— Мы больше не можем прятаться друг от друга, — начал разговор Филипп, — не можем притворяться, что все нормально. Это не так. Ты и сама все знаешь. Что я говорю, — он махнул рукой, но девушка перебила его.
— Неприятный разговор, — добавила она, как бы подбадривая его продолжить.
— Да, но то, что мне удалось понять за последние три дня, гораздо хуже одного маленького неприятного разговора. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее в никуда. Что с нами стало, Лю? — он остановился и посмотрел ей в глаза.
Впервые за долгое время взгляд его сосредоточился на лице. Тонкой сетью морщинки пролегли под глазами, над верхней губой едва заметный пушок, скулы острые, точно скалистое побережье.
— Как давно мы не говорили с тобой, — неожиданно Филипп озвучил свои мысли вслух. — Кажется, прошла целая вечность с того времени, как мы гуляли вдвоем по Карловому мосту. Помнишь, как ты кружилась под дождем, и музыка танцевала рядом с тобой?
— И нам, — добавила Люция, — не до кого не было дела, — и улыбнулась. Казалось, воспоминание было так глубоко в памяти, что она удивилась тому, как живо все предстало перед глазами.
— Да. А потом черничное мороженое осталось на моей белой рубашке.
— Мы не смогли отстирать ее, как не терли хозяйственным мылом.
— Краска, наверное, въелась или вода была холодная, — предположил Филипп.
—Что ты рассказал тогда на работе?
— На меня напала девушка-туристка с мороженным. И я был вынужден защищаться, и пожертвовал своей рубашкой.
— Ага, — Люция снова улыбнулась и посмотрела на мужа, ей виделся тот молодой юноша, с которым она познакомилась десять лет назад, — а потом просидел на работе в застегнутом на все пуговицы пиджаке целый день, потому что дресс-код.
Филипп улыбнулся и рукой остановил ее. Они ушли достаточно далеко от машины, и их разговор слышал лишь встречный ветер.
— Когда все изменилось? — спросил он, не выпуская ее руки из своих теплых ладоней..
— Я не знаю, — потупив взгляд в серый асфальт, произнесла девушка.
— Лю, ты знаешь. Если не сейчас, то когда? Жизнь не предупреждает заранее, когда отбирает ключи. В один прекрасный день, она выкинет их в почтовый ящик, и ты ни о чем не узнаешь. Скажи мне. Всему должна быть причина.
— Ладно, — Люция остановилась, и взгляд ее потускнел. Она оглядела мужа с головы до ног и негромко произнесла, — все изменилось, когда я забеременела.
— Нет, тогда все было по-прежнему. Должно быть что-то другое.
— Помнишь, когда ты сказал выбирать.
— Ты о чем?
— О выборе между музыкой и семьей.
Филипп нахмурился, стараясь припомнить то, о чем сейчас говорила его жена.
— Ты что не помнишь? Не помнишь, как заставил меня выбирать? Как я плакала. Как пообещала отказаться от скрипки ради дочери.
— Лю, ты что такое говоришь? — он насторожился.
— Ты издеваешься? Ты поставил мне ультиматум. Я не могла сопротивляться тебе. Я была, была беременна, — внезапно она услышала себя со стороны. Ее нутро не просто вопрошало, оно разрывалось на части. Будто все это было не десять лет назад, а проходило прямо сейчас. Сцены проплывали перед глазами, точно облака над ними. Сердце болело, а живот сжимало, как тогда.
Заметив то, что с ней что-то не в порядке, Филипп предложил присесть. Они спустились с дороги, дошли до полоски леса и уселись прямо на траву.
— Я помню, что у нас был разговор, я рассказывал тебе о своем брате Кристофе, — издалека начал он, — но я не помню, чтобы запрещал тебе играть.
— Нет, но ты выразился достаточно прямо, что я должна выбрать между ребенком и скрипкой. И я выбрала дочь.
— Если для тебя это было так важно, почему ты согласилась на выбор?
Вопрос застал ее врасплох. Руки похолодели, она поежилась, потерла плечи и отчетливо произнесла вслух все свои страхи, тихо, точно пугливый ветер над ними:
— Я боялась. Боялась идущих перемен. И думала, что не справлюсь в одиночку. Родители никогда бы не одобрили моего решения и не приняли меня. Я стояла на перепутье между прошлым и будущем и боялась сделать шаг. Потому что один лишь шаг зачастую меняет все, что было и что могло быть. Понимаешь? — она оторвала взгляд от травинок под ногами и посмотрела ему прямо в глаза.
— Знаешь, что я помню. Я помню, как ты сказала, что больше не станешь играть, что для тебя семья важнее всего на свете. И я помню, что на следующий вечер ты куда-то убрала скрипку. Когда я спросил об этом, ты замешкалась, а потом ответила, что ее больше нет. Но сейчас я понимаю, ты ее спрятала в нежилой комнате. И разбирала ты ее сама, не разрешала мне ничего делать. А ведь я хотел помочь, у тебя тогда уже образовывался живот, и мне было трудно находиться в стороне. Но ты берегла свою тайну.
— Берегла, — тихо сказала Люция. — А дочь все равно ее нашла.
— Знаешь, говорят, что дети даются нам для того, чтобы мы могли лучше познать себя.
— Так странно, — девушка выдержала небольшую паузу, — слышать подобные слова от тебя.
— Лю, я думаю, наше время прошло.
— Что ты имеешь ввиду?
— Мы должны развестись. Ты никогда не простишь мне того, что я сделал. А я не смогу забыть то, что видел. Ничто не длиться вечно. Думаю, пришло время поговорить о будущем.
— О каком? — неожиданно она взорвалась. — О каком, к черту, будущем? Ты решил развестись. Бросить нас после всего что было. Я всегда знала, что на тебя нельзя рассчитывать. Что ты за человек такой! — она резко встала с травы и быстрыми шагами направилась к шоссе, по которому неслись машины.
— Лю, подожди, подожди, — он нагнал ее возле дороги и обнял.
— Пусти меня, — она попыталась вырваться из его рук.
— Ты не так поняла. Да, дай ты мне сказать. Наш брак пошел крахом и это факт. Но будущее нашей девочки зависит сейчас от нас. Неужели ты не понимаешь. Неужели не хочешь, чтобы она была счастливей своих родителей. И я не собираюсь вас бросать.
— А что, что ты собираешься?
— Начать новую жизнь.
20.2#Praga_book (Прага)
Продолжение следует в новой статье. Подписывайтесь на канал, чтобы быть в курсе событий.
Читать все главы сначала по ссылке.