всему. При этом лирик может быть убежден в призрачности счастья, которое манит его как возвышенная мечта, но никогда не достижима в действительности. В душе лирика происходит постоянное движение и борьба противоположных чувств. Эти чувства неустойчивы и могут быстро сменять друг друга. Лирик то отвергает внешний мир, ввиду его несовершенства, то призывает принять его таким, каков он есть. Чувства лирика сосредоточены на вечном ожидании событий и явлений, которые возможно в будущем принесут покой. Но, в действительности, покой ему не нужен. Он его опасается, для чего постоянно генерирует в себе сильнейшие чувства сомнения и разочарования в возможности достижения этой цели.
Физики в отличие от лириков не парят, а пытаются крепко стоять на своих ногах.
Для достижения этой устойчивости они овладевают особым складом мышления и отношением к жизни. Они, в силу своих способностей и внешних условий, служат витающим вокруг различным идеям. Их «мудрость» состоит в обладании знанием, которое якобы ведет к благу. Но благо мыслится достоянием только отдельного лица, группы людей, но никак не общим для всех. Еще в глубокой древности, ученые, проповедуя свои идеи, стали делать попытки проникнуть в тайну мироздания. И почти сразу решили, что их задача может быть разрешена лишь при условии, что в мироздании господствует твердый, незыблемый порядок. Но люди как жили, так и продолжают жить, окруженные бесконечным множеством случайностей и тайн. Причем то, что они считают уже открытым, оказывается в каком-то смысле несоизмеримым с их переживаниями и спонтанными чувствами, с их таинственной интуицией и бесконечным миром. Но физики все равно остаются фанатично убежденным, что еще до возникновения мироздания кто-то закрыл доступ к тому, что для людей нужнее и важнее всего - порядок. Этот фанатизм проявляется по-разному, но особенно загадочным образом - по отношению к магическим числам. Одни из них в Библии, в книге «Числа», определяют порядок и жизненный уклад избранных. Другие магические числа - фундаментальные константы якобы скрывают последнюю тайну мироздания.
Макс Планк ввел понятие «квант действия», за которым закрепилось понятие «постоянной Планка».
Квант действия стал основным понятием квантовой физики. Сам Макс Планк мечтал о теории, в которой найдется место одной-единственной константе, а все остальные станут производными от нее. Мечта Макса Планка не реализовалась до сих пор, хотя многие продолжают начатое им дело. Все усилия направлены на объяснение сути и взаимосвязи физических констант, этих магических чисел, посредством некой неизвестной «мировой формулы». Если Макс Планк о ней только мечтал, то А.Эйнштейн искал её до последних дней своей жизни. Искал, правда, без особого успеха. Сегодня эта же идея возрождается под разными именами: то как «теория струн», то как «М-теория», то как «квантовая гравитация», то как «теория всего». С пониманием относясь к желанию «вычислить всё», можно утверждать, что искомой «мировой формулы», в обычном понимании, не существует. Взаимосвязь между физическими константами существует, а вот «мировой формулы» и быть не может. Такой вот парадокс! Толкование, объяснение этой взаимосвязи никогда не превратится в «мировую формулу» в привычном её понимании. Причина такого парадокса заключается в том, что любой формальный математический образ, какой бы сложной он не был, исключает на сегодня наличие объективной взаимосвязи с её автором (субъектом, творцом). Пока эта взаимосвязь мыслится всеми только субъективной, т.е. зависимой от «степени гениальности» познающего мир субъекта. В результате поиск взаимосвязи фундаментальных констант, этих магических для науки чисел, имеет отношение не столько к физической картине Вселенной, сколько к субъективному процессу творчества её наблюдателя - человека.
Эйнштейн был великим физиком, но когда он брал в руки скрипку, в нем просыпался лирик.
Так сложилась его судьба, что лирик, который жил в его сознании, подчинился своему сопернику – физику. Поэтому он всегда страстно стремился вытравить всё случайное из целостной картины мира. Для него случайное было знаком того, что теория не продумана до конца, а реальность не до конца исследована. Случайность, верил Эйнштейн, исчезнет в той глубине глубин, где коренятся все известные нам научные теории, в той «мировой формуле», из которой и вытекают истинные законы природы. Но это было и осталось великой иллюзорной мечтой, которой никогда не суждено стать реальностью. Он ошибался, когда вновь и вновь возвращался к теме физических констант, этих магических чисел, так волновавших его. Он был глубоко убежден, что: «В законах природы нет места безразмерным константам …». И многие другие его коллеги, соглашаясь с ним, утверждали, что они просто обязаны показать всем, что во Вселенной нет ничего случайного. Удивительно, но изгнание случайности из гипотетической «мировой формулы» продолжается до сих пор. Однако, этот драматический процесс явно затянулся, потому что в рассуждениях о «мировой формуле» случайность остается разобщенной с необходимостью искусственно. Понимая, что случайность и необходимость всё же должны быть взаимосвязаны, в научный оборот был введен так называемый «антропный принцип». С помощью этого нововведения пытаются как-то оживить представления о недостижимой «мировой формуле». Теперь этот принцип затрагивается при обсуждении фундаментальных вопросов физики, космологии, философии, теологии. На самом деле, этот принцип ничего не объясняет и не решает. Но он, и это важно, обращает внимание человека не в бездну бесчисленных внешних ему миров, а в его собственный внутренний мир. Разворачивает его взгляд туда, чтобы продемонстрировать человеку, что в последней тайне мироздания случайность и необходимость взаимосвязаны, едины. Во внутреннем мире человека, необходимость пробивает себе путь через множество случайностей, внешне не связанных событий и таинственных явлений. Она стучится изнутри человека, указывая ему на возможное присутствие творца в нем самом.
Конечно, человек - не Бог, но является миру по образу и подобию Творца. Поэтому подобие это должно быть объективным, независимым даже от Бога и проявляться в главном - в возможности их совместного творчества. По этой же причине чувства и идеи людей не могут долго развиваться порознь, в отрыве друг от друга, поскольку настоящая их сила - в единстве.
