.
Согласился бы с А. Дугиным, сейчас не имеет ровно никакого значения, правый ты или левый, (это было актуально лишь лет десять назад, и то актуально, лишь, обманчиво.) Националист ты или интернационалист (лишь бы не глобалист), это лишь условность, которая ни на что уже не влияет. Если говорить о современном национализме, он не истинен, не ложен, а просто, скучен, или сер, характеризуя наши дни. Ярким было РНЕ Баркашова, симпатичным было неформальное движение скинхедов, симпатичен был Демушкин. Все это было привлекательно, пока это было романтично. Мне кажется, национализм потерял актуальность, потерял свою повестку дня, потерял свой духовный вызов миру, свою "альтернативность", которая у него несомненно когда -то, была , с тех пор как политизировался, вынудив себя приспосабливаться то к либералам, (например, к Навальному) то к «государственным» патриотам, говоря на их, а не на своем языке, ставя и видя проблемы в их оптике, а не в своей. Национализм сильно выигрывал пока был аполитичным, говоря о 90х, начале 2000 годов, пока был маргинальным, пока не вписывался ни в одно политическое течение, пока был альтернативой- любой политике, как ему ложной, пока нес и являл свою собственную истину, пока в нем была поэзия.
Даже в маршах баркашовцев ощущалась какая та поэзия, как и в возвращающихся с какого-нибудь концерта бритоголовых подростках, в которых был свой шарм, в которых было невозможно эстетически не влюбиться, хотя бы на минуту, как, наверное, и в баркашовцев. А у поэзии своя истина, истина преломленная, мифичная, не всегда совпадающая с истиной земной, истина даже в своей ультрасовременности, архаичная. Национализм был ярким, пока свою архаичную мифологию воплощал в жизнь, даже если воплощал ее разрушительно. Сейчас в национализме нет никакой поэзии, потому нет и истины, однако, и в 90х годах, и в начале 2000х она еще была. С чем это связано, вопрос на который трудно дать однозначный ответ, как и трудно ответить на вопрос, всегда ли поэзия – связана с истиной.
Поэзия проблематична тем что у нее своя собственная истина.
В конце концов в саду поэзии растут свои цветы зла. Цветы зла – не плоды зла, а именно цветы. Плоды зла на то и плоды зла, что древо их роняющее ядовито, а когда мы говорим о цветах зла, (в понимании Бодлера) мы скорее говорим о каких то цветах красивых, но заколдованных, о цветах которые смогли принять – попав на земную почву искаженную, а порой и уродливую форму, сохранив в себе что то и от замысла красоты, от чистоты идеи. Разумеется в чистом своем виде национализм есть чистое зло, думаю, и сами националисты это понимают, даже если бы они в этом никогда не сознались по понятным причинам.
С другой стороны зло - всегда ответ на зло.
Например, даже если рассмотреть такое уродливое явление как антисемитизм., меня лично,, антисемитизм всегда раздражал, потому что, я ничего в нем не видел кроме уровня кухни, (типа твой сосед Давид - еврей, и ночами он отравляет воду , или, плюет в соседский суп от нелюбви к русским, залезая ночью в общий холодильник.) На фоне этого бытового (или, тайно государственного в СССР) антисемитизма - антисемитизм баркашовцев был каким угодно, но несомненно не кухонным, а огненным и мифичным.
Что, конечно, не делало его менее опасным.
Хотя, с другой стороны я не слышал, что бы от националистов кто то из евреев серьезно пострадал, или пострадал вообще (если не рассматривать чисто бытовые истории, или чьи то провокации.) Этот пример я привел издалека в качестве возможного ответа на вопрос, истинен или ложен антисемитизм баркашовцев? Он истинен в какой то своей мифологии, так же истинен, как вера евреев в то, что они богоизбранный народ.
Да и национализм крови впервые возник у евреев..
Если бы не было нацизма (в кровном смысле) у евреев, не возникло бы нацизма и у немцев , не возникло бы нацизма и у русских, и у других народов. В конце концов вопрос чистоты нации это лишь вопрос мифологии крови , через который проходят архаичные культы. Когда я встречал марширующих баркашовцев, подтянутых , красивых ребят , глупее всего было спрашивать, истину они несут миру, или заблуждение. В красоте есть истина., хотя, я бы сказал, может быть, чрезмерная истина, в своем максимализме.
Чрезмерная истина несет и заблуждение, как обратную сторону мифологии.
С другой стороны, какой смысл об этом говорить, если мир, говоря о 90х, ( в своей денежной идеологии) заблудился куда хуже. Что такое баркашовцы, или скинхеды? Если говорить не об истине а о сущности этого явления, это архаика, бросившая вызов современности. Архаика вынашивающая из мировой старости некую новую юность мира, его возможность.
В этом смысле национализм это, конечно же романтизм.
Даже Быть историком, и археологом - это в сущности быть романтиком, быть поэтом. Однако, быть романтиком вовсе не означает домысливать что то от себя, или приукрашать события , (все это не есть романтизм, как и не есть поэзия.) Быть романтиком, это будучи историком или краеведом, дойти до точки в которой история переходит в область мифичного., или до того края земли, который переходит в потерянный рай, до того пласта земли в котором таится кусочек неба.
Что такое история и ее истина?
История это область мифичного не как вымышленного, а просто как духовного, подразумевая духовную, (не всегда раскрытую) значимость прошлого. Эта значимость и есть энергия будущего. Подлинный историк, не может ничем заниматься другим кроме истории, которая его увлекает настолько, насколько он в нем находит поэзию.
А поэзия всегда иносказание истины.
Это понимание что те или иные события нам тоже подаются как иносказания. Вопреки распространенной точке зрения так называемых реалистов, мне , напротив, кажется, нельзя быть историком, не будучи романтиком, как и не будучи - поэтом.
В каждой истине есть ее проблемное поле.
Ни в коем случае не хочу быть безответственным, (потому в сущности, не хочу даже называть себя романтиком, каким я себя считал всегда), но даже если проанализировать любовь романтиков к Наполеону, почему Лермонтов и Цветаева были влюблены в Наполеона, не смотря на то что Наполеон был врагом России?. А потому что Наполеон воплотил архаичное начало, столь любимое романтиками, или романтичными натурами .
Наполеон это такой вот чудом появившийся в 19 веке Помпей, или Ганнибал.
И даже армия его была архаичной, и в этом смысле напоминающей суворовскую армию своей бесстрашностью , как кто то писал из современников Наполеона и Кутузова. Архаика, вот главная тайна притягательности Наполеона, мощная архаика бросившая в страх и трепет всю современную Европу, всю мировую систему.
Хотя, получалась весьма странная картина.
С одной стороны Наполеон был вестником либерализма, (либеральной революции) с другой стороны по сути своей природы Наполеон был архаичен, (ибо по сути он древний полководец, по словам Ницше презирающий современность, и потому бросивший ей мощный вызов) и значит антилиберален. В чем же тогда дело?
Это одна из загадок Наполеона.
Если перевести этот разговор в русло тайны национализма, в германском фашизме не менее загадочно соединялись архаика и ультрасовременность, даже футуристичность (в области техники, эстетики, иерархизации общества, и . т. п.) Каким образом архаика соединялась с чем то ультрасовременным, и составляла главную тайну наполеонизма и национализма, и других экстремальных течений в политике или в тоталитарных режимах.
Примерно в этом же заключается и тайна роковой женщины или мужчины.
Роковой мужчина это человек в котором архаичное (досоциальное) каким то образом соединяется с современным, то же самое говоря и о роковой женщине в романтической литературе прошлого. И роковой мужчина и роковая женщина с одной стороны стихийны, и архаичны, а с другой стороны расчетливы.
Впрочем, к вопросу мужчин и женщин я вернусь ниже.
Возвращаясь же к вопросам правых и левых, конечно же и коммунистическое движение обладало силой, пока оно было поэтичным, пока в нем была поэзия, пока оно было движением огненным, вспоминая даже эпоху 70х, 80х. В конце концов и в коммунистах соединялось что то архаичное, с будущим проектом мира, в том числе и коммунистах Запада, а не только СССР.
Потому коммунисты и были притягательны.
А теперь позвольте сказать, что потому самым успешным проектом был все таки СССР, в котором разумно соединялась и архаика (говоря об образе общества) и будущее. Поэтому я и люблю именно СССР, а не нацистскую Германия, или, скажем, наполеоновскую Европу.
Я поклонник СССР, и никогда этого не скрывал, и скрывать не собираюсь.
Хотя, я бы не стал себя называть таким вот «антилибералом»,, потому что я в принципе за гражданскую свободу, и за демократию, и кем я точно не являюсь так это поклонником тоталитаризма. В позднем СССР и не было тоталитаризма, была народная власть. Говоря же о либералах, в либерализме нет никакой поэзии.
Этим либерализм и плох.
И все таки, идеальным обществом я бы назвал общество, в котором архаичное (досоциальное, племенное, кровное, народное, назовите это иначе, если получится ) гармонирует с социальным, без перекосов архаики, свойственных фашизму, сталинизму, или наполеонизму, или, без перекосов современного, и социального свойственных капитализму (или, либерализму.)
К такому равновесию стремились многие империи.
Но это равновесие удалось воплотить лишь одному СССР, который распался как только в нем современное (социальное) стало перевешивать архаику (мифичное, кровное , народное, и досоциальное.) Проза стала побеждать поэзию, ( грубее говоря), а земные, практические нужды стали вытеснять - мечты и личные духовные желания людей.
Люди захотели материальных благ.
Невозможно, говоря об обществе, не коснуться роли места женщины в мире, чему я и посвящу несколько абзацев. С точки зрения классически традиционной, мужчина в обществе олицетворяет начало более социальное, а женщина более природное, и жизненное.
… Какую особенность говоря о тоталитарных обществах я бы отметил?
Если рассмотреть проблематику тоталитаризма в гендерной символике , в фашистских и в любых других тоталитарных, или автократических режимах, был ярко воплощен приоритет мужчины, мужской красоты над красотой женской. Тоталитаризм нес нечто противоположное сексуальной революции Запада, проходящей под знаком женщины, ее активности.
Тоталитаризм являл приоритет мужчины.
И при Гитлере, и при Муссолини, и при близких ему режимах совершилась революция пола - в смысле вопроса, и приоритета желания. Мужчина в таких режимах желал не женщину, а смерти в бою, (если процитировать У. Эко) и лишь женщина желала мужчину (и в этом смысле- жизни , как продолжения рода, или, равновесия между силами смерти и силами жизни, внося своим желанием принцип некоего социально-космического равновесия.)
И что в сущности происходило?
Мужская энергия при фашистских режимах сублимировалась, соответственно сублимировалась и женская энергия, с которой женщина начинала желать мужчину. В подобной гендерной революции была слабость, состоящая в двусмысленности места женщины, которая с одной стороны должна быть домашней тихой самкой, (в лучшем случае домашней весталкой, хранительницей домашнего очага), а с другой быть любовно активной.
Подобный выбор – конечно же разрывал женщину.
В японских обществах потому существовали гейши, как женщины призванные ублажать именно воина, самурая, а в нацисткой Германии создали клуб нордических девиц, обсуживающих офицеров, хотя, все это было несколько искусственными решениями., особенно говоря о Германии. Японию спасала хотя бы ее религиозность.
Лишь при СССР - был культ красоты как мужчины так и женщины.
Только ради этого Ленин и ввел равенство, меж мужчиной и женщиной, ради равновесия между досоциальным, ( и архаичным) и социальным, ради чего женщина и стала более социальной. Роль будущего в СССР оставалась за женщиной , но в той мере, в какой лишь женщина могла родить мужчину будущего., будущее оставалось за мужчиной.
Так в СССР был тонко решен вопрос пола.
На самом деле разговоры о вопросах равноправия между мужчиной и женщиной в наши дни глупы и суетливы. Да, муж глава семьи, и православная семья - не комсомольская ячейка, где комсомолка и комсомолец равны, как кто то верно пишет. Но семья и не армия, и не тюрьма. Конечно же, мужчина и женщина не равны.
Но и люди не равны.
Женщина может быть и умнее своего мужчины, а в иных случаях и развитие его. Наконец мужчина может быть умнее головой, а женщина мудрее сердцем. Вопрос смысла это вопрос призвания. Женщина лучше мужчины тем, что вопрос ее смысла, заключается в том, что бы самой быть нужной. А вопрос мужчины, это вопрос, что ему нужно, а не кому быть нужным.
У мужчины и женщины своя роль в этом мире.
… На чем бы я завершил этот сложный и запутанный разговор? Недавно прошла православная дискуссия о роли и понятии семьи в современном государстве, и не смотря на многое то с чем я конечно как верующий человек не смог бы не согласиться, дискуссия меня навела на некоторые печальные размышления, и некоторые сомнения.
Их бы я и выразил.
Начал бы я с того, в СССР было куда больше чистых юношей и девушек, мужчин и женщин, чем сейчас, не смотря на отсутствие опыта церкви, были крепче браки и семьи, хотя, конечно же были и разводы, и пьющие мужья, и проблемы конфликтов между поколениями.
Все это нельзя отрицать.
Тем не менее, любви было конечно же больше, и ее понятие было намного чище, чем сейчас, и мне кажется, не в последнюю очередь - благодаря культуре, а еще лучше сказать, благодаря культурным любовным мифам, (в наши дни увы, цинично деконструированным) без которых никакие понятие семьи и брака ничего не спасет.
И пол, и мужчина и женщина, и любовь начинаются с мифа.
Говоря о христианском Западе, это был миф о Прекрасной даме, и о ее Рыцаре , а если совершить резкий скачок в эпоху СССР, это был миф об Ассоль и ее Принце, который подарил Грин зарождающейся в волнах омывающего Россию моря, Революции.
Что бы говорить о браке – следует говорить о любви.
