Говорят, картина «На исходе ночи» в свое время пользовалась успехом на зарубежных кинорынках. Еще бы! Пожалуй, впервые в российском кино здесь была показана любовь немецкой аристократки и… русского военнопленного. Эта история прекрасно вписалась в привычную для западной популярной культуры трактовку военной темы: изображать трагические события эффектным фоном для лихих приключений и эротических переживаний.
Попробую пояснить свою мысль. В первой части картины мелодраматические краски звучат еще приглушенно. Пожалуй, иные эпизоды, вообще, по жанру, скорее, свойственны «фильмам-катастрофам». Завязка действия, в самом деле, драматична. В ночь на 22 июня 1941 года русские моряки спасают из горящего корабля германского флота команду и пассажиров. И через несколько суток становятся пленниками нацистов. Даже тот, кто не видел картину, сразу догадается, что в ударной сцене красавицу графиню из охваченной огнем каюты спасет отважный русский матрос. С криком «Ёш твою клёш!» он буквально выхватывает ее из огня, но сам при падении теряет память.
Ба! Скажут знатоки истории кино. Человек, потерявший память на войне… позвольте, позвольте… Да это уже было в классическом «Обломке империи» Ф.Эрмлера. Правильно, было. Значит, нам сейчас покажут причудливые сны главного героя, его судорожные попытки что-то вспомнить, сложную борьбу чувств… Ничего подобного в картине «На исходе ночи» нет. Лишившийся памяти матрос, обласканный молодой графиней и помещенный в лучшую клинику, спокоен и деловит. Вскоре он под немецкой фамилией поселяется в графском загородном имении – благо немецкий язык он знает с детства, вырос среди поволжских немцев.
Неспешно разворачивается действие этой картины. Любовные сцены Николая с графиней сменяются сценами ее интимных свиданий с американским журналистом. Камера с явным удовольствием снимает роскошные интерьеры графского дома, где мудрый старый граф презрительно морщится, увидев какого-нибудь знакомого нациста…
После просмотра этого фильма я договорился с участниками видеоклуба, что они (разумеется, после предварительной подготовки) разыграют маленький спектакль. Одни исполнят «роли» российских журналистов, критикующих ленту. Другие – западных прокатчиков, уверенных, что заработают на картине хорошие деньги. Итак…
Аргументы группы «российских журналистов»:
Первые фильмы Нахапетова-режиссера («С тобой и без тебя», «На край света») напоминали героев Нахапетова-актера: темпераментных, влюбчивых, решительных, упрямых… А в фильме «На исходе ночи» слишком много расчета и мало настоящих чувств. Можно предположить, что фильм ставился не «по душе», а по контракту.
Все мысли авторов этой ленты легко сводятся к двум элементарным тезисам: во-первых, наш русский моряк и в воде не тонет, и в огне не горит, а во-вторых, «и графини любить умеют»… Слишком мелко для дорогостоящей постановки.
Аргументы группы «западных прокатчиков»:
Это очень хорошая лента. В ней много приключений и любви. Красивые актеры. Сложные спецэффекты. Наши зрители привыкли, что в русских фильмах о войне показывают ужасы нацизма, а здесь - все иначе. Герою помогла немецкая графиня, и он стал вполне неплохо жить… Самое главное, о чем говорит картина, что любовь побеждает все преграды, ей не страшна даже война…
Думаем, этот фильм должен хорошо пройти по нашему телевидению. Наши зрители еще не разучились переживать…
При обсуждении еще одной мелодрамы, на сей раз ее сказочного варианта – «Двое под одним зонтом» старшеклассники столкнулись, говоря научным языком, с проблемой взаимодействия «массового» и «элитарного» в искусстве. В данном случае массовая культура в который уж раз стремилась вобрать в себя приемы культуры элитарной, претендуя на «диффузионность», «симбиоз», смешение «низкого» и «высокого».
Так в сказочной истории о красавце-жонглере и загадочной волшебнице возникают некие «феллинизмы». Термин этот, со времен оных возникший в отечественной критике означает особого рода вторичность художественного произведения, основанную на прямом подражании или переосмыслении творчества знаменитого итальянского режиссера Ф.Феллини. Иногда эти «феллинизмы» органично включаются в структуру фильма («Нежность» Э.Ишмухамедова, «Венок сонетов» В.Рубинчика), но чаще остаются формальным приемом.
В фильме «Двое под одним зонтом» смысл бесконечных ретроспекций старшеклассникам (каюсь, и мне тоже) оказался непонятным. Когда в воображении главного героя впервые возникает снежно-белая арена, над которой угрюмо висит механическая сова, зорко взирающая на счастливых предков главного персонажа, таких молодых и красивых, кажется, что это шутка, стилизация, пародия на мнимую значительность опусов, механически заимствующих форму известных произведений известных авторов. Однако когда похожие видения начинают появляться в фильме через каждые десять минут экранного времени, причем, без изменений, видно, что это отнюдь не пародия, а нечто иное.
Что именно? Отсутствие чувства меры? Желание доказать всем и каждому, что авторы знакомы с творчеством Феллини? Простое подражание? Скорее, и то, и другое, и третье…
Статистика проката и анкетирование старшеклассников показали, что «Двое…» не стали фаворитами публики.
Думаю, не в последнюю очередь именно из-за этих самых «феллинизмов», отвлекающих зрительское внимание от, в сущности, очень простой и доброй сказочной истории.
Александр Федоров, 1990