«Мама мия! Зовите геронтолога…» — тётка покислела густо накрашенным лицом. Брови чернёные, ресницы в синь, карминовые губы. И очень утоптанный слой тональника. Стряхнула в пепельницу-вазон сизый столбик, затянулась снова и добавила: «Нет, ну я слышала, что она охряла и посыпалась. Но чтобы так!.. Неожиданно. И, похоже, меняет сюжет».
Стоящая рядом, выкинула окурок. Смахнула пепел с ладоней. И вгляделась. На краю зала стояла женщина. Пока в одиночестве, но к ней спешил хозяин вечеринки. С распростёртыми объятиями и улыбкой на физиономии. Он даже что-то кричал ей — «…добралась?.. холодно… как дома!..» Находящиеся в огромном помещении люди и даже те, что до этого были на улице. Принялись слаженно подтягивать ряды к пришедшей. Не оттого, что им было приятно это делать — оттого, что боялись пропустить что-то важное. Они подталкивали друг друга в нарядные спины, отодвигали плечами и «пжлст, в сторону» — руками. Высматривали — через уши, горбы и свежезалаченные причёски — подробности. Которые уже происходили. Без них! И допридумывали диалог.
«Слушай. Ну он любит её. «Зла-козла» — как известно. И она хотя бы порядочная и интеллигентная. Ну, так кажется. По крайнем мере. Утри слёзы и слюни — и забудь! Он — при надёжных руках! Дрессирован и стреножен — по полной. Хотя. И меня подчас подмывает пристроиться. Ведь смотрел же он и на меня. Благосклонно. Чем чёрт. Или как там, у вас говорят?» — подруга одёрнула юбку и поцокала до кучи. Поучаствовать.
Народ отмаршировал заданные вектора и вышел на точки. Скорее, на точку. Ибо, всё стянулось к пятачку малому и неслучайному. Гостья уже присела за столик, гарсон налил в два фужера шампанского. И подоспевший кавалер — скоро обняв за правую лопатку и скользнув сухими губами по щеке — уселся рядом. Они наклонились к центру столешницы и защебетали. Никто — даже самые наглые и прожжёные, что приблизились на расстояние взрывной волны. И могли пострадать — «от гнева господского,.. зело сплетен не любит». Ничего услышать не смогли. Сколь не напрягали, данные матерь-природой, способности. А способностей было не мало. И именно для такого дела. Да и оттачивала их явившаяся публика, почитай лет пятнадцать. Стаж…
Парочка осушила бутыль, повеселела ещё более. Взбодрилась и посвежела, фрагментарно. А люд всё толпился и ходил волнами. Координат не менял, но размах диспозиции обозначивал вольно. Три на два. Станешь «стоунхеджем» выситься — засекут. И высекут! И, того самого — уволить могут. Повод босс найдёт! Предприимчив. А уж как деловит — слов нет! Талантов — не счесть. «Круто скрыто!» Крутых, скрытых — особенно. Потому и — что ждать «не знам».
А место «пирожковое», не то что «хлебное». Да и зол он бывает — либо от разгильдяйств, что на бизнесе отражаются. Либо, от длинных носов. Кои, во все неуместные щели лезут. Причём, «от носов» — зольче! Потому, отчаявшись втереться в приватные беседы, граждане отдыхающие стали расползаться. И спустя минут двадцать, поле вновь окрасилось рассредоточившимися игроками. Две подруги пооколачивались ещё минуты три и тоже ушли на другой кордон. К ним, у героя-любовника были особые претензии. Чё лишний раз глаза мозолить!
У павильона тормознуло такси. Из него — незамеченной и невстреченной — вышла особа. Оглядела местность, фыркнула, усмехнулась. И заторопилась в сторону запасного входа. Миновав разветвлённую сеть коридоров, лестниц, кладовок, душевых, комнат отдыха. Достигла кабинета — «директор». Тихо открыла дверь и скользнула внутрь.
«Думаешь любит? И что — такое можно любить? Про «надёжные» ещё посмотрим! Да и дрессура — никогда лишней не бывает. Шелковее будет. Как считаешь, долго можно терпеть старые груди и ляжки? А обвислые щёки? А зад, который чиркает по полу? Можем забить — этот вечер у них последний. Прощальный, как говорится! Ставлю свою горжетку из норки. А с тебя — набор разводных. Ну тот, финский», — «карминовая» едко прищурилась. Ибо, в этот миг что-то вспыхнуло и полетело искристыми кругами у двери, на кухню. По головам с крещендо и арпеджио прошелестело: «Приехала…» Но каждый остался на своём месте. Даже фигурами разворачивались медленно. Степенно.
Хозяин уже скоро шёл по образовавшемуся проходу. Подхватил нечто юное под локоть и увёл в свой «альков». Край праздничной залы, оформленный —как места для vip-ов. С удобными диванами, журнальными столиками, барной стойкой и даже парчовой занавесью.
«А эт кто?» — впервые, за уже полуторачасовой банкет, удивилась бровастая, — «мы такое не заказывали…» Третий бокал «шеридана» сделал своё дело. Бдительность и настороженность перетекли в берлоговую нахрапистость. Это когда вся решительность — размером с полшага, сделанного в голове. Мимо пронёсся знакомый официант. В аккурат, к ложам. На подносе графинчик, рыбка, лимончик, миска с оливками, рюмки, салфетки, зажигалка. И на обратном пути его заловили и запытали.
— Кто приехал? Незнакомое что-то.
— Хозяина жена. Шефа нашего. Как говорят.
— Да ты бредишь. Вон, хозяина жена. Как на стул возле окон упала высохшим задом, так и приросла. «Старость — не в радость!»
— Там другого шефа жена. Как говорят. Пардон! Мне некогда. Отстаньте, пожалуйста. Моё дело маленькое. Я тут — в аренде. Историй ваших не в курсе.
Парчу — синее с золотыми лилиями — задвинули поглуше. Музыканты — «живые» и интересные — заиграли музыку 50-тых. Участники долгожданного мероприятия скинули пиджаки и манто и выпорхнули танцевать!..
На ступенях крыльца головного корпуса сидела «спец по разводным». Ковырялась в куске баварского пирога. И размышляла сама с собой.
«Если у окна не его жена. То почему она старая? А если его — почему он ушёл и не махнул ей рукой?.. Теперь так. Если та профурсетка — его жена. То почему не старая? И зачем он ту целовал в щёку?.. А вот так! Если зараза эта, из кухни — никто ему. То зачем он с ней пьёт ликёр. Закусывает сёмгой. А главное, задёрнулся шторой!.. Едри ё мать! На кой я вообще связалась с ним! Кто мне скажет?.. И позовите мне. Геронтолога...»