О быте "министерского дома" продолжает рассказ Ирина Федорченко. На этот раз - про привычный с детства "обслуживающий персонал".
Почти во всех семьях нашего дома — Ленинградский проспект, 9, - тогда, в 1950-х, были домработницы. Все они, за редким исключением, были с Украины – приезжали на заработки в Москву. Спали они, как правило, на раскладушках на кухнях, а у некоторых даже на антресолях.
Добрая Нюра и ябеда Анька
У нас тогда жила Нюра. Она была добрая, работящая и очень хорошая. У неё был роман с солдатиком Сашей, который окончился (роман, а не Саша), естественно, беременностью. Саша не пожелал жениться на 6есприданнице. Папа долго с ним беседовал, и в результате Нюра получила приданое в виде постельного белья, отрезов и даже какой-то суммы денег, а Саша получил жену и ребеночка в проекте. Они поженились, и она много лет приходила к нам в гости.
После неё была противная Анька, которая во все лезла, подслушивала и ябедничала маме, сообщая, кто мне звонил, кто приходил. Лазила даже в мой дневник, после чего я его порвала и больше не заводила. Я её ненавидела. C хромой ябедой Анькой был такой эпизод – должна была быть контрольная по математике и я решила прогулять. Притворилась, что плохо себя чувствую, что кашель и болит горло. Анька, конечно, не поверила и притащила на кухню, где я завтракала, градусник. Запихала его мне подмышку и ушла убирать квартиру. Я сунула градусник в чай и потом водрузила его на место. Анька пришла, посмотрела на градусник, покачала головой и оставила меня дома «болеть».
Смешная Стеша и интеллигентная Мария Юльевна
Была ещё Мария Юльевна – она приходила только ко мне – была няней, а не домработницей, хотя очень вкусно готовила. Умерла она трагически - не услышала, как гудит машина, и та её сбила. Ещё была Вера Николаевна, очень верующая, всё время читала свои церковные книги и молилась.
Какое-то время у нас жила смешная Стеша. Тогда она казалась мне старухой, а было ей, наверное, лет 40, не больше. Она очень любила смотреть телевизор. У нас был "КВН" – «купил, включил, не работает». Передачи велись по одному каналу, да и то не целый день. Так вот, однажды передавали балет и Стеша, прильнув к линзе, сидела и смотрела и вдруг стала плеваться: «Страм-то какой, прости Господи, у ей с- под юбки всё видать, а ён её за ногу крутить и крутить».
Берём старьё и точим ножницы
Во двор часто приходил старьёвщик. Ещё издали, подходя к дому, он вопил изо всех сил: «Старьё берём! Старьё берём!», и все несли ему ненужную одежду, всякие разные железяки и прочий хлам из квартир, а он за эти тряпки и прочую ерунду давал бесценные, как нам детям тогда казалось, предметы – красивенькие заколки, брошки и колечки из бутылочного стекла и мячики на резинках. Эти разноцветные мячики, набитые опилками, и были главными предметами нашего вожделения.
Иногда приходил другой дядька и кричал: «Точить ножи-ножницы!». Через плечо у него был точильный станок с наждачными блинами, и из всех квартир сбегался народ со своими ножами-ножницами. В основном сбегались домработницы. Для них это были радостные минуты – в ожидании наточенных ножей они могли спокойно общаться. Как правило, они сидели на лавочках и либо судачили о житье-бытье, либо пели хором. Любимая их песня была «Хаз-Булат удалой». Иногда они хвастались друг перед другом своими вышивками. Все они прекрасно вышивали крестом, и у нас дома было много подушек с вышитыми наволочками.
Дворник дядя Андрей
За порядком во дворе следил дворник Андрей. У него была огромная семья, кажется, пятеро детей. Все они жили в первом подъезде на первом этаже – на так называемой служебной площади. Андрей был татарином и редко переходил на русский язык, на котором говорил с жутким акцентом, коверкая слова. Зато он виртуозно ругался матом. Тогда в Москве почему-то все дворники были татарами. Убирал он во дворе отлично. Вокруг дома не было ни соринки. Мы дети очень любили Дядю Андрея, а он нам платил тем же. Весной, когда пригревало солнышко, Андрей выходил с ломом и скалывал лёд, который начинал таять под солнечными лучами, превращаясь в ручейки. Про эти ручейки была милая песенка: «Ах, ручей, чей ты, чей? – Я из солнца и лучей. - Я бегу и смеюсь, - я сейчас с другим сольюсь». Семья Андрея жила бедно, потому что работал он один, а дети рождались каждый год. Многие жильцы дома отдавали им свою одежду и разнообразную домашнюю утварь.
Разные шофёры
У многих в доме были личные шофёры. У нас в семье их было два - папин и дедушкин. Папиного все звали Нилыч – по отчеству. Он был очень добрый дядька и всегда меня баловал. А шофер дедушки был противный и всегда меня дразнил. В 1947 году отмечали 800-летие Москвы, и мы всей семьёй поехали смотреть праздничную иллюминацию. Я хорошо умела читать печатные буквы, а прописных ещё не знала, но читать любила и читала всё, что попадалось на глаза. Увидев надпись на магазине, где заглавная буква была написана красивой вязью, а остальные печатными я гордо прочла «Тастроном», а он стал отвратительно хихикать. Чувство обиды и унижения оттого, что надо мной смеются, омрачило всё удовольствие от поездки по празднично украшенной Москве.
Начало: "Средние подъезды занимала номенклатура самого высокого уровня и министерская обслуга", "В гостиной - рояль, в эркере - китайская роза".
Делитесь своими историями! Почта emka3@yandex.ru