Найти в Дзене
ВИКТОР КРУШЕЛЬНИЦКИЙ

МОЖНО ЛИ НАЗВАТЬ , ФИЛОСОФА ЛЬВА ШЕСТОВА ВЕРУЮЩИМ

.

Касаясь русских философов Серебряного Века, (подразумевая, конечно же, религиозную философию), интереснее ответить на вопрос был ли Лев Шестов христианином? То есть не ответить, (ответить все равно трудно) а попытаться ответить. То что в Бога Шестов веровал я оставляю без сомнений, (правда, не будучи уверенным, молился ли Шестов, но наверное молился), но каким он был верующим, иудаистом, или христианином? Христианином Лев Шестов не был однозначно, хотя, Христа судя по его высказываниям, и юности в которой он даже посещал монастырь, Лев Шестов любил, правда, вряд ли считая Иисуса сыном Божьим, и вряд ли любя Евангелие, особенно, Четвертое Евангелие от Иоанна, в словах которого Вначале было Слово (Логос), и Слово было Бог, Шестов усматривал эллинизацию и рассудочность чисто эллинского рационального построения, которые Шестов отрицал. Однако, Лев Шестов никогда не отрицал Христа, называя его святым и самым совершенным из людей, намного реже, но тем не менее иногда называя Христа и Богом. Однако, идею искупления Шестов отрицал, видя в этой идее "необходимость" от Бога, которую приписали Богу люди, и которую Шестов ненавидел, как все то что "связывало" Бога хоть какой то, земной, рациональной логикой. Тогда возникает вопрос, был ли Лев Шестов иудаистом? В том то все и дело, что нет.

Лев Шестов даже не знал еврейского языка, цитируя Библию на латыни, и этим поступком приводя Бердяева в бешенство. Лев Шестов искал самого непознаваемого , самого трансцендентного миру Бога, (вне добра и зла) но в итоге лишь психологизировал Бога, приписывая ему чисто человеческое своеволие, и абсолютизировал Абсурд. Бог Шестова, Бог произвола и абсурда, который действует как Он сам пожелает независимо от надежды и веры человека, даже порой независимо от того добр ли он, или нет, праведен, или грешен. По словам одного критика, Шестов хотел верить в Бога на которого нельзя положиться, а сам философ, который признавался что искал Бога сокровенного, не желал знать Бога Иного, Бога не сокровенного, а открывшегося в духовных откровениях пророков, и в Благой , христианской Вести миру. Этой же точки зрения на Льва Шестова придерживался и Бердяев.

В каких же категориях можно обрисовать Бога Шестова?

Сокровенный , и апофатический Бог Шестова близок к Ничто, которое проявляет себя как абсурд в мире, а не как Благодать свыше, и Милость к людям. Лишь в Откровениях пророков Бог являет себя, называя Себя Богом, и даруя язык человеку, на котором Он мог бы быть услышанным. Хотя, пророков Шестов цитировал, и любил все чудеса евангелия - даже не будучи в строгом смысле, верующим христианином. Правда, Лев Шестов любил всех отверженных миром, связывая свою любовь к ним - со своей философией - на пути к Библейскому Гуманизму. Именно эта черта очень роднит философа Льва Шестова - с писателем Достоевским. Достоевского, Лев Шестов, даже критикуя, боготворил, даже простив писателю, его антисемитизм.

Однако, и в любви к Достоевскому, Шестов был одинок.

Что бы продолжить разговор о Льве Шестове, развивая уже начатый анализ, в котором скользнуло понятие Ничто, следует все таки сразу же отметить, что менее всего Льву Шестову была бы близка мысль о Ничто в буддистском или восточно-философском смысле, (интерпретированной впрочем, и Хайдеггером в статье Что такое Метафизика, написанной им под впечатлением общения с Львом Шестовым, произошедшего во встрече в Германии.) Для Льва Шестова понятие Ничто было бы не многим лучше Бога Спинозы в образе безличной Субстанции.

Понятие Бога для Шестова – это понятие бездонной бездны, но не Ничто.

Тем не менее Лев Шестов сам того быть может не понимая, бессознательно если не отождествил, то возвел свое понимание Бога к понятию Ничто, связывая Бога с понятием Абсурда а не Любви, или Милости к миру и людям. Как, или на каком примере, или, может быть, образе, это можно было бы объяснить подробнее и внятнее?

На примере Абсурда.

Как ни странно, более всего Ничто не связанное, ни с любовью, ни с верой, связано тем не менее с Абсурдом. Представим себе вдовца , которому показалась в толпе его жена, и бросаясь к ней, он обнаруживает пустотность своего видения и заблуждения, и на этом месте, падает. Или представим себе, что будучи безработным, вы наконец, устраиваетесь на работу. Вы не только туда устраиваетесь, вы убеждены – что наконец, нашли то что вы искали.

Вам повезло, вы прошли собеседование и конкурс.

Однако, уже, через неделю добросовестного труда, узнаете что вас обманули, а в день зарплаты ваш офис просто закрыли, и начальство как в воздухе растворилось, не оставив вам даже возможности подать в суд на разбогатевших на вас негодяев. Или представьте себе случай, когда накопив какую-то сумму денег, вы ее вдруг теряете – за день до покупки долгожданной для вас вещи . Это и есть проявления Ничто, которое обесценивает все , но никак, разумеется, не Бог.

Именно в таком смысле Ничто связано с Абсурдом.

Именно в этом смысле понятие Ничто не может быть никак связано с понятием Бога, хотя это не значит , что не в воле Бога все кажущееся нам ценным обесценить, и даже лишить нас чего-то ценного, во имя чего- то более ценного, или лучше сказать бесценного. Бесценным же для Льва Шестова является все то что поднимает человека по ту сторону добра и зла – если не унося его к чему то подлинному, то открывая подлинное на пути от добра и зла и связанного с ними Разума. Поэтому, в качестве самой первой яркой книги Шестова предстает его труд под названием Шекспир и его критик Брандес.

Какие поиски эта книга Шестова являла?

Эта книга в которой Лев Шестов выступающий в качестве нравственного адвоката, делает своим подзащитным Макбета. Многие критики ужаснулись тому что Шестов рискнул оправдать все убийства серийного убийцы Макбета. Однако, критики забывают, что оправдывал Шестов не столько убийства Макбета, (которые вряд ли Шестову, чудом спасшемуся от смерти в антисемитском погроме во Львове) были близки. Шестов оправдывает самого Макбета а не его поступки, видя в нем не столько бунтаря против общества, сколько против ненавистного Шестовым нравственного закона .

Если не сам Макбет, то Шекспир против Канта, не меньше.

Довольно смелый шаг от Шестова, правда если не упускать и вечную мысль Шестова о том, что не столько Макбет, сколько нравственный закон является убийцей. Страх смерти в силах предотвратить лишь первое преступление, но не последующие, (тонко замечает Шестов) , поскольку, в конце концов, для убийцы даже Бог не может сделать бывшее небывшим.

Лев Шестов при этом забывает что первым в Рай попал разбойник.

То есть этого он как раз не забывает, восхваляя подпольных героев Достоевского из каторжников, однако, почему то отрицает то что и для раскаявшегося преступника Бог может бывшее сделать небывшим, правда если иметь виду преступления в которых возможно покаяние. Во всяком случае книга его ценна тем, что это первая серьезная книга в которой раскрыта психология серийного убийцы. К сожалению, наши криминологи не читают Шестова, а зря.

Шестов как психолог даже глубже порой Достоевского.

Продолжая разговор о Макбете и серийных убийцах, следует так же заметить, что далеко не всегда жестокие люди совершают серийные убийства. Добрые, сострадательные и чуткие люди, как известно, люди наиболее ранимые, и от самого глубокого сострадания к убийству - чаще всего шаг. Многие осужденные американским правосудием серийные убийцы (среди которых были и женщины) не производили впечатления людей жестоких, ни внешним обликом, ни манерами, ни отношением к людям.

Потому что они в сущности и не так жестоки.

Жестокие люди – скорее не исполнители а заказчики, или преступные бюрократы составляющие преступные приказы. И от обычных серийных убийц их разделяет целая стена, если не пропасть, если конечно не иметь в виду всех серийных убийц. Именно по этой причине и нужна вера даже людям добрым и сострадательным.

Ранимая от Бога душа не должна стать легкой добычей Дьявола.

При этом сразу же следует отметить, что сам то Лев Шестов как раз был и добрым и сострадательным, (в отличие от современных философов традиционализма, касающихся близких Шестову тем) не случайно же Бердяев критикующий Шестова отмечает, что все наиболее эпатажные выпады Шестова - следуют из гуманизма и сострадания Шестова всем униженным и оскорбленным, скорбящим и выброшенным за край...

Их то, Шестов и понимал, и оправдывал, и любил.

В конце концов его абсурдизм и крайности - протест любящей и сострадательной души, а не протест - бунтовщика против всего разумного и логичного, что его и отличало, скажем, от постструктуралистов послевоенной Франции. Наличие сострадания несчастным, (наличие скорее сердечное чем философское), отличает Шестова и от Ницше даже в самых эпатажных его книгах. Шестов "потряситель" души, а не возмутитель морали.

И все таки, Лев Шестов не открыл главного в Боге, не открыл Любви.

Выступая в качестве представителя философии беспочвенности, Шестов рвет с традицией и чисто иудаистической мысли, связанной как раз с землей, землей обетованной, землей обретенного Израиля, что его не только выделяет из еврейской среды, но и отличает от Бубера, с которым Лев Шестов поддерживал связь, и который влиял на Шестова. Хотя, и Шестов влиял на Бубера.

Эти два философа любили друг друга.

Но Бубер любил землю, а Шестов, нет. Отсутствие земли под ногами, лишает философию Шестова и этики в понимании Достоевского, которого Лев Шестов, так ценил. Шестов далек от мысли, что земля может наставить и родина есть образ земного Рая, являющаяся отражением рая Господнего, как считал Достоевский. Лев Шестов не мог отделить чувство земли от понятия мирского, (понятия мирского бытия), будучи слишком человеком культуры.

На уровне бытия Бог конечно раскрывается только как страх.

Ты занимаешься всякой ерундой, и вдруг приходит мысль о Боге как молния, которая может испепелить весь мир. Но в одиночестве, Бог открывается не как молния а как духовное солнце Милости Господней с лучами Благодати. Одиночество неотмирно, оно вырывает тебя от мира. А нет мира., нет и греха, нет и прошлого.

Прошлое которое вошло в измерении вечного - уже настоящее.

Остается как прошлое лишь то что отсеклось от него, потому и говорится в Библии , что Бог может бывшее сделать небывшим. Может быть в таком направлении и двигалась мысль Шестова, предугадавшего очень важное и даже самое важное в истории грехопадения, а именно подмену веры в Бога разумом от Змея.

Однако, отрицание разума без Любви – лишь философия абсурда а не веры.

Бог открывается в одиночестве как любовь, а на уровне бытия лишь как страх (праведный, или не очень), таков мой опыт веры. В каком то возрастании одиночества, люди вдруг вспоминают такие минуты детства, которые они не помнили, и не вспомнили бы никогда.

И тогда нас и пронзает любовь.

Она связано с сожалением о себе, которое глубже раскаянья, касаясь того что глубже греха. Это любовь от которой хочется умереть. Не нужно свою жизнь превращать в пустыню, однако, лишь в пустыне одиночества расцветает Райский Сад...

Шестова сравнивают с Ницше и с Кьеркегором.

На самом деле, когда сравнивают Шестова с Кьеркегором, или даже с Ницше, упускают одну важную деталь, именно ее почему то не принимая во внимание. Хотя, деталь эта очень я бы сказал сильная...Все дело в том, что Шестов ничего не писал о любви ( касаясь отношений мужчины и женщины, конечно), в отличие от других двух философов, хотя и был женат, и даже был женат если не счастливо, то во всяком случае благополучно.

Например, Кьеркегор постоянно писал о любви, как писал о любви и Ницше.

А Шестов коснулся мельком мысли о любви в статье о Кьеркегоре (упоминая его Регину), и когда обронил, что какая же глупость считать, что в безнадежной внутренней ситуации мужчины его спасет женщина, имея в виду что спасти его может только Бог.

Удивительно прозорливые слова между прочим.

На самом деле, и Хайдеггер не писал о любви. Но для Хайдеггера это минус. Если любил свою Анну Харендт, так и не поленился бы написал хоть пару страниц о любви, если ты такой большой философ. Ну отказался писать этику, хорошо. Простим. Но можно же было написать и о любви. Так нет, же речь даже в его поздних статьях, о бытии, о вещах, о языке, только не о любви.

Даже Кант писал о любви, не упоминая конечно и Гегеля и Маркса.

Однако, для Шестова это как раз не минус, это плюс. Праведного Льва Шестова ничего больше не волновало кроме религии, и Бога. На самом деле, Шестов пишет интересно о любви Кьеркегора, (о его Регине), хотя его мысль сводится к его излюбленной схеме, что Регину, которую от Кьеркегора отнял разум, змей и Гегель, (почему то) Кьеркегору, может вернуть лишь Бог. Только во власти Бога это сделать, и больше никому.

И потому Кьеркегор так и верует...

По очень остроумной (но опять же глубокой!) мысли Кьеркегора Бог есть для того, что бы, Иову вернуть погибших детей, Ницше - здоровье, а Кьеркегору его Регину. Наконец, как пишет Кьеркегор Бог нужен для того что бы подпольный человек из романа Достоевского пил свой чай.
Кьеркегор, о котором Шестов, потерявший сына узнал лишь в 20е годы, и который не влиял на него, близок Шестову темой утраты Регины . Бог есть возращение детей Иову, пишет Шестов, Исаака - Аврааму, Регины - Кьеркегору.

Тема подобного возращения - становится главной темой всего позднего Шестова.

Верил ли Шестов при этом что такое возвращение возможно лишь в Раю, остается под вопросом. Шестов с одной стороны относящийся к идее иных миров отрицательно, с другой стороны любящий как раз все "экстатическое" у Плотина, (касающееся иных миров) которого он с восторгом цитирует, остается непонятным в решении этого вопроса.

Люблю ли я Льва Шестова, как писателя и богослова?

Да, люблю, даже ни то что бы люблю, это один из философов, которого я, обожаю, можно сказать, от раннего до позднего, даже критикуя его, и не соглашаясь с ним в некоторых чертах, как не соглашаясь с ним и в нападках на христианство (хотя, Шестов больше нападал на философию, чем на христианство.) Однако, и мое несогласие уже вторично.

Не случайно же его называли человеком беспросветного ума, так оно и есть.

Шестов не столько даже философичный, сколько просто именно очень умный как человек, глубокий как личность. Большой ум это редкость и среди философов... Еще большая редкость, что будучи очень умным, он был человеком большого сердца, поразительным психологом.

Наверное, психологом он и был от философии.

Но за то, каким психологом. Помню даже в день знакомства с Еленой Шварц, мы сидели за чашкой чая и перебирали всех авторов, в поэзии, затем перешли на русскую философию...И какая была радость, когда выяснилось что и у Елены Шварц любимый философ Лев Шестов. Это была двусторонняя радость, поскольку и Лену это обрадовало не менее. У нее даже висели портреты Льва Шестова. На самом деле, Лев Шестов был тайным, скрытным человеком.

О нем как человеке почти ничего не известно.

Это редкий философ у которого неинтересна переписка с кем либо, (может быть кроме как с Бубером, и с Цветаевой.) Вся переписка Шестова бытовая, только быт...Многие критики даже поражались какой "мещанский" характер несли его письма о быте, о еде, и хлебе насущном в противоположность его глубокой религиозной философии, которую он исповедывал в своих книгах. Однако, дело в том, что Лев Шестов был просто одинок, и привык поверять свои мысли лишь Богу, и этим Л. Шестов, как раз, и интересен.

Все таки я бы назвал и Бубера и Шестова библейскими романтиками...

Для меня они не религиозные экзистенциалисты. Религиозная экзистенциалистка это Симона Вейль. Очень хороший автор, но ее потому и читать тяжело, что это уже такой "религиозный экзистенциализм". А Бубер и Шестов библейские романтики, после них хочется любить, хочется еще больше веровать и в Бога и в самое невозможное...

Или увидеть чудо, которое мы не замечаем.

Про Льва Шестова как и про Кафку можно сказать, что мир его текстов, обзоров, и эссе очень плотен, что затрудняет его интерпретацию. Его чем легче понять, тем труднее интерпретировать, и наоборот. Шестова интересно читать потоком его книг, не разбирая его на цитаты, и отрывки, в нем все музыка - его сознания и прозрений.

Его не особенно и поцитируешь, замечал.

Вот Кьеркегор другой случай, из него можно соткать ковер, выстланный цитатами, повесив его на стену, что бы в те или иные минуты - возвращаться к любимому философу. То же самое, (наверное) говоря и о Якоби, или о Ницше.

А у Шестова можно почитать страниц десять его Афин и Иерусалима, и дальше не читать.

А скажем, уснуть например, или выйти во двор, и все десять страниц останутся в твоем сознании. У него в его книгах все разное (разноплановое) сплетено, и все его книги какое- то личное повествование. В нем история, в нем библейский сюжет души, сюжет веры.

Хотя, и не всегда легко библейский сюжет его веры - разгадать.