.
Почему, одни радостные произведения приедаются, а другие никогда? Почему , многие радостные аргентинские мелодии нас заражают, и чем они нас заражают? Грустью...Подлинная (глубокая) радость таит грусть. Когда радостная мелодия нас тонко заражает, она нас заражает грустью, (так же как в грусти всегда есть семя иной радости, которую мы не воспринимаем сознательно), когда как, радость грубая и тупая таит лишь пустоту, и может быть, потому быстро приедается. Это и может служить объяснением и тому, что если многие аргентинские жизнерадостные мелодии сыграть в крайне медленном темпе, (при этом даже не меняя тональность мажорную на мирную) они получатся - лирично - грустными, и возвышенными , в них не останется и следа веселья, словно в их радостной солнечности прячется лунность - и в этом и состоит тайна их прелести. И в этом же состоит секрет радости, в искусстве, если она конечно глубокая. Даже в языческой радостной, танцевальной ламбаде есть элемент грусти. Потому, эта мелодия и очаровательна, и заражает людей. Заражает она, конечно, не радостью, а только грустью, хотя, в отличие от аргентинской музыки , ламбаду в медленном темпе не сыграешь, ее не исказив. Впрочем, такова, особенность бразильской культуры, в отличие от аргентинской, или, скажем, от кубинской. Хотя, сути сказанного о грусти, это не меняет.
Если говорить о наивном искусстве, ( руководствуясь терминологией, применяемой Шиллером в статье о наивном и сентиментальном искусстве, в которой он эти понятия различает) на память приходит танец Ламбада из эпохи 80х. Почему, именно этот танец? Не смотря на то, что в этом легком латиноамериканском танце под удивительную и чарующую по красоте мелодию, танцовщицы призывно поводят бедрами, мелодия эта, как этот танец в сущности чисты, (хотя разумеется в клипе конца 80х, лишь доносятся остатки этой утраченной чистоты.) Самое удивительное состоит в том, что ни на этой мелодии - ни на этом танце нет печати греха, (и потому нет и жала смерти), ибо, сила этой удивительной, язычески-райской мелодии состоит не в реабилитации эротического или сексуального, а просто в ее чистоте ( в некоем ощущении незнания греха, "невинности" ), хотя, вышеупомянутые чистота и невинность сквозят в этом танце , так же , и потому что на нем нет печати никакой подавленности.
К этому вопросу можно так же найти и философский ключ.
Например, когда в 20 веке философия пыталась оправдать телесность, секс, и эрос, получалось это иногда отвратительно как у Батая, у которого оправдывались не секс, не телесность, и даже, не красота эроса, а все подавленное, и низкое в человеческой сексуальности. Батай оправдывал не секс, и не оргийность эроса – служащий синонимом избытка жизни. На самом деле , Батай оправдывал сам грех. Не случайно эрос у Батая связан со смертью, а не с жизнью, как не случайно и то, что те кто пытались реабилитировать телесную чувственность, и совершить сексуальную революцию , в итоге доходили до оправдания чего-то чудовищного (Батай, Фуко, Фрейд, Сад) Таким авторам не хватало наивности, в виду, как развращенности сознания, так и ощущения болезни, меж тем как в эросе нет болезни,.
Ибо, чистый эрос по своему жизненен и здоров.
Именно по этой причине я никогда не верил в то что можно одновременно любить Батая и любить античность, и еще хуже понимал, как современным, некоторым авторам , это удается. Говоря же о Ламбаде, в первозданно-чарующей композиции этого танца есть наивность, свобода, здоровье и чистота. Хотя, такое искусство не назовешь глубоким. Может быть потому, что глубина в культуре появляется через ощущение греха, и возникновения сознательности (не случайно же, грех и сознание связаны в христианской философии) .
Эта же композиция чиста , хотя, и бессознательна.
Она скорее напоминает состояние невинности первых людей до грехопадения у Кьеркегора который связывал эту эпоху с миром детской фантазии , и наивности. Хотя, на память еще приходит Гоген, который пытался оправдать невинность эроса и телесного, уплыв на остров Таити, на котором художник и провел остаток своих дней, бросив свой Париж. Однако, и Гоген , пытался воскресить чистоту эротического ,телесно- языческим образом, хотя в жизни Гоген был христианином. Более того, как удивительному, гениальному художнику ему это удалось - в цветах, линиях и таинственных контурах фигур его "сладких" таитянок.
На самом деле я бы , скорее, противопоставил Батая Гогену .
Конечно, и Гоген на острове Таити нуждался просто в молодых девушках, как и часто это происходит с мужчинами, утратившими молодость, в том числе и современными обывателями. Да только обывателем Гоген не был, а был гениальным живописцем, и несчастным человеком, который и грешил в открытую, кстати, христианином по убеждениям, хотя и сложным.
Однако, Гоген – это иной , чувственно-духовный полюс культуры
Во первых потому, что Гоген (если даже следовать его дневникам) искал в женщине и в соединении с ней - не жало смерти, (как происходило, это, скорее у Батая), а отраженный свет вечности, отсвет Потерянного Рая , зыблющийся на кисти великого, хотя и к сожалению, уже, сторчавшегося на наркотиках, художника...
Гоген как известно, тяжело наркоманил.
Однако, влечение к смерти у него проявилось именно, в наркомании, но не в отношении к таитянкам, которые кстати уже были обращенными в христианство к тому времени, когда Гоген приплыл на остров, покинув навсегда Париж. В Гогене есть чудесная поверхностность женских фигур, за которыми скрывалась иная глубина, (или, лучше сказать, иная чистота.) Хотя, возможно это было светлой утопией художника впадающего в наркоманию.
В чем состоит тайна христианской чистоты?
Если говорить о христианстве, в христианстве чистота в отношениях меж мужчиной и женщиной возвращается через романтическую любовь, и через христианский брак, о которых не менее интересно писал Серен Кьеркегор. В этом смысле (хотя и не только в этом), Кьеркегор намного глубже, намного актуальнее Батая.
Не смотря на то что и Батая не назовешь совсем уж, нерелигиозным.
Впрочем, раз уж в статье упомянулся и Батай и Кьеркегор, справедливости ради, следует упомянуть, что условно говоря, между Кьеркегором и Батаем – находится Ницше, который, как раз, много писал о невинности, (в том числе , и о невинности эротического), обвиняя христианство в том, что оно эту чистоту опорочило, добавило яда в эрос и а желание. Можно ли назвать упреки Ницше в адрес христианство состоятельными?
Христианство ли опорочило эрос, и отношения между мужчиной и женщиной?
Христианство сделало все то, (и в церкви и в культуре) что бы утраченную чистоту в отношениях между мужчиной и женщиной вернуть. Более того, Христос как мы знаем, не только пришел в теле в мир, но и воскрес в теле, (не упоминая того, что только гностики отрицали телесность.) Если же говорить о том, что опорочило эту чистоту в отношениях между мужчиной и женщиной (если такая чистота разумеется была), это разговор куда более сложный., поскольку речь в нем должна коснуться вопроса, как получилось возможным, что эрос который связан с жизнью, оказался связанным со смертью?
Почему, эротика связанная с любовью, оказалась тесно связанной с насилием?..
Разумеется, не христианство в этом нужно винить, и тем более не святую личность Иисуса Христа который пришел спасти людей от смерти, и греха, опорочившего даже (и опорочившего, прежде всего) эрос во взаимоотношении меж мужчиной и женщиной. Не случайно Иисус защитил блудницу в евангелии, и спас Марию Магдалину.
Причина возможно состоит в другом.
Речь идет о появлении сознания вследствие утраты Рая (сознания уже отрезанного от Бога) об утрате доверчиво-детского отношения Богу, которое было присуще людям в Раю, и в эпохи еще не окончательно забывшие память утраченного Рая. Более того, даже если коснуться эпохи условно говоря матриархальной, никакой красоты в матриархате (так наивно воспеваемой поэтами) не было, достаточно взглянуть на уродливые изваяния богинь плодородия, что бы в этом убедиться.
Древние богини плодородия ужасают своей уродливостью.
На самом деле , поэтическая эпоха матриархата( описанная многими писателями) есть чисто мужской поэтический миф. Эта эпоха просто придумана поэтами. Больше того, Женщина изображается красивой – лишь в патриархальные эпохи, да и по настоящему раскрылась женская красота лишь в христианской культуре.
В чем же причина падения Эроса?
На самом деле если можно кого-то упрекнуть (хотя я бы даже сказал и осудить, или если не осудить то условно обвинить) так это не христианство, а всю ту философию, которая пытаясь оправдать все телесное и сексуальное на деле оправдывало грех, а не эрос, (то есть, говоря еще категоричнее, печать греха на эросе, а не сам эрос) , смерть а не жизнь, порочность а не чистоту в отношениях, говоря например о Батае.
Я не случайно упомянул, что те кто любят и Батая и античность, любят одного Батая.
Древняя Греция не была тронута порочностью, и ужас греческой трагедии не имеет ничего общего с ощущением ужаса от "казни" Батая. Греческая трагедия утверждала жизненное, невинное, или, героическое. Можно привести еще более показательный, даже откровенный пример.
Например, чем по настоящему отвратительна порнография?
Совсем даже не тем, что порнография показывает область недозволенного, и откровенного в интимных взаимоотношениях меж мужчиной и женщиной (хотя к сожалению, и не только меж мужчиной и женщиной), а тем что, порнография на эрос проецирует смерть и грех, проецирует насилие вырывающееся из глубин подавленности человеческой жизненности - на отношения.
Порнография есть клевета не только на отношения, но и на секс.
Современная порнография это не мир секса, а мир подавленного эроса, мир греховности, разложения и смерти. Глупее всего порнографию рассматривать как руководство по сексу для начинающего юноши или девушки (как некоторые люди, порнографию представляют, сейчас.)
Порнография учит насилию и греху, а не сексу.
Если же говорить о Ницше, возможно, следует быть более острожным.
Разницу между Ницше и Батаем можно провести и в том, что Ницше был романтиком, (хотя и романтиком поздним и больным) а Батай модернистом, и сюрреалистом. Если Ницше желал оправдать телесность, избавив ее от греха, Батай желал оправдать сам грех. Другое дело, что попытка Ницше, отвергнувшего христианство, а в поздних работах, и Христа, оказалась тщетной.
В качестве золотой середины остается Кьеркегор.
По крайней мере именно Серен Кьеркегор пытался обосновать чувственность в христианском браке в своей книге Или,-Или, возводя брак к красоте и благочестивому таинству (не в урон чувственным сторонам брака.) Удалось ли это Кьеркегору, или нет, другой вопрос.
Мне кажется, что не удалось, получились лишь отдельные страницы…
Зажигает только наивная, первозданно поэтическая, детская радость... Та радость в которой слышится и грусть по утраченному Раю, как отголоск ветра, или волн. Христианская радость скорее чистая, чем наивная. Наивная радость больше жила в поэтическом, чистом язычестве. Лишь у лучших христиан, эта радость, преображенная христианской грустью, сохранилась.
Какими словами я бы мог завершить свою статью?
Тайна Эроса состоит в том , что Эрос должен стать Логосом. Хуже всего, подавленный Эрос "высвобождать" (совершая ошибку Батая Сада, или Фрейда) . Подавленный эрос можно лишь преобразовать, преобразовать в Логос (в искусстве) и в Любовь в личных отношениях. Логос и есть преобразованный Эрос в Боге.
Можно ли – воскресить утраченную чистоту эроса в наши дни?
Если можно, то только через личную любовь, или через романтизм. Эрос не может быть двигателем жизни, однако Эрос не может быть и спутником смерти. Эрос по своему тоже говорит нам о тайне жизни вечной, вечной и личной, а не родовой.
И путь этот лежит лишь , через веру, и через любовь.
___________
P. S.
Ниже, танец Ламбада в переложении группа Каома
