.
Говоря о полотне Раффаэллино дель Гарбо, Мадонна с Младенцем и Иосиф с Ангелом, я бы сказал, что это сложная и многоплановая картина, в которую хочется, не только вглядываться, но и вдумываться, хотя, начал бы я, все-таки, с того, что , что бы понять средневековую живопись, нужно понять совершенно разный взгляд на святость, свойственный западному Католичеству и восточному Православию. Католичество и Православие по разному видят святость, и пути приближения к ней. Католичество более гуманистично, Православие человоколюбиво. Гуманизм (в данном случае, религиозный католический гуманизм) был связан с идеей человека, а православное человеколюбие с любовью, с неуловимым началом частицы Духа Святого в личности, и может быть поэтому, Святость Католичества - святость восхождения человека к Господу, а Святость Православия - святость нисхождения Христа к людям, к земле, и к миру. Отсюда - иконопись православия, и почти отсутствие живописи, и, живопись в католичестве, в котором не так развилась иконопись, как жанр символический, аскетический, и минималистский. Я бы , даже, сказал, что святость Католичества проходит через ступень духовного аристократизма, а святость Православия через народность, и его соборный опыт.
Теперь возвратился бы к полотну с Мадонной. На полотне поражает, вначале, точность, свойственная средневековой живописи, (хотя и точность особенная), точность посадки младенца , точность, и иероглифность рук, и даже на первый взгляд кажущаяся отдельность Марии, отрешенно глядящей в сторону, и Младенца с неуловимым движением ввысь, хотя, именно положение рук – все объясняет. На полотне Раффаэлино , руки складываются в послания, и в символы. Например, руки Младенца на груди Марии образуют крест, а сам Младенец словно бы парит, и кажется, глаза его устремлены к Небесному Отцу, к Которому Младенец устремлен, когда как задумчивые глаза Марии обращены к миру, к его будущему , ( не случайно же Святая Дева Мария хранит землю. ) На этом полотне , Мария, кажется, думает о будущем Младенца, и мира, а может быть, и думает уже и о скором бегстве в Египет.
Впрочем, о чем бы не думала Мадонна , это невыразимая тайна.
Оглядывая полотно, еще не вникая в него , вначале видишь, что удивительны не только цвета, но и перспектива. Арки воспринимаются как отдельные миры, или измерения, хотя вся картина, воспринимается как очень целостная, не смотря на ее детальность и продуманность в планах, чем она, пожалуй, и впечатляет, наряду, с цветами, которые кажутся чистыми и прозрачными. Окинув взором, это полотно, поневоле задумываешься о земном пути, о жизни живописца писавшего Мадонну. Способствовал ли большому живописцу успех у публики, какие отношения были у художника с церковью, и встретил ли он свою любовь, или был отшельником?
О судьбе этого живописца известно немногое.
Живописец, названный Вазари Рафаэллино дель Гарбо, работал, по его свидетельству, во Флоренции в начале 16 века, хотя в виду того, что именно к этому периоду , работы принадлежащие его кисти были подписаны разными псевдонимами (Рафаэллино дель Гарбо, Рафаэллино ди Карли, Рафаэллино да Фиренце и Рафаэллино Каппони), долгое время бытовало заблуждение что во Флоренции работало как минимум пять художников под именем Раффаэллино, пока это заблуждение не развеялось.
Интересно, и символично само имя Раффаэллино.
Оно отсылает к имени Рафаэля близостью звучания , и кстати, тоже, не случайно. Что роднит Раффаэллино дель Гарбо, с Рафаелем? Оба были учениками Филиппо, (и Санти Рафаэль, и Раффэллино дель Гарбо), при этом, нужно отметить, лучшими, по крайней мере, Филиппо считал лучшим своим учеником именно Раффаэллино, это первое что нужно отметить. А второе, что следует отметить, работы Рафаэля и Рафаэллино, даже часто путали, в виду тончайшего, и высочайшего мастерства обоих живописцев.
Однако, судьба есть судьба.
Одному из учеников Филиппо , суждено было достигнув зрелости, стать самым знаменитым живописцем, (хотя и мало прожив), говоря о знаменитом Санти Рафаэле, а второму ученику (по имени Раффаэллино) достигнув зрелости, суждено было писать все хуже и хуже, хотя и в поздних его работах, нет, нет, а мелькнет что-то ангельское и небесное. Писал Раффаэллино замечательно лишь в юности, по мере же своего взросления, или, старения, художник писал все хуже и хуже, не гнушаясь при этом и самыми мелкими заказами.
Какие этому служили причины?
Биографы указывают обычно на одну причину. Художника просто заел быт, и погубила его большая многодетная семья, хотя дело как мне кажется состоит и в каком то еще одном странном обстоятельстве или неизвестном происшествии, (им могла быть и несчастная любовь, усталость, или, даже, болезнь, ) благодаря которому , самооценка художника вдруг упала, хотя этому верится с трудом, учитывая что его считали лучшим и признанным мастером своего времени – пока он не стал постепенно всех разочаровывать.
Что именно произошло с живописцем, мы не знаем.
Известно, что художник стал вдруг чуждаться аристократии, предпочитая проводить время с людом победнее, пока не стал сам быстро скатываться в бедность, от которой и умер, в возрасте 57 лет. На его похороны пришло много монахов, и священников, что бы почтить память художника расписывающего, в том , числе и храмы, из чего следует, что с церковью у художника сохранились очень, даже, хорошие отношения. Такова биография этого живописца, вкратце, оставившего миру немало и других прекрасных полотен.
Художник ушел, но осталось тайна его прекрасного.
Почему, средневековая, религиозная живопись, именно прекрасна? Об этом и хочется поговорить, но вначале хочется поговорить о прекрасном. Мне кажется, понятие прекрасного в эпоху средневековья , и в 18, 19 веке (говоря об эпохе просвещения) было очень разным, как разным было и понятие красоты, и ее идеала. Достаточно раскрыть философию просвещения, и лучшего выразителя эпохи просвещения Канта.
Как , например, Кант понимал красоту?
Кант связывал прекрасное со статичным, а возвышенное с динамичным, видя в возвышенном некоторый момент тревоги, неудовольствия, надлома формы (говорящего в пользу этики преодолевающей эстетику) , а в прекрасном видел закон или совершенство формы (в его восприятии на чувственность), связывая прекрасное с игрой рассудка, и чувства, с незаинтересованным удовольствием, и с целесообразностью без цели, с универсальностью без понятия, и правильностью без закона.
Ошибался ли Кант в определении Прекрасного?
Дело конечно не в том, что Кант, будучи очень точным в своей критике способности суждения, ошибался, Кант просто недостаточен, если, конечно говорить об эстетике средневековой живописи, и о прекрасном, в смысле средневековья. Кант писал о прекрасном как универсальном без понятия, когда как Прекрасное скорее уникально.
Это и видишь на примере старых полотен.
Если взглянуть на совершено запредельные религиозные полотна некоторых живописцев, понимаешь, что не только Возвышенное причиняет неудовольствие и боль, (как справедливо заметил Кант) еще большую боль вызывает Прекрасное, особенно если говорить о полотнах 15, 16 века, на которых изображена Дева Мария с Младенцем, Ангелами, или Святыми.
Некоторые из этих полотен совершенно мистичны.
Встречаются совершенно потрясающие, неземные полотна. Это даже не картины, а видения, прорывы в запредельное, говорим ли мы о Мадонне Карло Кривелли, Мадонне Андрео Мантенья, Антонелло да Мессина, или Антонио Пизано. Были и другие живописцы, писавшие Марию. Это и Бернардино деи Конти и братья Виварини, не говоря о совершено мистическим полотне Козимо Тура, или Франческо Фабриано, Руджеро, или Спанзотти.
Всех мастеров даже не перечесть.
Даже заметил, что если долго в эти полотна (с которых глядит Святая Мария, прямо на нас) вглядываться, что-то с тобой начинает происходить, особенно в одиночестве. Тебя начинает до боли пронзать, что -то горнее, райское. Часто я думаю о том, что являет средневековая, библейская живопись? ...В ней есть и скорбь, и в то же время, красота, и порой в скорби ее больше утешения и света чем в чем-то радостном.
Мне кажется, в этой живописи воплощена Любовь.
Мне кажется, эта живопись воплотила самый недосягаемый идеал отношений между людьми. Вот Святая Мадонна глядит на Младенца с неизреченной грустью и любовью, а вот Она просто держит Христа почти без выражения, (человеческого выражения) , отношение ее выражено в другом, в том как Она Христа держит, в легком наклоне головы.
Даже в одеянии, и складках одежды.
Это выражено настолько потрясающе, что не нужно и выражения. Достаточно Ее отрешенности, потому что Она - вся любовь, а Ее отрешенность -материнская включенность. Или, говоря об Ионане Крестителе с другого полотна, в котором изображено одиночество пророка от Господа, переходящее в одиночество для встреченного однажды Христа.
Или, встреча Христа и самаритянки.
Все это напоминание людям, о том, как у них должно быть, это идеал Любви, и не только Любви. Это и идеал отношений, хотя, не в том смысле, что художник это считал идеалом, и выразил. Это идеал свыше, в пробужденном лучом свыше сознании, как и в пробужденном кистью, полотне, пусть, это и невоплотимо на земле. И чем это невоплотимее тем эти Святые живее, и тем больше они грустят о нас, о людях, а мы грустим по ним.
И самой этой грустью и спасаемся.
Пожалуй, только мир средневековой живописи это сразу же и пример отношения, и идеал отношения, и заповедь данная в отношении, и само отношения святых к нам. Достаточно одной фигуры (без фигуры к которой отношение выражается) это уже отношение. Любовь - мир вертикальный, отношения в любви - отношения вертикальные. Но при этом это такая вертикаль, где каждый видит другого выше, или лучше себя.
И это и есть равенство любви.
Даже любовное ложе супругов не горизонталь. Горизонталь это много лежащих людей на пляже, например. Но это, не любовь...Любовь это мир вертикальных отношений, но эта вертикаль противоположна вертикали языческого социума, в которой один выше другого. Отсюда и смысл христианской религии, и идея преображения вертикали Традиции (а на самом деле всего Космоса с его иерархией планов и миров,), иной вертикалью, вертикалью любви, и нисхождением Христа в наш мир, в котором последний станет первым.
Поэтому, вначале было язычество, а затем, неизбежно пришло христианство.
Не пишу уже о том, что многое ты не можешь даже понять, в силу чего-то совершенно инопланетного, или лучше сказать, иномирного. Такое ощущение, что многие эти художники видели за пределами земли, прозревали Космос или видели ангелов. Кстати, ничего подобного не происходит, когда ты глядишь на античную скульптуру Аполлона, или Венеры.
Эти статуи боли не вызывают, на них глядеть пожалуй, можно и подолгу.
На средневековые же полотна трудно глядеть, подолгу, как трудно вынести горний свет зрению обычному , и физическому. При взгляде на эти полотна начинаешь понимать, что Прекрасное приносит боль, особенно в святом измерении, говоря о религиозной, старой, и святой живописи. Мне кажется, нам нужно чаще испытывать эту боль для очищения души.
Для этого и нужны эти святые полотна.
Помню, во времена моей сайгоновской юности, был у многих неформалов ритуал подниматься на башню мистической Ротонды расположенной на Гороховой улице, куда поднимался и я, с девушками, и товарищами по своей «неформальной юности», что бы сверху окинуть взглядом раскинувшийся панорамой Петербург.
И помню, до сих пор эти странные ощущения.
Однако, я даже и близко бы не поставил ощущения от мистической Ротонды, с этими средневековыми святыми полотнами. Глядя на них, мне кажется, что ни один человек не изменит так человека, как одиночество, и ни одна любовь так не изменит человека, как Господь. Поднимаясь на Ротонду, каждый из нас льстил себе, точнее говоря, льстил своему воображению (или, лучше сказать, воображение льстило ему.)
Тебе, просто становилось приятно как посвященному непонятно во что.
Глядя же на эти полотна средневековой живописи с изображением Мадонны и Христа, в одиночестве , у себя дома (листая каталоги, или листая интернет), понимаешь, что ничего подобного не происходит, не возникает ощущения лести. Напротив, первое чувство, которое тебя охватывает - острое чувство твоего несовершенства.
А второе желание – это желание просто молиться.
Даже не будучи большим знатоком живописи, ( о которой я раньше никогда не писал) я высказал лишь свои ощущения главным образом от одной работы художника Раффаэллино дель Гарбо немного рассказав о его судьбе.
Но было много и других художников.
Что еще мне подумалось вдруг, после взгляда на эти полотна? Любить важно, но намного важнее, чем любить, сохранить саму эту способность, не растратить ее. А ради этого больше всех, нужно любить Христа, и Пресвятую Марию.
На этом ощущении я бы и завершил свою статью.
