Ты меня любишь?
Будешь ли ты умирать со мной?
Кажется, я уже умираю.
Будешь ли ты жить после меня,
Хранить мои дневники и письма?
Будешь ли каждую годовщину вспоминать обо мне?
Или хотя бы каждые десять лет после моей смерти,
Когда литературный портал, в редакции которого будут работать
Мои живые друзья
Будет просить тебя дать интервью
Обо мне.
О том, какие у меня были привычки.
О том, как рано я ушёл.
Как много я ещё мог бы сделать.
Хотя, на самом деле, нет — не рано, не мог,
Всё было кончено задолго до моей очередной смерти.
Я памятник себе воздвиг.
Ну, так себе памятник. Какое-то кривое церетели.
Дорога к нему заросла лебедой и лопухом ещё при жизни.
Я сам был памятником самому себе, бывшему.
Иногда слушал свои старые песни.
Читал свои старые книги.
Чуть-чуть плакал.
Ходил там и тут, кривой, с палкой, говорил:
Посмотрите на меня! Вот же я! Живой! Памятник! Легенда!
Принесите ко мне цветы.
Полюбите меня.
Любите меня.
Любите меня, пожалуйста.
Иногда люди действительно приходили и приносили цветы.
Две гвоздики.
И ты любила. И она.
Просила: люби меня. Люби. Люби, что бы ни взрывалось вокруг.
Война, мор, голод, оранжевые революции.
Мы все хотели быть любимыми.
И не умели любить.
Но теперь это уже не важно.
Всё кончено.
Остались только мы. Двое.
Все мои и твои любовницы бросили тебя и меня.
Разбив сердца.
Покрыв наши глаза тонкой плёнкой, ядерным пеплом.
Все ушли.
Но ведь мы остались.
Ты и я.
И глядя в твои мутные зрачки
Из своих мутных зрачков
Я говорю тебе
И даже не знаю, спрашиваю ли
Или вопросительный знак здесь лишний.
Просто говорю,
Без знаков препинания и без разделения на слова,
Как в древних манускриптах:
Тыменялюбишь