Самая обычная медкомиссия перед школой, и вот ты уже заселяешь сына в палату № 5 и заселяешься вместе с ним сама. Пережит первичный шоковый ступор: «Как грыжа? Как оперировать? Под общим наркозом?! Боже мой, ему ж только семь лет...» - и теперь ты сидишь на краешке койки и наблюдаешь, как сынок сходу разыгрался с прооперированными пацанятами. Также как с любой здоровой детворой во дворе. Только-только попав сюда, невольно слушаешь разговоры мам этих пацанят, успевших перезнакомиться. Они поведывают, как водили своих малышей по бабкам грыжи заговаривать и на полном серьёзе сокрушаются, что это не помогло. «Дурдом», - автоматически оцениваешь ты, а на самом деле не перестаёшь думать только об одном — о ТВА, тотально-внутривенной анестезии. Ведь твой сын — аллергик… Вслед за темой заговора грыж женщины стали обсуждать достоинства и недостатки робота-пылесоса, вплоть до мощности и уровня шума…
По коридору бродят — гуляя — мамы с малышами и мальчишки-подростки, выдающие окружающим свою недетскость оголёнными волосатыми икрами. Послеоперационные — их большинство — ходят искажённым шагом: основная масса операций — паховая. Мама помогает идти еле идущей девочке, из-под трусиков которой выглядывают белые перевязки. Взросленькая кроха с мокрыми от боли и испуга глазами заглядывает, проходя мимо, в открытые палаты — как и во что играют госпитализированные дети на своих койках. Живой интерес к играм и сверстникам не истребим даже болью.
Мамы, редко папы, чересчур домашние для больницы в своих пёстрых одеждах и тапочках, сильно разнятся фигурами, голосами, устоявшимися контактами со своими детками — кто слишком сюсюкает, кто слишком строг и порой нетерпим, но все абсолютно одинаковы в одном: серьёзно, а то и со слезами, провожают неморгающим взглядом каталки, увозящие их детей. До тех пор, пока каталка не исчезнет за дверями отделения на пути в операционную. Голые дети, прикрытые простынёй, ещё в сознании, лежат смирно на тарахтящей всеми своими соединениями перевозке, лишь только изгибая шейки, чтобы через ноги увидеть маму, что стоит у дверей палаты и не уходит. А некоторые дико кричат: «Не хочу! Не поеду!», бьются под простынёй, и сёстры держат им руки и ноги, стараясь увезти побыстрее… Всё, увезли, и начинают родители ждать. Ждут будто возвращения своих собственных жизней в свои же тела, замершие под вопросом. Устав сдерживаться, некоторые плачут. Но тут же собираются с духом и прекращают это мокрое занятие — нельзя, нельзя оплакивать, всё хорошо, всё будет обязательно хорошо. И дожидаются. Заветного дребезжания возвращающейся каталки. Сёстры перекладывают едва-едва пришедшее в сознание тельце на койку, и мама за их спинами успевает увидеть необмытый йодный раствор на ножках и посаженные на пластырь перевязки. Ребёнка, ледяного после хирургического холода, укрывают, и сёстры выходят. Вот теперь мама плачет. Малыш, отходя от наркоза, мычит что-то нечленораздельное, вроде: «А, мама, это ты» - и засыпает. Поправляя укрывашку, не нуждающуюся в поправлении, мама глотает слёзы, чтоб не разрыдаться в голос… А уже вечером эти ожидавшие в боязни родители присоединяются к остальным в коридоре, - отвоёвывая вместе с детками первые шажки выздоровления.
Ночью на освободившуюся койку привезли юношу лет 15-ти. Из детского лагеря. Экстренно. Аппендицит. После обследований и анализов ему велели сходить в туалет и раздеться до трусов… Он звонит сопровождающему и потом маме, перед тем как отключит телефон и сдаст его вместе с паспортом и цепочкой в сейф. Его увозят на такой же каталке, на каких увозили малышей поутру. Его койка пуста, но за этой пустотой хорошо слышно, как где-то (в Архангельске, Омске или Верхней Пышме?) не спят. И едва ли уснут до самого утра. Когда с возвращённого из сейфа телефона придёт спасающая родительский разум смс-ка: «Мама, всё хорошо. Только тошнит. Передай привет папе и Костику». Но раньше утра они её не получат. И всю ночь через всю страну слышно, как не спит где-то конкретный человек, лёжа в кровати. Смотрит в потолок на слабые тени от архангельского ночного окна, как на тени от окна в далёкой южной палате: "Я рядом, сынок, я с тобой". Возможно, воображает возвращающуюся в ночи каталку — воображает, сопоставляя с реальным временем часов: 01.45 (привезли, не привезли?), 02.00 (должны были уже привезти), 02.30 (неужели не привезли ещё?), 02.54 (Господи, неужели что-то не так… или он уже лежит и спит в палате?) — и молит бога о всех тех людях, какие сейчас рядом с сыном. О врачах — чтоб профессионалы, о медсёстрах — чтобы внимательны, о чужих матерях соседках по палате — чтоб воды поднесли и врача позвали, если что. И бог слышит эти молитвы. Всегда слышит, когда зав.отделением детской хирургии и сам отличный хирург, и команду хирургов собрал соответствующую, а операционная под его началом оборудована всем необходимым, вплоть до какого-нибудь лапароскопического инсуффлятора, и все хирурги своевременно проходят повышение квалификации, чтобы успешно работать на этом оборудовании; и препаратов, лекарств и одноразовых материалов в достатке, и нет текучки кадров, а, значит, люди неплохо получают, раз не разбегаются по платным клиникам и частным дет.садам… и в итоге прекрасно и бесперебойно работает отлаженный механизм спасения детских жизней и улучшения детского здоровья. Ребёнок за ребёнком, ребёнок за ребёнком сменяют друг друга в палатах, и все на твоих глазах — с выздоровлением. Каждый день, не исключая воскресений, зав.отделеним со товарищи обходят палаты, поверяя пациентов, особенно новеньких. Например, как сегодняшнего парня, прооперированного в час ночи дежурным врачом… Бог слышит твои молитвы, мама, когда в детской хирургии порядок, снабжение и профессионализм.
- Ё-моё, - говорит подросток, когда медсестра ему полуочнувшемуся не даёт встать и заново укладывает:
- Нельзя, нельзя вставать ещё. Я тебе сейчас укол сделаю, чтоб тошнило поменьше... Ты только не вставай, слышишь... - и приходит и колет, и парень засыпает до утра.
. . .
- Я вам уже неоднократно повторял: пишите отказ! - один из пяти хирургов ругается в коридоре. Несознательный отец талдычит ему о загруженности у него на работе и мучает врача просьбами поскорее выписать быстро выздоравливающего сына. Врач, естественно, отказал и продолжает отказывать. Злится. По просьбам «отдыхающих» он не выписывает. Папа наконец идёт на пост и пишет отказ, и они с сыном уходят... Потом какая-нибудь доброхотная свидетельница оставит исчерпывающий отзыв о грубости персонала… Или так. По коридору отделения идёт слух. Скучающие женщины, уже не дрожащие над повеселевшими детьми, подхватывают слух из одной лишь скуки. Представляете, зав.отделением запретил одной маме не только спать на кровати вместе с ребёнком, но даже и садится на неё, а сидеть только рядом на стуле… Оказалось, не мама, а бабушка, и весила бабушка килограмм 150. Если б она и одна, без ребёнка, легла бы на эту больничную койку, какая-то её часть всё равно бы свисала над полом. И понятно распоряжение зав.отделением, непонятно решение бабушки прилечь к внуку, замутнённому наркозом…
А по поводу кроватей отыскался и характерный отзыв: «…отдельных кроватей матерям не предоставляют, матерей не кормят...» и т. п. Отделение межрайонное — на 44 несовершеннолетних пациента, в обычной семиэтажке городской больницы, где каждый этаж занят своим профилем. Вряд ли отделению когда удастся расширить свои койко-масштабы, а если и удастся, то исключительно для детей, а не для сопровождающих их мам… Очень хочется спросить у недовольной писательницы, она приехала в больницу спать и кушать, или спасти дочь от перитонита. А хирург спас. И спасает. И ругает тех родственников, которые мешают это делать. Он — грамотен, он — с руками из плечей, знаниями из медицинской академии и опытом из бессонных дежурств и утренних плановых операций. И ничего, что у него безвкусная золотая цепочка на шее, или, может быть, он не верен своей жене. Он делает то единственное, что нужно населению от всех в мире детских хирургий — оперирует детей с выздоровлением. Если б всегда и всюду так было...
. . .
- Такой-то и такой-то, выписываетесь. У вас всё хорошо.
...И ты уходишь за руку с ребёнком со смутной радостью. Омрачённой лишь тем, что впереди ещё долгий период послеоперационной реабилитации.