« — Ну, сегодня, она — молодцом. Смотри, и платье норм. Без оплошностей.
— Да, оборки ей — не к лицу. И геометрии на бюсте — не лучший выбор. Нынче, по крайней, однотонное.
— И коротенькое.
— А вот это лишнее. Ноги — не премиальные. Да и цвет у обновки, всё же не слишком. Удачный. Невнятный голубой. Загар — на физии, декольте — сразу повело. А щёки будто в пигментных пятнах. Нет. Что-то не додумано…
Оба оторвались от экрана. И прильнули к чашкам. Женщина юркнула пальцами в пакет с сушками и изящно расколола. В ладони, на четвертинки. Супруг повторил манёвр и нащёлкал целую смуту четвертинок.
— Может ей пошёл бы Scervino?.. А что, она сама по себе складная. И волосы, когда не кудряшками, прилично выглядят. И фигурка... Лоска не хватает даме!
— Ага… А Трёхгорная Мануфактура. Не хочешь?.. Кстати. Я тут заказала фартуки. Брутальный, «в колокольчик». И трёхгорку — сливы с грушами, и астры по краям.
— Дай угадаю! В колокольчик — мне. Астры — отпрыску. Брутальный возьмёшь ты.
Мужчина хмыкнул. И ловко, обучено увернулся от летящей прихватки. Подлил горячего в обе чашки. Метнулся к холодильнику, за вчера только слепленной «картошкой». Поставил блюдо посередь, послал воздушный поцелуй талии жены. И пара осуществила новый завтрачный подход.
— Мне достанутся «сливы». А вы делите, как хотите!
— А что так? В брутальном-то логичнее сидеть в кресле и погонять рабов. «Не так комкуешь пельмень, пирог, «ёжик»… Ровнее, недостойный! Художественнее! Галеры ждут! Неловких, невнимательных, туповатых!..»
— Ужо ты, образ скреативил! Монстр — я какой-то! Да и только… Врёшь, батенька. «Розово-пушные мы!» Да и декорации «нашей сестре» — ни к чему. Я и голубицей могу гонять орды нечестивых. «Мяса, мяса клади! «Человек»! А «девочка» пойдёт на плантации и нарвёт свежей зелени. Свежей! И скажи там «берсерку», чтобы выплюнул последнюю лягушку. Она ему. Не зайдёт!..»
Перебрасываясь подколами и шуточками, они поднялись из-за стола. Стянули ключи с комода. В обнимку пошагали к гаражам. И разъехались. На целый день.
Усадьба опустела. Прислуга убрала в столовой, садовник принялся за поливку и пропол. Жизнь переместилась в многоголосый суетливый город.
Сад шумел и гнул ветви на ветру. Синими бочками покачивали сливины, яблоки в пёстром красно-зелёном обличии грозили внезапным обвалом. Рыжий кот громоздил крупную тушку в гамак. И таки вскочив, зашатался в «колыбели» — дергано и вдохновенно.
Премиальные ноги жали на педали и гнали холёное тело по делам. Коим, конца нет! Умная головка думала о насущном. А не о прекрасном! Командный голос отдавал приказы. А не шептал вечное… Всё лишь для того. Чтобы вечером, под абажуром в столовке. Вдвоём. Снова беззаботно шутить. И перемывать косточки, всем попавшимся на острый зубок. Ибо. Только это — и есть жизнь. Всё прочее — прелюд. Который, конечно, приятен и привычен. Но цимес — не в нём. Не. В нём!..»