Есть в Transition некий второстепенный персонаж. Я Бэнкса вообще-то не люблю, и даже не 100% уверена, что это Transition, btw, но не суть, это не про литературную критику.
Второ(третье)степенный персонаж – полицейский. Как-то случайно он узнает про готовящийся теракт и про бомбы, уже заложенные в людных местах.
Где бомбы непонятно, зато понятно, что делать. Полицейский пытает своих задержанных, разбивает кому-то коленную чашечку, приставлят ствол к голове любимой кошки, и в итоге выясняет, где бомбы, причем выясняет почти вовремя, сведя число жертв к минимуму.
Он там в процессе, правда, не только sir в обращении пропустил, но и руку-ногу кому-то сломал, так что боссы вынуждены начать внутреннее расследование. Но мужик-то – герой, и все за него – и коллеги, и газеты, и публика, и суд, и присяжные. Кто бы не сидел в жюри, они просто обязаны его оправдать.
А в суде полицейский говорит «Виновен», и у судьи просто нет выбора, но послать уже бывшего полицейского в тюрьму. Ему и там готовы, добровольно, из уважения, специальные условия создавать, но он не хочет, он, растакой, и режим нарушает, и кому-то опять морду бьет, чтоб только без иллюзий.
Но для улицы он герой. Был и остался. И когда, лет через -дцать, он наконец выходит на свободу, и видит что он начал, какие тектонические плиты сдвинул, как его, когда-то нежный, нормальный и разумный мир погрузился в паранойю, поски врагов и «все дозоволено», у него выбор между или опять в тюрьму, или пулю в висок.
Ему там кто-то говорит, что он не прав, что он все еще герой, что они его именем всех врагов перебьют и в честь его улицу назовут, а он все свое гнет – нет, не герой, а преступник, виновен.
Виновен он, действовавший из лучших побуждений, но переступивший и в итоге разрушивший границу между хорошо и плохо. И вообще, как ни чудовищно это звучит, но лучше бы он называл своих подследственных сэрами, уважал бы процессуальные нормы и дал бы этим чертовым бомбам взорваться.
Я не помню, как оно в итоге закончилось. Я не люблю Бэнкса, да и персонаж это был проходной.
…Двадцать с хвостом лет назад телевизионщики поймали Толика и Алика за переносом коробки из-под ксерокса, набитой деньгам. Чьи это деньги были и зачем они их перетаскивали, только Толик и Алик знают, но если бы не победил в 96 Ельцин на выборах, пошли бы Толик с Аликом под суд. Времена были вегетарианские, дали бы им года по три, если не меньше, и то условно, и пошли бы они домой мемуары сочинять. В правительстве бы больше не работали, и газетчики бы над ними глумились, но на этом всем бы и закончилось.
Но им надо было выиграть, а остальным, тем кто деньги не перетаскивал… Толик и Алик были свои, и мы были за своих, а не за кого-то красно-коричневого Папу Зю. Мы хотели колбасы, мы не хотели, чтобы в последний раз, и не надо понтоваться и ханжествовать, все как-то что-то носили, если не в коробке, так в конверте, если не в конверте, так в кармане.
По прошествию лет я все больше, однако, склоняюсь к мысли, что я бы предпочла жить в мире, где Толик с Аликом пошли бы под суд, а выборы бы выиграл Зюганов.
Не надо Коху ничего писать. Не потому, что он пишет неправильно, а потому что ему не надо. В некотором идеальном мире ему надо было бы сдаться с повинной, отмахнуться от давно прошедшего срока давности, и все-таки сесть, но это все из разряда параллельной реальности. Пусть гуляет на свободе, где он – уже без разницы, потому что здесь и сейчас irreversible. Good bye, America.