Все началось с обиды. Я уже не помню, в чем именно было дело, но обидно было до слез.
До глупых мыслей: "Ах так! Значит я никому не нужна, да?"
В чем была причина ссоры и кто был виноват... какая теперь уже разница. Но будучи плаксивым подростком, я нежно лелеяла свои обиды, помня их подолгу. Гораздо дольше, чем следовало бы.
И конечно же, виновата всегда была не я.
Как обычно.
Но в тот момент я просто ушла в свою комнату и решила "никогда" больше из нее не выходить.
Но делать было откровенно нечего. Компьютер стоял в зале. Обычно в такие моменты я доставала книги и зачитывалась ими, но не в этот раз. А в голове все еще вертелись "доводы" в пользу моей обиды.
И тут на глаза попалась пустая тетрадка - черновик. И вспомнился сон, приснившийся ночью.
До сих пор я жила чужими - книжными - мирами. Но сейчас в голове вертелся свой - совершенно не похожий на другие. И он рвался из подкорки, зудел в мыслях, мешая спрятаться от реальности, как было обычно.
Тогда я села писать в первый раз. Убегая от своих обид, я погрузилась в выдуманный юным и наивным подростковым мозгом мир.
Я помню, как ручка строчила по страницам тетради, а в голове мелькали картинки. Я ошибалась - описки были повсюду, о каком-то стиле или построении текста и речи не шло. Главное было - успеть записать.
Быстрее! Быстрее! Пока картинки в голове не исчезли!
.....................
Когда дверь открылась, я почти закончила. Мы смотрели друг другу в глаза и я вдруг поняла, что обида была глупой, а я сама повела себя очень некрасиво.
Мир на бумаге, исписанной корявым почерком манил. Мне хотелось знать, чем же все закончится.
И поэтому я разогнула гудящую спину - шутка ли, два часа беспрерывно писать! - и подошла к двери. Извиняться было стыдно.
Поэтому я сказала совершенно другое.
- Мам! Смотри, что я написала! - и протянула ей тетрадь.
Было страшно. Страшно, что сейчас засмеют, скажут, что это глупо, ерунда какая-то и лучше бы я села делать уроки.
Но она пробежалась глазами по тексту. Пролистнула первую страницу, наверняка продираясь взглядом сквозь корявый текст написанный таким же корявым почерком, а потом - еще и еще...
Я смотрела на нее, и дрожала.
Такая дрожь осталась во мне до сих пор, когда я показываю или читаю свои истории маме.
Но в тот момент мне было не до того. Плевать было на трясущиеся руки и отстукивающие замысловатый ритм зубы. Важна была её реакция. И вот, мама дочитала - мы все еще стояли в дверях - и подняла глаза на меня.
Я ничего не могла понять по её выражению лица и просто замерла, ожидая приговора.
- Это... здорово. Пиши...
И я пишу. Пишу до сих пор. Потому что знаю точно, что мой самый первый читатель - да, пристрастный, потому что какая мать сможет объективно оценивать своего ребенка, - самый важный для меня, самый любимый, даже в трудные времена усталости и творческого застоя, прочтет корявые строки новой главы и просто скажет:
- Пиши!