.
Мне показались интересными размышления об этом фильме, (хотя, это размышление не о фильме, а ,скорее, просто размышления вызванные этим фильмом), что же касается самого фильма, на меня он не произвел глубокого впечатления, не говоря о том, что это неприятный фильм. Ничего во мне этот фильм не вызвал, кроме, как ощущения какой- то психологической жвачки, растянутого, почти, на два часа, не смотря на то, что Бергман, конечно, в этом фильме узнается, буквально с первых же кадров. И он, даже, похож на раннего себя... Ранний, он такой же, тяжелый, и нудный, (и вряд ли, более светлый), но ранний, он какой - то более чистый, если не с проблеском света, то с просветом небес...Не согласился бы с Дмитрием Ольшанским, что в материнской жалости женщины - есть какое- то спасение. Женская жалость инстинктивна, природна, и безлична, в отличие от мужского сострадания, женская жалость обезличивает того, на кого она направлена – она, как бы, растворяет человека в себе - что не отнесешь (например) к мужскому состраданию. Мужское сострадание - лично... Женщина так устроена ,что она сострадает жизни. Сострадает, как природа. В этом ее роль, иногда святая, иногда нет. А мужчина - сострадает только личности. Мужчина не будет сострадать просто из сострадания. Он может и посмеяться над слезами, хотя, может быть, это плохо.
Но зато, мужское сострадательное отношение - более личное. Как это лучше объяснить? Например, больница имени Кащенко. Больница, в которой медсестры сострадали всяким уродам, куда охотнее, чем людям, более, менее здоровым. Мужчина, разве, будет уродам сострадать? Нет. Мужское отношение более- менее фашистское. Это как немцы, во время великой отечественной войны, ворвавшиеся в киевский дурдом, которые совсем уж больных расстреляли, ну а тех, кто более, менее, оказался вменяемым, просто, отпустили. Это страшное отношение, но не уродское. Уродское отношение- испытывать наслаждения от издевательств над людьми, (таких надо убивать, или изолировать от общества.) А просто расстрелять, ну это страшно, да. Но это лежит в сфере нормального мужского, (может быть, и к сожалению.)
В общем, лежал с нами в Кащенко совсем уж больной шизофреник.
Ко всем приставал что бы ему оставляли докурить сигарету. Я ему оставлял… Если просил угостить передачкой, угощал. Не из сострадания, а просто, из христианского этикета…Потому, что меня он раздражал. Мне было плевать на драму его рождения, однако, я христианин, и мои христианские убеждения бывают сильней моих нехристианских чувств, не всегда, но хотя бы, иногда. Лишь, когда, я случайно поговорил с его матерью, и увидел, как он к ней относится, (увидел, как в нем просыпается другой человек), я вдруг увидел в нем личность.
Загубленную болезнью, но личность.
И тогда (только тогда), я стал его защищать от других больных. Уже сам стал ему оставлять курить, или сам его угощал передачками. Потому, что лишь, тогда, во мне проснулось сострадание. Я мужчина, и я просто выразил, что такое мужское сострадание, и чем оно отличается от женской жалости. Думаю, со мной согласились бы многие мужчины, оказавшиеся в такой грустной ситуации, в какой оказался я. Впрочем, я далеко ушел от фильма...
Фильм Бергмана, конечно, тягостный.
С другой стороны ,понимаю, что дело ведь не в том, что Бергман такой. Вообще скандинавская культура мрачновата. Бергман не лучше и не хуже Ибсена, или Стриндберга, которого он видимо очень любит, и на которых он похож, куда больше, чем на Достоевского, (особенно на Стриндберга). Фильмы Бергмана напоминают театральные античные трагедии, или христианские драмы. А с другой стороны что -то им не хватает - до этого жанра...
У Метерлинка есть красота и сказочность.
У Шекспира надмирность... Ну а Бергман есть Бергман. Шекспир без надмирности, Метерлинк без поэзии, хотя, в ранних фильмах поэзия, конечно, была, и я бы сказал, что в раннем в нем было что- то , и от Достоевского, а не от одного Стриндберга, как это стало происходить позднее. В фильме Сарабанда нет поэзии, как чего -то возвышающего над психологией, проясняющего ее свыше, за то в фильме есть музыка, выражающая эту психологию.
Так бы я наверное и выразился.
Конечно, Бергман и есть Бергман, и даже в этом фильме (если смотреть его абстрагировано от психологического подсознательного болота, в котором изредка вопят, или кончают с собой герои картины) , ощущается мастер, продумывающий каждую сцену до мелочей.
Когда Мариана остается одна в комнате, это страшно напрягает.
Она, даже, ничего не делает (и не собирается делать) но уже напрягает, только звуком своих шагов в пустоте. Или, сцена объяснения Юхана с сыном Хенриком в которой видно родительское лицемерие, уже с первых же минут, видно, что отец ненавидит сына, (ненависть ощущается в самих словах любви к нему.) Все это Бергман умеет продумывать хорошо.
Эффектно поставлена и сцена в постели меж Хенриком и его дочерью Карин.
Ну, как же в двадцать первом веке обойтись без инцеста, без хотя бы одной такой сценки? Но с другой стороны, это все что Бергман умеет, и пожалуй, ничего другого в его фильмах нет, и никогда не было. Еще, Бергман умеет это хорошо разбавлять философскими монологами.
Слушать их не всегда приятно, но интересно.
Впрочем, когда Хенрик рассказывает Мариане , что он часто думает о смерти, представляя, как он выходит гулять, и вдруг встретив знакомую фигуру в голубом платье, (своей умершей жены Анны) , понимает что он наконец умер, это место еще цепляет. Даже не смотря на то, что ни своим образом ни своим поведением он ничего не вызывает кроме омерзения. Но, когда, он кончает с собой – он словно бы отказывает себе в этой встрече.
Кстати, на фотографии жены Хенрика – умершая жена самого Бергмана.
Теперь о главном, о музыкальной сути этой драмы. В фильме Сарабанда звучит музыка, я бы сказал, звучит она всегда к месту, и всегда выразительно, как выразительны и все места с абсолютно черным экраном. Или белым экраном. Да и жанр Сарабанды выбран далеко не случайно Бергманом. Что такое сарабанда? Это не простой жанр.
Я бы сказал, это род средневекового танго.
Если вспомнить историю, и генеалогию этого жанра , Сарабанда появилась как народный танец флирта , и после борьбы церкви с этой составляющей сарабанды, (как жанром флирта ), сарабанда превратилась в жанр похоронный. А позднее в ней переплелись и любовные и похоронные черты. В этом отношении, эту музыку Бергман выбрал не случайно, как я это понял уже до просмотра фильма. Правда, фильм оказался еще более мрачным.
Однако, сарабанды бывают ведь очень разными.
Условно говоря ,(даже очень условно говоря), композиторов сарабанд можно разделить на два начала, на композиторов ставящих на мелодию, и на композиторов ставящих на аккорд. Например, Тартини это новатор в области аккорда, в его сарабандах аккорд все определяет (настроение, красоту, философию), а не мелодия.
А Гайдн ставил на мелодию.
Помню с времен музыкальной школы, как Гайдн полемизировал с Тартини которого очень ценил, однако ставил на мелодию а не на аккорд. Вот что писал Гайдн о Тартини: Тартини может найти самые редкостные и искусные аккорды, но без мелодии вы услышите только прекрасно отделанный шум; если он и не покажется неприятным для уха, то во всяком случае он оставит голову пустой, а сердце холодным.
Согласился ли бы я, с таким отношением к музыке от Гайдна?
И да, и нет. У Тартини есть все- таки прекрасные вещи, особенно его сарабанды . Однако, современная музыка это, все –таки, победа аккорда. Говоря применительно к этому фильму, (в котором звучит Бах, Брамс и Шуман) осталось ощущение какого- то, скорее, неразгаданного аккорда, чем собственно музыки.
Не случайно вспомнил слова Гайдна.
В принципе и после просмотра фильма Бергмана, голова остается пустой а сердце холодным, с той разницей, что у Тартини неземная красота есть. Хотя бы красота его аккорда. В фильме Бергмана есть скорее ощущение аккорда как шума. Или, даже шума как аккорда.
Аккорда тягостного, и сложного.
Если бы любовный аккорд главной героини разгадался, наверное в качестве разгадки выступила бы какая - нибудь, мелодия. Именно в мелодию, (говоря шире в музыку) этот аккорд не разрешается. Лишь в заключительном кадре – аккорду как бы отзывается небо.
В сцене, когда Марта лежащая в психбольнице узнает свою мать.
Первое что бросается в глаза - как они похожи. Возникает ощущение, что не дочь, наконец узнает свою мать, а Марианна узнает саму себя в Марте. Может быть, в этом смысле, концовка и получилась в фильме более светлой, или, даже, религиозной.
Остальными сценами, фильм запомнился меньше.