Под Рождество в фейерверка пожарищах
Под абажура неоновый свет
Я приглашаю на ужин товарищей,
Которых больше со мною нет.
Флюиды душистые тоненьких веточек,
Украшенный золотом сосен и пихт,
Праздничный стол, обрамленный портретами
Милых, любимых и дорогих.
Сидим, вспоминаем, что было хорошего,
Погасшая свечка как будто бы спит:
Мой голос грядущего, брошенный в прошлое,
К ним обращенный коротенький спич.
Зимний салат аппетитною массою,
Тушка индейки с вилкой в боку…
Джеймс, передайте пожалуйста масло…
Леди Эллеви, еще кофейку?
Смех, разговоры пойдут, пересуды,
Сплошь и окрест и кругом и вокруг:
Что-то вы малость осунулись, сударь –
Мне замечает покойный мой друг.
Сетка морщин испещрила мне вежды,
Щеки, мой лоб, переносицу – но
Вы все остались, какими и прежде
Были когда-то… очень давно.
Смех – и иллюзии неразвенчанные,
Тускло блеснет отголосок свечи
В слезинке на фотографии женщины,
С которой весь вечер о чем-то молчим,
Влюбленный в которую не по-приятельски
Безмолвно и пылко когда-то был тот,
Кто в этот вечер стал председателем
Банкета умерших. Единственный тост
Я поднимаю за них, за любимых -
Где вы, разбросанные по земле,
Точно снежинки, судьбою гонимые?
Сколько прошло в одиночестве лет?
Знаю прекрасно, что вас больше нет.
И все же не верю. Наивный наследник
Великих традиций умерших времен,
Как в сетке ветвей лист кленовый, последний
Туманами зимними не заметен.
Но я, окрыленный верою девственной,
Под самый сочельник в волнующий час
Точно волшебник в сказке рождественской
Здесь, за столом воскрешаю всех вас.