История Белокурого – это и история его семьи, рода, родителей также. В Средние века значительно в большей степени, чем теперь, была справедлива фраза Джона Донна о том, что нет человека, который был бы, как остров, сам по себе… Отцу Патрика The Fair Earl Хепберна, второму графу Босуэллу, Адаму Хепберну было чуть за двадцать, когда он повел в бой на Флодденском поле авангард шотландской армии.
Битва при Флоддене относится к периоду Итальянских войн первой половины XVI века. Шотландский король Джеймс IV Стюарт был женат на старшей сестре английского короля Генриха VIII Тюдора, но обязательства «Старинного союза» с Францией были для него выше условной семейственности: когда молодой Генрих под знаменем «Священной лиги» повел свои войска на континент против Людовика XII и занял Теруан, Джеймс перешел границу с Англией и захватил несколько замков, однако вглубь английского севера продвигаться не спешил - возможно, всего лишь хотел продемонстрировать серьезность своих намерений в поддержку Франции. Однако эта демонстрация была воспринята весьма серьезно и жестко – регентшей Англии королевой Екатериной Арагонской и командующим войсками Томасом Говардом, графом Сурреем.
И вот как это выглядит в романе...
Шотландия, Мидлотиан, сентябрь 1513
"- Я должен выступить, о чем ты тут говоришь? – Адам посмотрел на жену так, словно видел ее впервые. – Я – Хранитель Марок, лорд-адмирал, на мне авангард… чего ты хочешь от меня, Агнесс? Ты слышишь? Там, до дворе, уже ждут меня, я не могу более медлить…
- Я хочу, чтобы ты пообещал мне вернуться, - сказала молодая графиня, снизу вверх заглядывая мужу в глаза, - пообещай мне вернуться, Адам!
- Я вернусь.
- Вернись ко мне живым… о, я знаю, ты не станешь беречься, все вы, Хепберны, такие… но помни, кроме того, что у тебя есть род… у тебя есть сын – и я, и ты нужен нам…
Адам вздохнул:
- Женские страхи, дорогая. Я вернусь, и покончим с этим, - он оторвал от себя руки жены, вцепившиеся в борт дублета, поцеловал каждую, обнял Агнесс на прощанье и вышел.
До верхних окон Западной башни Хейлса со двора доносился лязг доспехов, звон конской сбруи, призывное ржание застоявшихся лошадей. Адама Хепберна встретили воплем ликования, и ввысь из сотен глоток полетел старинный клич сынов Белой лошади: «Иду навстречу!» - соединенные войска королевского авангарда поджидали своего командующего. Но чему навстречу сейчас шел двадцатидвухлетний граф Босуэлл, не мог бы точно сказать никто.
Агнесс посмотрела на свои пустые ладони и зарыдала.
Огромнейшая армия, редчайшая по размеру за последние сто лет, покинула границы страны, выдвинулась за Чевиоты, в Нортумберленд - шотландцев было пятьдесят тысяч. А Суррей, командующий Генриха Тюдора, подходил с двадцатью… Вон, знамя святого Катберта плескалось на линии горизонта. Какого дьявола, тоскливо думал Адам Хепберн, наш дорогой король Джеймс вступился за Старинный союз? Ведь легко бы мог не заметить подскока горячего по молодости английского короля, благо, женат на его сестре, только-только опять обзавелся законным наследником… на что он рассчитывает, Джеймс Стюарт? Устрашить числом? Но крови-то прольется немало и при устрашении. Бессмысленная кровь претила Адаму Хепберну, а эту битву он и почитал таковой. С юга, по еще зеленой траве, которую затопчут сапоги и башмаки не далее, как через час, наползало – быстрей, чем можно было рассчитывать. Развевались на пиках вымпелы Святого Георгия, алый крест на белом поле, уэльский дракон. Командир авангарда шотландской армии Босуэлл – в самом первом ряду, под штандартами короля и под собственным гербом, два льва и роза на стропилах - похлопал по шее фыркающего белого жеребца, успокаивая животное. Но кто сейчас успокоит и воодушевит людей? Не было ни привычного зубоскальства, ни поношений противнику – шотландцы стояли молча. Только рев артиллерии и вой боевых труб разрывали тишину поля, на котором предстояло умирать. Адам Хепберн огляделся - рядами за ним теснились приграничники, им первым лезть под стрелы сассенахов, на убой знаменитым лучникам короля Генриха, а чуть дальше уже перестраивались горцы Островов под знаменами старого графа Аргайла, вон эмблемы его сыновей, Колина и Джона Ковдорского. А вокруг Босуэлла стояли свои: дядя Адам Хепберн Крейгс, королевский конюший, шурин Джейми Треквайр, муж тетки Генри Синклер, а также соседи, Хеи - Джон Хей из Таллы и золотоглазый, словно хищный сокол, Ланцелот Хей, лэрд Совиной лощины. Хоумы на левом крыле были вдвоем - и бешеный Алекс, и Уильям. Керры на правом выжидали, казалось, не только боя, но падали, и уже переговаривались, как станут обирать мертвецов. Черные звезды на белом, невысокий парнишка в седле во главе сотни рейдеров – и у него на губах горит клич, который не терпится выкрикнуть небесам. Это молодой хозяин Бранксхольма, Уолтер Скотт, нынче, на рассвете посвященный королем в рыцари здесь же, на поле боя... жаждет доказать королю и Богу, что достоин высокой чести.
Лорды держались достойно, однако пехота стала сдавать, когда войска Суррея приблизились - в полном молчании, под продолжающийся гром пушек. Пошел дождь, лица, обращенные к врагу, к горизонту, повлажнели, тем самым скрывая слезы страха - у некоторых. Тишина была хуже всего остального. У молодых ребят, кому мясническая работа в новинку, подгибались колени от ужаса неотвратимой гибели, ибо в бою, всем известно, выживут опытные. Через пять человек позади от графа Босуэлла кто-то тяжело блевал, потом стало слышно еще одного счастливчика, потом над строем поплыл острый запах мочи, рвоты, кала… то была эпидемия страха, передающаяся среди парней по воздуху – чем ближе подходил Суррей. Земля вспаханного поля скользила под ногами, и падали на колени, в грязь, и поднимались снова, опираясь на древки пик. Зловонный пот ужаса пропитывал исподнее. Всхлипывая, слева начал молиться какой-то мальчишка… стой, просто стой и жди, когда раскаленное пушечное ядро придет по твою душу, вырвет из строя сразу нескольких товарищей, оставив вместо них кровавое месиво.
- Заткните их, - велел сквозь зубы командир авангарда.
- Как? Они боятся...
- Как?! Волынщиков - в третью линию, да пусть жарят так, чтоб ссались уже англичане, не наши! А наши пусть поют. Когда поешь - блевать несподручно. И бояться здесь совершенно нечего... Дядя Джордж?
- Объявите по войскам: каждый, кто падет сегодня в сече с англичанами, отправится прямиком в рай, - отвечал Джордж Хепберн, епископ Островов, любовно поглаживая рукоять палицы. - В том мое слово.
И наклонился с седла к островитянину, повторяя ему то же на гэльском, посылая донести до остальных. Перекрестил племянника:
- Встретимся в бою, Адам, благослови тебя Бог...
И направился к своим чадам, туда, где Джон Ковдорский, поминая святых и дьяволов не божьим словом, разворачивал строй к битве. Горцы Аргайла клином разомкнули приграничников, вырываясь вперед – пешие, с боевыми молотами, с клейморами наготове. Они стояли ровно за людьми графа Босуэлла, они так же молча пошли в бой на пехоту Суррея – но в последние полмили до сшибки вдруг кто-то из них в первом же ряду завопил:
- Я — Дональд Дубх, сын Колина Мора, сына Шона, сына Ангуса...
И эту родословную подхватили, и пели, и орали — каждый свое, перечисляя предков, словно любой из названных мог воплотиться, и вот сейчас вслед за потомком метнуться на сассенахов... И так поле Флоддена затопил, кроме стона волынок, воя труб и пушечных разрядов, соединенный рев островитян на хайленд-гэльском, в котором раздавалось, если прислушаться:
- Я - Рори, сын Дональда, сына Йана, сына Аластера…
- Я - Алпин, сын Гиллеспи…
- Бреннан, сын Кормака...
Они, прежде, чем врезались в мясо противника, доходили в памяти своей до двадцати колен в прошлое, и там обретали силу и ярость, которая не снилась англичанам, и пехотинцы Суррея замешкались, ошеломленные, только лишь на мгновение, но и того достаточно было, чтоб горцы нашли брешь в их строю, вломились туда всем числом, расширили пробоину, хлынули несметно…
- Данмангласс! Лох-Мой! Лох-Файн! – витало надо полем.
Они вспоминали, кто они, откуда родом, где живет племя, почему вожди привели их сюда, на далекий юг, сражаться и умирать. За ними наконец вступили и остальные:
- Уордлоу! – это рейдеры Максвелла. - Остановись и сражайся! – горцы Гордона Хантли. - Никогда позади! – короли долин Дугласы.
А за ними пошли в бой двадцать линий батальона самого короля Джеймса IV Стюарта. Англичане дрогнули – и побежали. Господь в те часы был на стороне Шотландии. Адам Хепберн, второй граф Босуэлл, на белом жеребце, уже в помятом доспехе, в гуще боя был виден издалека, «Босуэлл!» парило над полем, «Иду навстречу!». Рука его разила без промаха, копыта коня увязали в раскисшей глине, дождь все продолжался…
А в замке Хейлс Агнесс, молодая графиня Босуэлл, в тоске ждала новостей".
Адам Хепберн, второй граф Босуэлл, вернулся в Хейлс мертвым, оставив сиротой годовалого сына. Вместе с ним из семьи на поле боя легли двое его дядей – Адам Хепберн Крейгс, королевский конюший, и Джордж Хепберн, казначей короля и епископ Островов. Также погибли брат его жены, Джеймс Стюарт, лорд Треквайр, и муж его тетки, лорд Генри Синклер. Хепбернам еще повезло – уцелели трое младших братьев Адама и его маленький сын, род не прервался, хотя и понес жестокие потери.
Битва при Флоддене выделяется из прочих несчастливых битв в истории средневековой Шотландии масштабом катастрофы – в количестве и качестве погибших, потому что среди общего огромного числа жертв (почти десять тысяч ) погиб почти весь нобилитет Шотландии, а также и сам король Джеймс IV Стюарт. В каждой рыцарской семье оказалось выбито по два-три поколения: от пятидесятилетних до двадцатилетних включительно. И это оказало серьезнейшее влияние на политику страны не только потому, что обеспечило свару родовитых семей за власть в период малолетства короля Джеймса V (ведь новому королю тоже был едва год от роду!), но и потому, что сам двор, сами политики при короле в последующие годы были крайне молоды – это подрастали дети погибших, цветы Флодденского поля.
Еще историй о романе, герое, авторе – здесь. Больше подписчиков и лайков – больше историй.