Прикинь, тётя нашего с тобою поколения, наших с тобою лет, не знает ни Лед Зеппелин, ни, тем более, что-либо еще.
- Не может быть!
- Может. Вернее, сейчас, конечно, знает, но ничего не знала, когда мы это знали. Сейчас, конечно, у неё полочка, и там всё это есть, но это сейчас, а тогда...
- Обожди! она деревенская?
- Наша городская, в городе родилась и всю жизнь прожила в центре.
- И чем ты это объяснишь?
- Тем, что юные годы она провела под гипнозом интеллектуалов-шестидесятников, которым мода нового поколения внушала страх мгновенной и преждевременной старости, знаешь, как в том кино, что я тебе давал смотреть, цветущая княжна превращается в страшную мумию...
- А мы его так и не досмотрели. Жена испугалась и не стала дальше...
- Понятно. Тогда понятно. То есть её подсадили на Баха, Вивальди, Булата и Камбурову, внушив, что это намного солидней и долговечнее фирмы. Да и чему, с другой стороны, могут научить незрелые сверстники, кроме гадостей и глупостей, которых самой потом будет стыдно перед культурными людьми?
- Точно. Для товарищей первых послевоенных лет рождения даже битлзы, которых они называли то так, то этак, были чем-то вроде компромисса, хвалили сквозь зубы, чтобы сталинистами не прослыть. Верхом разнузданности в этой среде считался танец американского агрессора под допотопный твист с кучею склеек. Братец у меня из таких.
- Геолог, что ли?
- Нет. Хирург-полярник.
- Кажется я его знаю, если его фамилия тоже Зайцев?
- Была. Сейчас не знаю. Так чем ты это объясняешь, светлая наша голова?
- А тем, что ты, голова садовая, прослушал то, что я разъяснил пять минут назад! Чувиха семидесятых годов, городская, импозантная, начитанная, провела молодость фактически в джунглях, перешагнув из детского мира прямиком в запечный затерянный мир местечковых бородатых профессоров Челленджеров и таких же бородатых салонных львиц с просмоленными болгарским тютюном зубами,которые кое-как обновились, только когда уже пошел Гребенщиков, уловив знакомые интонации и всё такое.
Но суть не в этом! Суть в том, что невежество девушки, за которую я тебе говорю, не есть неведением новейшего поколения насчет “старой” с ихней точки зрения музыки, которое в принципе легко исправить.
Её невежество есть страх позапрошлого поколения перед ближайшим будущим, которое все равно наступило и давно прошло. То есть, это атавизм в кубе.
- Тогда ясно. Чувиха дожила до рубежа, за которым отсталость сливается с прогрессом. А до седин она, как, дожила?
- Не знаю, последние годы она красится как черт знает кто. А шо там и где видят её кавалеры и какое оно у нее сейчас цвета, то вже не наше дело. Им, как говорится, виднее.
- Согласен.
*
Далее:
* Первый тролль
* Хурда, Лулу и Осташвили
* Песни неведения
* Помада на камне
* Бобина мертвеца