.
Если бы меня спросили на экзамене по литературе , как , (или в чем) я бы выразил наиболее существенную разницу между поэтикой, или , лучше сказать, между поэтическим мировоззрением Лермонтова и Пушкина, попросив эту разницу выразить наиболее лаконично, (что сделать не так и просто, даже, не смотря на явную очевидность этой разницы), я бы провел отличие в том, что Лермонтову земной мир - ч у ж о й, что, ни в коем случае, не отнесешь к Пушкину, даже касаясь его наиболее зрелых , или, даже, относительно ранних стихов про деревню (приветствую тебя, пустынный уголок, приют спокойствия, трудов и вдохновенья) посвященных родному селу Михайловское. Не смотря на печальные мысли (но мысль ужасная здесь душу омрачает ), было бы абсурдным заявить, что Пушкин так пишет потому, что ему чужд земной мир. Мысли о несправедливом социальном устройстве мира, появляются лишь во второй половине стихотворения. Пушкин любит мир, его красоту, но не принимает несправедливость, которой мир земной тронут, когда как в лермонтовских, (шестнадцатилетних) стихах ,моя душа, я помню, с детских лет чудесного искала - ощущается весь дальнейший Лермонтов, (которому мир является предельно чужим ) не говоря уже о поэме Мцыри. А если вспомнить ранние , чудесные стихи Лермонтова – я видел сон, прохладный гаснул день?
Можно привести и многие другие стихи или поэмы Лермонтова, к сказанному добавив, что Лермонтов разумеется романтик, что не скажешь о Пушкине. Но спасет ли это заявление? Ведь и Баратынский - романтик. Однако, можно ли отнести Баратынскому характеристику, что ему чужд земной мир? Как мне кажется, подобная характеристика - была бы поспешной, (хотя и не ложной) не смотря на то, что родным Баратынский земной мир, разумеется, не считает. И все -таки, Баратынскому мир чужд иначе, чужд, как мир современный, тронутый цивилизацией, и просвещением, (исчезнули при свете просвещенья поэзии ребяческие сны.) Баратынскому чуждо его время, но не мир в целом, когда как Лермонтову чужд мир в целом, независимо от его исторических, культурных , природных, или, "райских" черт.
Чужд и романтически- жизненно, и мистически-религиозно.
Если от мировоззрения – обратиться к поэтике Лермонтова и Пушкина, ( выявляя их дальнейшую художественную разницу) даже в пейзажных описаниях природы, разница между Пушкиным и Лермонтовым – остается очевидной, что бы, не обратить на нее внимание. Почти все пейзажи Лермонтова отражаются в небе., прежде чем стать, узнано-родными, или любимыми на земле, (что опять же не скажешь о Пушкине, выражающему природу тонко, но реалистично, с первых же мазков, или намеков.) Лермонтовские пейзажи, словно, преломлены в каком -то небесном стекле, ( как в стихах, выхожу один я на дорогу. )
Лермонтовские пейзажи – скорее психологичны, чем физичны.
И опять же потому, что земной мир Лермонтову чужд. А разве можно сказать о романтике Батюшкове, что ему чужд земной мир? Я бы этого не сказал, даже говоря о мрачновато меланхоличном, позднем, скорбящем, уже "тоскующем" Батюшкове, тем более я бы не отнес это и к самому меланхоличному Фету, любящему свою деревню, как место, (местность, или край) ,отведенное поэту, что не отнесешь к Лермонтову, у которого не было такого места в мире.
Пейзажи Фета никогда не спутаешь с лермонтовскими.
Я бы, даже, сказал, Лермонтов самый первый в России поэт, которому земной мир - чужой, что и составляет главную, (отличительную) черту его мировоззрения, особенно заметную - при сопоставлении Лермонтова с Пушкиным, а отсюда следует, все дальнейшее различие и в их поэтике. Подчеркну, Лермонтов - девятнадцатый век. Поскольку, лишь говоря про двадцатый век, можно сказать что многим поэтам мир - откровенно чужд.
И думаю, не только поэтам, но и писателям, философам, художникам.
Можно привести в пример Бродского, (как раннего, так и позднего) , Цветаеву, наконец Мандельштама, (даже раннего, с его чудаком Евгением, который бедности стыдится, бензин вдыхает и судьбу клянет.) С другой стороны, кроме Цветаевой, эта чужесть мира , ни у кого из поэтов не достигает такой остроты, как у Лермонтова, если, только, конечно не вспомнить песни Александра Башлачева, у которого чужесть – мира достигает почти такой же , точно, остроты.
Однако, можно ли сравнить Лермонтова и Башлачева?
Сравнить их можно, оба погибли в 27 лет, оба поэта трагичны, хотя и по разному. Башлачев это трагическое, потому, что очень индивидуальное, чужое всему миру, надрывное. Он не мог ( по понятным причинам) , это личное "обобщить" во что -то, слишком, "надмирное" как Б.Г. , "общечеловеческое", или "народное" как Высоцкий, а было ему уже 26 лет, (время кризиса), видимо, потому, Башлачев и погиб, не справившись с собой.
Этому были, скорее, чисто внутренние и творческие причины.
Как пишут его знакомые, Башлачев уже год не писал песен перед смертью, впав в кризис. И этот кризис - связан с тем, что он не мог начать писать иные песни, когда пришла зрелость, а точнее, ступень перед зрелостью, проходящая через роковую отметку возрастного кризиса - наступающего обычно у молодого человека в 26, 27 лет.
Песни его очень талантливы.
Некоторые люблю. Но хорошо от его песен мне не станет. Станет темно, и безнадежно. Мне кажется, (как это не прозвучит странно), Башлачев мог бросить писать песни, заняться семьей, сыном, если бы захотел, и в итоге не покончить с собой. Но он не захотел. И его можно понять, не смотря на то, что при желании можно представить Башлачева бросившего петь песни, и писать, и живущего где то в деревне отшельником, как Петр Мамонов.
От трагического можно (в каких -то случаях) уйти, а в каких -то , нет.
Цветаева не смогла бы уйти. Но Цветаева - гений , она писала в мировом контексте, контексте м и р о в ой к у л ь т у р ы, что не скажешь о Башлачеве, до этого контекста не поднявшегося, и не поднявшегося бы, никогда. Мог ли, Башлачев начать писать другие песни?
Нет. Однако, Башлачев мог уйти от творчества.
После 27 люди меняются, некоторые сильно. Трагически- индивидуальное как бы отходит, если этот кризис пережить . На самом деле, я не вижу в самоубийстве Башлачева судьбы, (судьба там, где смысл) , не видел никогда. Это был рок, болезнь, тоска, и искушение. Но не смысл. Судьба это Лермонтов. У Башлачева был сын, который должен был вот -вот родиться.
А сын это смысл.
А говоря о Лермонтове, Лермонтов единственный романтик, который воплотил себя, и еще и умер с улыбкой... Иногда пишут, что не погибни Лермонтов в 27 он бы писал иные (зрелые) стихи, ведь он не исчерпал себя. Честно говоря, когда такое пишут, не понимают чего -то главного., например, лермонтовского лаконизма. Не только в стихах, но и в судьбе.
Лермонтов слишком Ангел.
Он улыбался на дуэли под дулом Мартынова, (демонстративно выстрелив вверх) , и умер как святой романтик, а не как самоубийца... Он написал Мцыри. Станет ли мне плохо ,если я перечитаю эту поэму? Станет хорошо, от волшебства его слога. И от Героя нашего времени - мне всегда станет хорошо. И от стихов Душа моя я помню с детских лет…
И от Выхожу один я на дорогу.
А станет ли мне хорошо, если я сейчас поставлю Башлачева? Нет...Я и разговаривать не смогу даже с самым близким человеком, по нормальному, потому что поселится в сердце темная, надрывная тоска, после первых же минут прослушивания сборника песен Башлачева.
Но несколько его песен я люблю.
Тем не менее, я бы все таки добавил к сказанному, что разница между Высоцким и Башлачевым, такая же, как между Пушкиным и Лермонтовым, ведь и Высоцкому, не смотря на надрывность, мир не является чужим – ни в одной его песне, даже в трагической песне про коней. Высоцкий мир по советски, любит, много по миру путешествует, и познает людских историй.
А Башлачеву и Дягилевой мир земной - чужд.
На самом деле, мир многим поэтам (особенно романтического, или постромантического направления) оставался всегда чужим, может быть потому , что лишь поэты особенного психически романтического склада, ощущали острее других, несправедливость мира, несправедливость, доходящую – до беззакония.
Однако, мог ли земной мир быть в принципе справедливым?
Это вопрос относящейся к иной теме, поэтому отвечу лаконично. Как мне кажется, мир не мог бы быть справедливым, уже по причине его материальности, говорящей о том, что силу в этом мире имеют лишь люди склада материалистического, (или грубого телесного склада), когда как более тонкие сакральные, или святые планы мироздания – находятся вне материальной зоны земного мира, лишь изредка проникая в наш мир.
Более того, в мире – слишком много жертв.
В мире слишком много – социальной «уравниловки». Например, я знал когда- то, одну больную психически девушку., которая себя, на полном серьезе, (в периоды острого психоза), называла принцессой. Ее за это лечили в больнице имени Кащенко. Потому, что когда она себя считала принцессой, вела она себя неадекватно, ("я принцесса, значит я все могу".)
Но самое странное, она и была похожа на принцессу образом.
Если б себя называла принцессой какая-нибудь дурнушка, это было бы лишь комично, (не обязательно дурнушка, а просто та, в которой ничего бы от принцессы не было.) Но в случае моей знакомой, в ее образе и вправду было что- то от принцессы.
И принцессы настоящей.
Во всяком случае, ей шло так говорить, (пусть она проводила по полгода в больнице им. Кащенко за это), поскольку, между ее образом, и заявлением о себе - не было ни диссонанса, ни расхождения. Было скорее какое- то сказочное понимание себя, или, своей сути.
Понимание, детски - интуитивное.
Может быть речь идет о чрезмерной любви к себе. Но разве плохо любить себя , помня какой ты (или какая ты) от Бога, а не от мира? Может быть, в ряде случаев, стыдно быть любимым другими людьми (находя с другими что -то "роднящее", общее, в плохом смысле), а вот себя любить не стыдно - ни перед людьми, ни перед Богом.
Впрочем, и это уже иной разговор.
Можно вспомнить много гениальных или святых людей, либо ставших жертвами, либо живущих как жертвы, можно вспомнить много несправедливых приговоров, или сломанных судеб. С другой стороны, если бы мир был справедлив, в таком мире не могло бы возникнуть случаев ни любви, ни добра , ни, даже творческой индивидуальности.
Есть в этой несправедливости и иная сторона.
Каким бы мир не был несправедливым, все равно в конечном счете, лжецы, и негодяи останутся лжецами и негодяями, а герои и святые останутся героями и святыми. И это уже справедливость, может быть еще не справедливость Бога, но говоря по Ницше, справедливость духовных рангов. А справедливость Господа - это справедливость Небесного Суда.
А теперь пора вернуться к поэзии.
Невозможно, или трудно – размышляя о Пушкине или Лермонтове, даже улавливая всю их разницу, не спросить, что такое поэзия, и кто такой настоящий поэт? Это не простой вопрос. По крайней мере, куда более сложный, чем даже вопрос о разнице в поэтике между Пушкиным и Лермонтовым. На этот вопрос трудно ответить кратко.
И все таки, можно попробовать ответить и на этот вопрос лаконично.
Начну я немного издалека. Прочитал я как -то, у одного филолога что великих поэтов всего было пять, это Шекспир, Данте, Гете, и еще кто -то, и ужаснулся. Это слова человека понимающего в культуре, но не в поэзии. Кто такой великий поэт? Велик ли как поэт, Лермонтов? Я бы сказал, да.
Ни без Пушкина ни без Лермонтова русскую поэзию не представишь.
Кто такой, великий поэт?
Великий поэт это великий лирик. Шекспир не великий поэт , (сонеты его весьма средние), а великий драматург, да и грубоватый Гете - великий литератор, (в том числе и драматург) а конечно, не великий лирик. А великий поэт это Сапфо. Это Мандельштам. Это Пушкин и Лермонтов...Это Басе, или Исса, говоря о поэзии японской.
Это Низами , говоря о поэзии персидской.
Разве сравнишь лирику Низами с Гете, который, кстати, у Низами учился? Не сравнишь. Великое в поэзии - фрагментарное, или незавершенное, или невыразимое, говоря о лирическом, (специфическом) гении. Поэтический гений не эпичен по своей природе. Поэтический гений, это эпичное в лиризме, а не лиричное в эпизме, даже говоря о поэмах Цветаевой.
Этим гениальный поэт, и отличается от гениального эпика-драматурга...
Даже для понимания поэзии нужен не ум, а особенный склад личности, или , даже, уникальный склад психики, которым одни люди от природы наделены, другие, нет, хотя, нужен, конечно, и ум, и культурная развитость, без которых этот особенный склад, просто, не включится. Другое дело, что не все люди умные, или даже литературно развитые, понимают в поэзии...
Как и не все люди развитые могут писать стихи.
Поэтический взгляд, это не когда мир выстраивается вокруг великой личности ,или история вокруг великого исторического события, ставшего осью времени, а это когда мироздание выстраивается вокруг незаметной травинки, или цветка у ног. Это когда мгновенье становиться минутой Вечности, а время в лирическом переживании обретает свое потерянное, но найденное начало.
И время это время «лирическое.»
На самом деле искусство христианское - искусство скорее чистое, чем великое, (великое, это языческое), скорее, прекрасное, чем возвышенное. Это победа над великим . В христианстве, как в религии, важнее умаление, а не величие.
Нечто подобное, можно отнести и к искусству.
Даже, возвращаясь к теме несправедливости мира, Душа человека в христианстве - больше всего мира. Чистый лиризм в искусстве это и есть христианский евангельский взгляд, который весь исходит из евангельских притч о природе. То есть, христианское искусство - это великое в малом.
Только ли христианское искусство?
Думаю, нечто подобное можно отнести и к буддистскому искусству, говоря о мире японских хокку, или пятистиший, но иначе. Буддистское искусство не прекрасное, а скорее искусство прелестное, (то есть, прекрасное миниатюрно.)
А искусство христианское - просто прекрасное.
